Амстердам: Наша находка действительно подтверждает теории Айвори, но, по моему мнению, его лучше к этому делу не подключать. Едва речь заходит о той теме, которую мы сегодня обсуждаем, он становится непредсказуем.
Лондон: Итак, существует второй предмет, идентичный тому, которым мы располагаем?
Афины: Форма у него другая, но совершенно очевидно, что оба имеют одно и то же происхождение. То, что произошло вчера вечером, конечно, весьма огорчительно, однако нам удалось получить неопровержимое доказательство. Нам стали известны некоторые свойства предмета, о которых мы и не подозревали. Один из наших коллег видел все своими глазами.
Рим: Тот, кому расквасили физиономию?
Амстердам: Он самый.
Париж: Как вы думаете, существуют ли другие подобные предметы?
Амстердам: Айвори в этом глубоко убежден, но правда в том, что нам ничего об этом не известно. Сейчас наша главная забота – получить тот предмет, о котором мы уже знаем, который уже найден, а не думать о том, существуют ли еще и другие.
Бостон: Вы уверены? Как вы помните, мы когда-то не прислушались к предупреждениям Айвори и совершили ошибку. Конечно, хорошо бы выделить необходимые средства и подключить людей к поискам второго предмета, однако я хотел бы знать, во что мы ввязались. Боюсь, что пройдет еще тридцать лет, а мы все так же будем топтаться на месте!
Амстердам: Нынешняя находка – чистая случайность.
Берлин: Это лишь доказывает, что могут случиться и другие.
Мадрид: Поразмыслив, я пришел к выводу, что не в наших интересах предпринимать активные действия. Ваша первая попытка, Амстердам, потерпела крах, вторая, окажись она снова неудачной, неминуемо привлечет внимание. И еще: у нас нет доказательств того, что владелец или владелица предмета догадывается, что он собой представляет. Впрочем, касательно этого у нас самих нет полной уверенности. Не станем раздувать огонь, который потом не сумеем потушить!
Стамбул: Мадрид и Амстердам придерживаются диаметрально противоположных позиций. Я принимаю сторону Мадрида и предлагаю вам хотя бы в ближайшее время ничего не предпринимать, только наблюдать. Мы снова соберемся вместе, если ситуация начнет меняться.
Париж: Присоединяюсь к мнению Мадрида.
Амстердам: Вы совершаете ошибку. Если бы у нас в руках оказались оба предмета, мы, возможно, узнали бы о них больше.
Нью-Дели: Вот в том-то и дело, Амстердам, что мы не хотим знать о них больше, и если мы в чем-либо были единодушны все эти тридцать лет, так именно в этом.
Каир: Нью-Дели совершенно прав.
Лондон: Мы должны забрать предмет у владельца и немедленно закрыть это дело.
Амстердам: Лондон прав. Сейчас предмет находится у космолога с мировым именем, который получил его от молодой женщины, известного археолога. Как вы думаете, много ли им понадобится времени на то, чтобы понять природу попавшего к ним в руки предмета, учитывая, что они профессионалы высочайшего уровня?
Токио: Разумеется, при условии, что они займутся исследованиями вместе. Они общаются друг с другом?
Амстердам: В данный момент нет.
Тель-Авив: В таком случае я согласен с Каиром.
Берлин: Я того же мнения, что и вы, Тель-Авив.
Токио: Я тоже.
Афины: Значит, вы хотите предоставить им свободу действий?
Бостон: Точнее – свободу под нашим присмотром.
Поскольку этот вопрос был единственным в повестке дня, сеанс связи завершился. Вакерс выключил экран, пребывая в крайне мрачном настроении. Совещание закончилось совсем не так, как он хотел. Однако он первым поставил вопрос о том, что надо объединить усилия всех союзников. Впрочем, ему все равно пришлось подчиниться мнению большинства.
Гидра
Катер доставил нас на Гидру поздним утром. Вероятно, мы с Уолтером имели столь жалкий вид, что у моей тетушки, едва она нас увидела, сделалось несчастное выражение лица. Она вскочила со своего складного кресла, стоявшего на террасе ее магазина, и бросилась нам навстречу.
– С вами произошел несчастный случай?
– Почему вы так решили? – спросил Уолтер, приглаживая редкую растительность на макушке.
– Вы на себя в зеркало смотрели?
– Скажем так: поездка получилась несколько более насыщенной, чем предполагалось, но мы очень неплохо повеселились, – сообщил Уолтер жизнерадостно. – С учетом этого должен вам сказать, что чашечка хорошего кофе нам бы не повредила. А к ней еще две таблетки аспирина, а то ноги так свело, что нет сил терпеть. Вы представить себе не можете, какой тяжелый ваш племянник.
– Какая связь между весом моего племянника и вашими ногами, Уолтер?
– Ее и не было до тех пор, пока он не просидел целый час у меня на коленях.
– А почему Адрианос сидел у вас на коленях?
– Потому что, к сожалению, на время полета нам предоставили только одно место на двоих! Ладно, как насчет чашечки кофе? Вы к нам присоединитесь?
Элена отклонила его приглашение, сославшись на то, что у нее сегодня много покупателей, и поспешно удалилась. Мы с Уолтером очень удивились, ведь магазин ее был совершенно пуст.
– Должен отметить, вид у нас довольно неопрятный, – пробормотал я.
