Ну, что ж, подумал Сулла, пусть он – новый человек, пусть даже он больше италиец, чем римлянин. Но он знает, как себя вести. Ни Фабий, ни Эмилий не справились бы с этой ролью лучше него. Не было необходимости одаривать клиентов, и даже если они очень просили об этом, патрон вправе был им отказать, но по виду тех, кто ждал своей очереди, когда Марий передвигался от человека к человеку, Сулла понял, что Марий сделал эти подарки традицией – впрочем, напоминая, что обуреваемый жадностью – да будет проклят.
– Луций Корнелий, твое место не здесь! – сказал Марий, дойдя до угла, где стоял Сулла. – Иди в мой кабинет, садись и устраивайся поудобней. Я скоро приду, и мы поговорим.
– Нет, нет, Гай Марий, – запротестовал Сулла, сдержанно улыбаясь. – Я здесь для того, чтобы предложить тебе свои услуги в качестве квестора и с удовольствием жду своей очереди.
– В таком случае ты можешь ждать своей очереди в моем кабинете. Если хочешь работать, как и подобает моему квестору – посмотри, как я веду дела, – сказал Марий и, положив руку на плечо Суллы, провел его в таблинум.
За каких-нибудь три часа с толпой клиентов было покончено. Марий был внимателен, но скор. Одни явились с просьбой о вспомоществовании. Других интересовала перспектива проворачивать дела в Нумидии, когда она будет вновь открыта для римлян и италийцев. За это от таких требовалось одно, а именно – быть готовыми сделать в любой момент все, чего ни пожелает патрон.
– Гай Марий, – сказал Сулла, когда дом покинул последний клиент. – Ты же знаешь, что Квинту Цецилию Метеллу позволят заправлять Африкой еще год. Как же ты рассчитываешь помочь своим клиентам в их делах.
Марий, казалось, задумался.
– Да, это верно. Цецилий Метелл в самом деле намерен оставаться в Африке еще год… Как же быть?
Вопрос был явно риторический, и Сулла даже не пытался ответить на него. Ему просто интересно было понаблюдать за ходом мысли Мария. Ведь стал же тот консулом!..
– Что ж, Луций Корнелий, я думал над этим. И не считаю проблему неразрешимой.
– Но ведь Сенат никогда не пойдет на то, чтобы назначить тебя на место Квинта Цецилия, – осмелился сказать Сулла. – Я еще не слишком хорошо разбираюсь в тонкостях интриг в Сенате, но уже заметил, что ты непопулярен среди сенаторов. И еще как! Вряд ли ты сможешь перебороть их антипатию…
– Это верно, – сказал Марий, все еще мягко улыбаясь. – Я – италиец, в котором нет ничего греческого. Цитируя Метелла, которого, к твоему сведению, всегда называл Свинячим Пятачком, италиец же недостоин быть консулом. Не говоря уж о том, что мне пятьдесят – тот возраст, когда человека считают неспособным занимать значительные военные должности. Все – против меня. Но ведь и прежде все было против, как тебе известно. И все же – вот он я, консул, пусть даже в пятьдесят! Немного загадочно, правда Луций Корнелий?
Марий подался вперед и сложил свои прекрасные руки на своей знаменитой столешнице зеленого камня.
– Луций Корнелий, много лет назад я обнаружил, что есть много способов добиться одной и той же цели. Всякий по-своему хорош. Понимаешь, когда человек ждет своей очереди, у него хватает времени наблюдать, оценивать, сопоставлять. Я никогда не был великим знатоком права нашей неписаной Конституции. В то время как Метелл Свинячий Пятачок таскался по судам за Кассием Равиллой. Это я умею лучше многих. А вот о законах я и сейчас знаю меньше Метелла. Зато взгляд мой свежее – я же выдрессирован так, чтобы думать, что положено. Поэтому-то я в конце концов и вышибу Метелла из седла и сам займу его место.
– Верю. Но как!
– Они все – дурни. Да-да! Поскольку, как правило, Сенат всегда раздавал губернаторские места, никому и в голову не приходило спросить: а законны ли постановления Сената? И ведь все об этом знают – но им не пошел впрок урок, что пытались им преподать братья Гракхи. Сила Сената в силе традиции, в силе нашей привычки повиноваться воле избранных мужей. Но не в законах! Сегодня, Луций Корнелий, так эти законы устанавливает Плебейское собрание. Власть в Плебейском собрании – вот что меня привлекает. Там я и опрокину Метелла.
Сулла сидел притихший, полный благоговения и немного напуганный. Мудрость ли Мария вызывала в нем трепет? Нет, не она – а новое для Суллы ощущение посвященности. С чего Марий взял, что Сулле можно довериться? Не та у Суллы была репутация. А Марий, должно быть, тщательно изучил его биографию. И тем не менее раскрывал все свои намерения! И при этом доверял своему новому квестору так, словно тот доверие уже заслужил.
– Гай Марий, – вынужден был сказать он, – а что, если после того, как я в это утро уйду от тебя, я заверну по пути в дом какого-нибудь Цецилия Метелла и все перескажу ему?
– Все может быть, Луций Корнелий, – сказал Марий, нисколько не обескураженный.
– Тогда почему ты посвящаешь меня во все это?
– Потому что считаю тебя человеком умным. Умный сам своим умом дойдет, что совсем не умно вступать в союз с каким-нибудь Цецилием Метеллом, когда сам Гай Марий предлагает несколько лет интересной и прибыльной работы. – Он сделал большую паузу. – Ну, хорошо сказал?
