Что-то давило прямо на грудь. Что-то невыносимо противное. Что-то вязкое и омерзительно горячее сдавливало сердце. Во рту пересохло.
Машинально пытаясь сглотнуть слюну, Андрей вдруг почувствовал, как мир вывернулся из-под ног… и нехотя встал на место.
Слава Богу, никто ничего не заметил.
— Ещё немного, и я бы заблевал весь пол… — пробормотал Андрей.
Москвич на мгновение обернулся. Пожелтевшее лицо с синими тенями под глазами, заострившимся носом, блестело от испарины. Он что-то рявкнул, но Андрей, ничего не разобрав, лишь кивнул головой, борясь с новым приступом дурноты. Москвич оскалился и, наконец, повернулся к водителю.
— Что это со мной? — смутно прозвучало где-то над ухом. — Заболел?
— Да уж, какой там — заболел! — мрачно ответил голос, отдававшийся в ушах… да так странно — прямо в такт грохоту двигателя…
Андрей слабо удивился тому, что за его спиной, где-то снаружи, прямо на ходу, неизвестные люди обсуждают его состояние здоровья…
… "И как только они взобрались на броню?.."
Только через некоторое время понял, что слышит эхо собственных мыслей.
…
— Москвич… мы подъезжаем!
— Ну, ребята… молимся всем, кому только можем…
— Чёрт, кроме этого старого самолёта ничего лучше не нашли?
— Ногу отсидела… Андрей, помоги…
— Ну, посидим на дорожку?
— Мать твою… тут как на блокпосту… жутко…
— Вика… сплюнь!
— Филон, возьми у Малого коробку! Да осторожнее ты, боец! Малый — последним пойдёшь. С Викой.
Осторожно поднимаясь по трапу, Андрей не чувствовал под собой ног. Нет, он не спотыкался, не плёлся, едва-едва отдирая подошвы от ступеней, как это бывает с заключёнными, полностью ушедшими в свои думы, которых ведут на казнь. В видоискатели и оптические прицелы Андрей наверняка выглядел спокойным и собранным. На самом деле перед ним стремительно проносились какие-то удивительно яркие обрывки воспоминаний об уходящей жизни. Вот он идёт в первый класс в Озёрске… вот он заканчивает институт… вот он работает на Комбинате. Вот в конце 80-х, после развода, внезапно для самого себя, уезжает в Свердловск, который ещё и не подозревает, что скоро станет Екатеринбургом. Андрей-свердловчанин, который думать не думает о телевидении, но уже пишет свои первые вещи…
…работа-работа-работа… и вот — телевидение. Ольга… Оленька… милая испуганная девочка Оля, которую всегда хотелось опекать, охранять, учить… любить. Любить нежно, носить на руках бережно. Беречь и любить всегда… всегда-всегда!
Всё это бывшее и нынешнее счастье виделось отчётливо, абсолютно ясно, как видна каждая капелька дождя, если сквозь разрывы туч внезапно выглядывает солнце, подсветив каждую дождинку, превращая её в мгновенный росчерк бриллиантовой нити.
"Господи, как я люблю всех этих людей! — бессвязно думал он. — За эти встречи, споры, радость и нетерпеливое вдохновение каждого дня! Любовь… друзья… каждый день, каждый день! Не за деньги, не за "звёздность", а, на самом деле именно за эти простые и столь необходимые всем нам минуты, часы и дни! Господи, спасибо тебе за то, что всё это было! Что всё это — есть! Что всё это останется со мной навсегда — любовь, друзья, вдохновение… Счастье!"
Наверное, глаза его светились немалой толикой этого счастья, потому что два человека в лётной форме, — наверное, кто-то из экипажа, — поджидавшие в кабине, растерянно, — видимо, совершенно неожиданно для самих себя, — улыбнулись Андрею в ответ, глядя на него из-за спин Москвича и Филона только что подошедших к двери.
Валерий Владимирович вздохнул. Жена никогда не одобряла его привычки вечерком, — не каждым вечером, а по случаю! — выпить с дочерью по рюмке водочки.
— Тише ты топочи! — прошептала Вера Леонидовна. — Разбудишь!
Валерий Владимирович подозревал, что Оленька не спит, а просто отключилась… обморок… или что там бывает у них, у женщин. И не мудрено — всю ночь не спала, и всё утро… вот с рюмки её и сморило. Он осторожно прикрыл дверь в комнату, где на диване калачиком свернулась одетая дочь.
— Пусть спит, — всхлипнула жена. — Куда тоже… собралась! Там в Кольцово и не пускают-то никого… наверное. Перекрыли уже всё…
— Как она быстро… я только на минуту вышел — Женьке позвонить, чтобы он на своей машине подъехал… — Валерий Владимирович покрутил в руках бутылку "Матрицы" и поставил на место. — Прямо, как… не знаю… как сознание потеряла.
— Типун тебе на язык! Выключилась просто… столько пережить! Да не топочи же ты! — шёпотом взмолилась Вера Леонидовна. — Сядь уж! Разбудишь!
Валерий Владимирович покорно сел.
— Парнишка этот… Володя… его, как отца моего звали… Ольгиного деда, — зачем-то пробормотал он.
Тихо отсчитывали секунды декоративные ходики…
Тик-так, тик-так… нет больше бестолкового и неуклюжего Вовки-Вована-Володи… тик-так… нет больше новостной студии АТР… тик-так… холодными ветрами… секретами… каждый гудок со всех ног… тик-так… и Глюкоза тихо-тихо напевает:
Я по капиллярам
Не запустила
Твоих телеграмм…
По стене текла прозрачная вода, холодная, как ослепительный и прекрасный хрусталь. В воде сновали маленькие глазастые и смешные рыбки — вверх, вниз.
