— Я с вами иду… и не ори на меня… Серёжа проснулся… (плачет) Серёженька… зайка мой маленький… зайка…
(остановка автобуса)
— А всё, пипец, бабушка, не ходят автобусы на Кольцово!
— Постыдился бы, при старой женщине материться!
— Не, бабуля, не ходят и всё!
— А ты что остановился?
— А я смотрю — старая женщина стоит… эй-эй, люди, не лезьте, говорю вам, — не ходят автобусы!
— Шеф, ты чего?
— Совесть имей, шеф, холодно же!
— А что мне твоя совесть… эй! Куда?!
— Мужик, отвези, мы скинемся… Сколько?
— Эх, баба меня точно выгонит… ладно! (в микрофон) Граждане пассажиры! Если что — я вас не знаю, и вы меня не видели, понятно?
— Сколько, хозяин?
— Эх, пацан ты ещё!.. Сегодня — бесплатно… Ну… оттрахает меня сегодня баба в мозги и по самые помидоры!..
— Музыку потише сделайте, пожалуйста!
— Ты что, бабуля! Нормальный ход! Это же "Наутилус"!
Господину телевизионному оператору Нестерову (Нестор Махно, — естественно, а какое же ещё прозвище ему могли дать?!) сложившаяся ситуация совсем не нравилась. И дёрнул же его вчера чёрт подкатывать яйца к Оксане-второй! Ну, Лекс, понятно… старая любовь не ржавеет, а он-то за каким хреном попёрся на АТР, да ещё не в свою смену? Нет, конечно, на миру и смерть красна, но не настолько уж Махно любил коллектив, чтобы сидеть в студии, в полутора метрах от отмороженных солдатиков и увесистой коробки с динамитом или что там у них…
Когда вчера Москвич предложил пяти человекам уйти, он, к сожалению, имел ввиду только девиц. Правда, они все уходить отказались. И зря, всё более уныло думал Махно. Впрочем, авось, всё обойдётся. Москвич по сотовому говорил делово и сухо. Антон поддержал — депутат как-никак, — так что, может, и выйдем отсюда без травм, а, ребята?
Махно вздохнул. Сегодня утром они должны были с Олегом Спицыным и прочими друзьями закатиться на рыбалку. Эх, рыбалка!.. "А рыбы не будет — и так напьёмся!" Надо завязывать с операторской работой — ну её нахрен! Денег толком нет… ни на одном из телеканалов. Всё говорили, мол, на АТР будет шоколадно… ага, как же! Пятьсот рублей добавили, зато в новости сунули. А там набегаешься, как обдолбанный бобик с наскипидаренной попой…
Махно снова вздохнул… Блин, ведь были времена! Они, правда, и сейчас временами бывают… вон, например, практиканточки… прошедшим летом! Набежало их с первого курса журфака УрГУ… или как там сейчас университет называют? Хор-р-рошие были девочки! Лекс, правда, сгоряча назвал, было, их "куклы-неваляшки", но очень скоро выяснилось, что валять их можно и нужно. И валяли… только шуба заворачивалась!
— Что это ты, батька Махно, вздыхаешь? Всю душу вывернул, — сказала Инна.
— Да ничё… — пробормотал Нестеров, бессмысленно глядя на Инну.
Мысленно он был ещё там, с гладкими и проворными девчонками…
— О бабах вздыхает, о чём ещё? — встрял некстати догадливый Лекс. — Я всегда об ей думаю!
— Мало вам… — брезгливо дёрнула плечом Оксанка-маленькая, — всю операторскую презервативами загадили. Самим-то не противно там сидеть? Зайти тошно…
— Ну! — встряла Оксана-большая. — Они их под стол кидают, засранцы… лень до сортира два шага шагнуть!
— Святое дело — презерватив — сказал Кирилл и поднял кверху палец, — Об этом даже по телевизору рассказывают. Мол, не в радость дом, если отсутствует кондом! Это в тебе зависть клокочет, что предметы сии не с тобой использованы были…
— Ну, пошли трепаться, кобели некультурные, — поморщилась Инна.
— Деревнёв, замолчи, а?! — немедленно обиделась Оксанка. — Хоть бы людей постеснялся… телезрителей.
— Поддерживаю, — подал голос Андрей. — Нам, господа-товарищи о душе подумать пора, а мы всё о бабах мечтаем!
— С чего это, "о душе"? — подозрительно спросил Пашка.
— А о ней всегда думать надо, — назидательно сказал Антон. — Повергать себя, так сказать, ежедневному допросу — а хорошо ли ты прожил сегодняшний день, сеньор Пашка. Не обидел ли кого.
— Может мы обидели кого-то зря, — календарь закроет этот лист! — фальшиво пропела Оксана-вторая и нервно поёжилась. — Так что и думать об этом не хочу… Ох, журки… и депутаты с террористами… я что-то вся взволновалася!
— Нормально всё будет, — отрезал Москвич. — Значит, так: бабы по бокам, мы в центре. Мужики — впереди всех. Из подъезда выходите, встаёте по бокам, прикроете нас, пока мы в БМП влезем. С нами до самолёта поедут…
Он мрачно замолчал, видимо, колеблясь. Тягостная пауза повисла в спёртом воздухе.
— Я с вами поеду, — спокойно сказала Вика.
Москвич молча смотрел на неё воспалёнными глазами. Ему вдруг представилась голливудская красавица Вика в армейской форме американского морского пехотинца. На плече М-16… улыбается во весь рот… а рядом загорелый и крепкий Коменданте Че…
— Жить надоело? — с искренним недоумением спросил Малый.