Сулла засмеялся:
– Я не выдам твоих секретов, Гай Марий.
– Я знаю.
– И все-таки, знай: я ценю твое доверие.
– Мы – свояки, Луций Корнелий. Мы связаны друг с другом, и не только из-за Юлия Цезаря. Видишь ли, у нас есть нечто общее. Судьба.
– Да! Судьба.
– Судьба – это знак, Луций Корнелий. Когда тебе сопутствует удача – значит, боги любят тебя. Когда тебе везет – значит, ты в числе их избранников. Я – избранник богов. И выбрал тебя, ибо думаю, что ты – тоже. Мы нужны Риму, Луций Корнелий. Мы оба сделаем в Риме карьеру.
– Я тоже в это верю.
– Вот и хорошо. Через месяц будет новое собрание плебейских трибунов. Как только оно начнется, я предприму шаг в отношении Африки.
– Собираешься протащить закон, аннулирующий постановление, которым Сенат продлил полномочия Свинячего Пятачка в Африке еще на год, – понял Сулла.
– Да, именно так.
– Получится ли? – спросил Сулла, хотя сам начинал ощущать, что умный, не закоснелый человек из новых способен перевернуть всю систему вверх дном.
– Нигде не сказано, что этого нельзя сделать. Так почему не попробовать? У меня есть жгучее желание кастрировать Сенат. Самый эффективный способ сделать это – подорвать его традиционную власть. Как? Через законодательный акт, утверждающий отсутствие у него такой власти. Надо создать прецедент.
– Зачем тебе понадобилось брать в свои руки командование в Африке? Германцы дошли до Тулузы, а германцы куда опаснее Югурты. Кто-то должен отправиться на Гавл, чтобы иметь с ними дело. И я бы предпочел, чтобы это был ты, а не Луций Кассий.
– Не выйдет, – категорически возразил Марий. – Наш достопочтенный коллега Луций Кассий – старший консул. В Галльской войне хочет командовать он. Война против Югурты необходима мне как политическое оружие. Я взялся представлять интересы всадников и в Африканской провинции, и в Нумидии. Значит, я должен быть в Африке в конце войны, чтобы удостовериться, что мои клиенты получили все, что им обещано. В Нумидии нас ждут не только обширные земли, где можно выращивать пшеницу. Там были недавно обнаружены и месторождения первоклассного мрамора и меди. Вдобавок, Нумидия – кладезь редких драгоценных камней и золота. А с тех пор, как Югурта стал царем, Рим ничего из этого не получает.
– Итак, Африка. Чем я тут могу тебе помочь?
– Учись, Луций Корнелий, учись! Мне понадобятся люди не просто преданные, но и такие, чтобы действовать могли по собственной инициативе, хотя и не вопреки моим замыслам. Люди, которые умеют то, чего я и сам не умею. Меня не волнует, что придется делить почести. Почестей хватает на всех, когда дела идут, как надо. А у наших легионов будет шанс показать, на что они способны.
– Но у меня совсем нет опыта.
– Знаю. Но – я тебе уже говорил – в тебе, по-моему, есть большие задатки. Будь рядом со мной, будь предан мне и трудись неустанно – а я позабочусь, чтобы ты смог проявить себя. Начинаешь ты поздно – как и я. Но учиться никогда не поздно. Видишь – я стал консулом, хоть и на восемь лет позже, чем мог бы по возрасту. Ты же попал, наконец, в Сенат – и тоже позже на три года. Подобно мне, ты собираешься приналечь на военную службу, чтобы взойти наверх. Я помогу тебе, чем смогу. В обмен ожидаю помощи от тебя.
– Ну, что ж… – Сулла откашлялся. – Я благодарен.
– Не за что. Если бы я не думал, что ты будешь полезен, Луций Корнелий, ты бы сейчас здесь не сидел, – Марий протянул ему руку. – Давай договоримся, что ни о какой благодарности между нами не будет и речи! Только преданность и солдатское братство.
Гай Марий подкупил одного из плебейских трибунов и при этом сделал верный выбор. Ибо Тит Манлий Манцин желал навредить патрицианской семье Манлиев, членом которой не был. Постепенно его ненависть к Манлиям распространилась и на все порфирородные семейки, включая и Цецилиев Метеллов. Поэтому он с чистой совестью принял от Гая Мария деньги и теперь предвкушал исполнение своих замыслов.
Десять новых плебейских трибунов вступили в должность на третий день перед идами декабря, и Тит Манлий Манцин не терял времени. В тот же день он представил в Плебейском собрании законопроект о снятии с Квинта Цецилия Метелла обязанностей командующего в Африке и возложении их на Гая Мария.
– Народ – правитель! – кричал Манцин, выступая перед толпой. – Сенат – слуга народа, а не повелитель! Если Сенат выполняет свои обязанности с должным уважением к римскому народу, тогда, конечно, ему должно быть позволено продолжать в том же духе. Но если Сенат защищает своих членов, жертвуя интересами народа, этому должен быть положен конец. Квинт Цецилий Метелл доказал свою полную неспособность командовать. Его успехи ничтожны. Почему же Сенат продлил его полномочия на будущий год? Потому что Сенат, как обычно, защищает своих членов! В лице Гая Мария, законно избранного на наступающий год консулом, народ Рима имеет достойного лидера. Но по мнению тех, кто заправляет в Сенате, имя Гая Мария недостаточно внушительно звучит! Слушайте, римляне! Гай Марий для Сената – всего лишь новый человек, выскочка, никто! Ведь он не патриций!