Папа с мамой на кухне шептались… готовили праздничный белый фартук…
… мама пришивает к нему такие красивые белые рюшки… а в ванной, в тазике с холодной водой, плавают алые бутоны роз…
Тай-тай… тай на руках моих снег…
Ждать и курить
Не забыть -
Зрачок сокращается — не считается…
Букет надо отдать учительнице… все так делают в первом классе… и Андрей тоже принесёт букет… и возьмёт меня за руку… и я перестану бояться… и не отпущу его…
…пусть говорят, что хотят, пусть шепчут, что хотят, пусть думают, что хотят!
Серый вокзал наказал… твоими обманами… ранами…
— Прощай, малыш…
— Как же я без тебя… в первый класс… мне страшно… и холодно…
— Почему — без меня? Я всегда с тобой… ты просто не видишь.
— Андрей… зачем Володя здесь? Андрей… страшно же, Андрюшенька, он же умер…
Андрей гладит её по щеке… странно… она заснула, а ведь надо ехать — сегодня пятница, сегодня прямой эфир и надо сидеть на телефоне!
— Тебе понравятся розы… и в школе тебе тоже понравится…
И уже уходя -
Господи, как же она потянулась к нему — всем телом! -
— Спи, малыш, спи! Завтра будет другой день.
И шёпотом:
— Ещё увидимся…
— Ты обязательно приходи… сегодня же приходи, ладно? — капризно прошептала Ольга… и поток роз подхватил её, закружил, заморочил… унёс.
Из книги Яны Полозовой (6) "Прямой эфир: хроника захвата в диалогах горожан и документах"
Пресс-конференция депутата Государственной думы Антона Александровича Басова
Место проведения — пресс-центр Делового Центра "Мега-бизнес"
Кассета N _______, Собственность телекомпании АТР
— … подготовлены пять человек. Двое — настоящие члены экипажа, а трое — спецназовцы.
— А вы не почувствовали никакого подвоха?
— Молодой человек, нам было не до подвохов…..чёрт, да мы прекрасно понимали, что вот-вот что-нибудь такое обязательно случится… в полном соответствии с законами подобных… э-э-э… случаев.
— Антон Александрович, сейчас в прессе… Да-да, я в микрофон… Скажите, кто первым открыл огонь?
— Я уже говорил… мы ничего не успели понять. Москвич прошёл в кабину экипажа… за ним Филон… Валера… Андрей чуть позже пошёл за ними… а мы все толпились в хвосте, как и было договорено… и вдруг…
(выкрик из зала) — Говорят, что у Андрея пуля в голове, а не осколок!..
(шум)
— Не знаю. До результатов расследования думской комиссии я ничего не могу вам сказать. Только… только отверстие в виске у Андрея было небольшим… действительно, как от пули… Я ещё подумал, что обойдётся… ну, может, контузия, не больше. Вот в кабине рвануло… в кашу… Всё-таки у Малого в коробке действительно была взрывчатка. Он отдал её Филону ещё в БТР.
— Скажите, а…
— Подождите. Я хочу сказать, что… Я попросил бы всех встать. Мне кажется, что мы должны почтить память всех погибших — как солдат… мальчишек… так и Андрея Нулина.
(молчание)
— Я… извините… я сегодня не готов говорить… Жалко ребят. Понимаете? Перед глазами стоят… все — Андрей, Филон, Малый, Мустафа, Володя… (пауза) Москвич… те двое ребят из спецназа…
(пауза) Извините, мне надо ехать в больницу.
(выкрик из зала) — Как они там?
(шум)
— Тихо-тихо! Всё в порядке. Вика — надломлена ключица… мне сейчас звонили. Кирилл — горло… ну, это вы все знаете и видели… медики успели, слава Богу. Несколько мелких осколков… пулевое ранение в предплечье… лицо… нижняя челюсть
— А Янка? Антон, это правда, что ты её прикрыл?
— Ну… мы ничего не успели сообразить. Всё было так внезапно… Яна сильно ударилась затылком, но сотрясения нет… Наверное, нам с ней просто повезло… кроме ушибов — ничего. Ну, контузия у меня — это больше выдумки прессы…
— А, правда, что Андрей…
— Всё-всё! Ребята, мне действительно надо ехать… Ребята, очень прошу — не терзайте вы пока там никого, ладно? Им сейчас и так нелегко. Тем, кто выходит сейчас на улицы… на митинги и шествия, я хочу сказать — будьте милосерднее друг к другу, будьте терпимее, добрее и человечнее! Мы все потрясены, все. Не надо нам умножать меру страданий людей…
— Антон, от нас приветы ребятам передайте, пожалуйста!
— Обязательно… спасибо всем! Мне действительно надо торопиться! До свидания!
Вне времени. Сейчас. Пора уходить
Вот теперь всё окончательно встало на свои места. Нужно было собраться с духом и окончательно уходить из мира живых… где, собственно его самого не было уже без малого десять лет. Теперь-то он чётко помнил, как его ударило в лицо… а потом он продирался через ельник, торопясь спасти того, кто беспомощно тонул в холодной воде.
Ольга крепко держала его за руку. Она стала совсем живой, а вот он, похоже, уплывал, таял, истончался.