Из коридора подал голос Мустафа:
— Мы с женщинами не воюем! — и, смутившись, отодвинулся за угол.
— Хрень какую-то несёте! — вскинулась Вика. — У меня спина переломана, осколок в ребре… в Чечне два года… думаете, МЧС — это лучше армии? Меня там, почему-то, никто не спрашивал, женщина я или целка! Я с вами еду — понятно?! Андрей! Антон! — неожиданно взмолилась она, — Что вы молчите?
Антон вдруг улыбнулся:
— Ох, Вика-Вика… ты бы ты перед директором Ершовым так права качала… глядишь, он бы и платил вам всем гора-а-аздо больше… Что ты кипятишься?
— У тебя же мальчик… сын, в смысле, — вдруг сказал Сашка. Он сидел, прижав к груди зайца, и смотрел на Вику круглыми блестящими глазами, — Как же ты?..
— Вика, ты что? — тихо положила ей руку на плечо Инна. — Не надо…
— Как вы не понимаете? Вы пацаны все здесь, пацаны! Вы же, ребята, жизни не знаете, вы же этих ублюдков не знаете! Если не будет хотя бы одной женщины, они же всех перестреляют на хрен! И на вас же свалят… на трупы ваши… что вы первые начали! — крикнула Вика и вдруг заплакала, ладонями неумело вытирая слёзы. — Свиньи вы… девушку до слёз довели… — пробормотала она в полной тишине и отвернулась, уткнувшись в костлявое плечо Тараса.
— Я вот что скажу… — начал рассудительный Тарас, обняв Вику.
— Тихо все! Чапай думать будет! — сказал Москвич.
Видно было, что он чувствует себя не в своей тарелке.
— Есть ещё добровольцы? Учтите, кого я наметил, те так и так пойдут, — он помолчал и зачем-то добавил, — как миленькие…
— Нет, ребята, давайте без ура-патриотизма, — заметно волнуясь, вскочил Антон Александрович.
— Ну, я здесь самый старый, так что, мне сам Бог велел… — перебил его Роальд Вячеславович.
— Роальд! Без тебя в студии одна фигня останется… Лекс, не обижайся! — заорал Кирилл. — Тебя нельзя отдавать! На тебе здесь всё держится! А моя жизнь — копейка! Я же криминальный репор…
— Тихо! — рявкнул Москвич. Голос его сорвался.
— Твою мать, только этого не хватало, — просипел он.
— Надо было не орать, а в воздух выстрелить, — серьёзно сказал Андрей. — В кино все террористы так делают.
Никто не улыбнулся, только в коридоре дурашливо хихикнул Мустафа.
— Может, с другого конца пойдём… с правильного? — вкрадчиво спросил Антон. — Может, есть те, кто хочет остаться? С обеих, так сказать, сторон?
— Не понял? — кашляя сипел Москвич.
— Ну, может, действительно — штык в землю?
Тишина. Воздух мгновенно сгустился… звякнули под ногами журналистов пустые бутылки.
Выстрелы прозвучали неожиданно и гулко.
У Главпочтамта образовалась толпа. Большой телевизор, висевший над входом и давно уже не показывавший никаких передач, никаких рекламных роликов, теперь работал. В окне над телевизором торчала довольная физиономия журналиста областных теленовостей Лёшки Карпова, примчавшегося сюда час назад. В глубине окна виднелись ещё чьи-то головы. Лёшка помахал рукой, что-то невнятно прокричал и скрылся.
— Погромче сделает… — пронеслось по толпе. — Насколько можно, говорит, сделаю…
Красное лицо Лёшки показалось менее, чем через минуту. Вдвоём с мордастенькой девушкой они взгромоздили на подоконник огромную колонку. Колонка захрюкала и вдруг заработала.
Автомобильная пробка, несмотря на усилия вялых гаишников, не рассасывалась. Огромный джип первым рванул по тротуару и затормозил в последний момент, едва не протаранив людские спины. Два крепыша, выскочив из машины, протискивались через толпу:
— Чё там? А? Мужик, чё там?
— Да тише вы! — страдальчески простонал женский голос. — И так слышно плохо!
За джипом, едва не сталкиваясь и нервно сигналя, рванулись несколько автомобилей
Над толпой сиротливо колыхался красный шарф, нацепленный на ветку тополя, которую сжимала в руках очкастая девчонка. Несколько девушек сидели на плечах у своих парней. Снег падал тихо и плавно. Кому-то было плохо, и ему в стороне, торопливо озираясь на экран, зачем-то прикладывали снег ко лбу,
Выстрелы прозвучали неожиданно и гулко…
В толпе послышался истеричный женский визг.
— Ой, убили, убили! — громко заголосила краснолицая старуха в сером пуховом платке.
— Да заткнитесь там! — закричали сразу с нескольких сторон, — Не слышно же ничего!
— Господи, что же они творят?! — простонала Ольга.
На экране телевизора Филон, только что выпустивший короткую очередь в многострадальный потолок коридора и ворвавшийся в тесную духоту студии с дымящимся стволом автомата, трясся от ненависти и орал:
— Козлы! Козлы! Козлы! Вы же говорили… вы же обещали! Москвич… он классный план… а вы?! Адвокатов предлагали — и где они?! Не пойду я обратно, не пойду, понял?! Я вас всех, я вас… я…
Ольга почувствовала острый укол где-то под сердцем. Ноги стали ватными… по спине поползла противная струйка пота…
— Тихо, Филон, не истери! — орал Кирилл.
Микрофон взвизгнул противным звуком обратной связи.
— Да заколебал ты уже, — неожиданно спокойно сказал динамик голосом Вована. — Хрена ты разорался? Они же для нас как лучше хотят…