Я поднял руку, подзывая официанта, вынул из кармана кулон и положил его на стол.
– Если бы я только знал, что из-за этой вещицы у нас будет столько проблем…
– Каково, по-вашему, ее предназначение? – спросил меня Уолтер.
Я искренне ему признался, что не имею об этом ни малейшего представления. Что, интересно, обозначали эти точки, которые появлялись, когда предмет подносили к мощному источнику света?
– И не просто какие-то точки, а мерцающие!
Да, точки действительно мерцали, однако из этого факта не стоило делать поспешных выводов, ни один серьезный ученый так бы не поступил. Явление, свидетелями которому мы стали, вполне могло оказаться случайным.
– Возможно, этот камень обладает настолько мелкой пористостью, что через него проходит только самое мощное световое излучение. Например, как стена плотины теряет непроницаемость под усиленным напором воды.
– Разве не вы мне говорили, что ваша подружка-археолог ничего не могла сказать ни о происхождении этого камня, ни о его возрасте? Признайте хотя бы, что это очень странно.
Мне казалось, загадочный камень не слишком интересовал Кейру, по крайней мере не так, как нас. Я не преминул сообщить об этом Уолтеру.
– Итак, девушка оставляет у вас предмет, обладающий удивительными свойствами, о которых мы теперь знаем. Случайность? У нас пытаются украсть ее кулон, потом мы, словно герои триллера, вынуждены убегать от злодеев, хотя ни в чем не повинны. И в этом вы тоже видите случайность? А по-моему, серьезные ученые называют это закономерностью. Может, вы все-таки взглянете на фотографии, которые я как человек разумный и предусмотрительный сделал в Ираклионе? Может, скажете мне, что эти картинки вам напоминают, кроме куска сыра, снятого крупным планом?
Уолтер положил свой цифровой фотоаппарат на стол рядом с тарелками и чашками. Я просмотрел снимки один за другим, но они были слишком мелкими, и ни одна светлая мысль меня так и не посетила. Призвав на помощь всю свою волю и сосредоточившись, я так и не смог разглядеть на картинках ничего, кроме точек. Ничего, что дало бы мне повод утверждать, будто я вижу звезды, или созвездия, или скопления небесных тел.
– К сожалению, эти картинки мне ничего не говорят.
– Значит, пропали мои каникулы, мы возвращаемся в Лондон! – воскликнул Уолтер. – Мне хочется все прояснить. Пойдем в Академию, скачаем фотографии и рассмотрим их как следует на большом экране.
Мне ничуточки не хотелось уезжать с Гидры, но Уолтер стремился во что бы то ни стало разгадать тайну кулона, и у меня не хватило духу ему отказать. Он так старался, помогая мне готовиться к конкурсу, что я проявил бы черную неблагодарность, дав ему уехать одному. Оставалось только добраться до дома и сообщить матери о моем досрочном отъезде.
Мама окинула меня внимательным взглядом, заметив и плачевное состояние моей одежды, и царапины на руках, и сгорбилась, словно все беды мира разом обрушились на ее плечи.
Я ей объяснил, почему нам с Уолтером необходимо вернуться в Лондон, пообещал ей, что ненадолго съезжу туда и сразу вернусь обратно, скорее всего уже к концу недели.
– Если я правильно поняла, – проговорила она, – вы возвращаетесь в Лондон, чтобы скопировать на твой компьютер фотографии, которые сделали вы с твоим другом. Ты не находишь, что проще пойти в магазин твоей тети? У нее продаются одноразовые фотоаппараты, их можно выкинуть, если снимки не получились.
– Нам, возможно, удастся обнаружить нечто очень важное, касающееся нас обоих, Уолтера и меня. Нам надо многое прояснить.
– Если вам необходимо сфотографироваться вдвоем, чтобы все прояснить, может, лучше тебе было поговорить с матерью, и она бы тебе растолковала, что к чему.
– О чем это ты?
– Ни о чем, продолжай держать меня за дуру!
– Мне нужно на работу, здесь у меня нет необходимого оборудования. Я не понимаю, почему у тебя такой недовольный вид.
– Потому что я хотела, чтобы ты мне доверился, или ты думаешь, что я стану меньше тебя любить, если ты скажешь мне правду? Пусть бы даже ты полюбил того осла, что привязан в углу сада, ты бы все равно был моим сыном, Адрианос!
– Мам, ты хорошо себя чувствуешь?
– Я-то хорошо, а вот ты, видимо, не очень. Поезжай в Лондон, раз это для тебя так важно, может, когда вернешься, ты еще застанешь меня в живых. Кто знает?
Как правило, мама разыгрывает сцену из греческой трагедии, когда она чем-то глубоко возмущена. Однако я предпочел не думать о том, что ее встревожило, поскольку единственное объяснение, пришедшее мне в голову, показалось мне до крайности нелепым и смешным.
Собрав чемодан, я отправился в порт, где меня ждал Уолтер. Мама настояла на том, чтобы нас проводить. Элена присоединилась к ней, и они обе стояли на берегу и энергично махали нам вслед, пока паром не вышел в открытое море. Гораздо позже я узнал, что мама спросила у тетушки, не думает ли она, что это путешествие я тоже проведу, сидя на коленях Уолтера. Я тогда не догадывался, что увижу Гидру очень нескоро.