— Сколько времени? — спросила я.
— Не знаю, — ответила Сьюзен, не глядя на свои часы.
— Дай сюда, — сказала я и потянула ее запястье к себе.
— Они не работают. Остановились.
— Тебе нужно попросить свою маму, чтобы она отвела тебя в торговый центр. Там вставляют батарейки в часы. Наверное, там она сможет купить и новую расческу.
Сьюзен снова качнула головой вперед-назад, словно робот, и, пока она так кивала, начала плакать. Не издавая ни звука. Слезы просто катились из глаз. Она позволила им стекать по ее щекам и капать с подбородка. Никогда раньше я не видела, чтобы кто-нибудь так плакал. Я смотрела и смотрела. Очень странный способ плакать.
— Ужасно скучная книга, правда? — сказала я, указывая на «Таинственный сад».
Сьюзен хлюпнула носом и провела рукавом по лицу.
— Ты читала?
— Мисс Уайт читает нам, если заканчиваем классное задание пораньше. Ненавижу эту книгу. Жутко скучная.
— А мне нравится. В ней красивый сад.
— И еще в ней много грустных людей. Ты никогда не перестанешь быть грустной, если будешь читать такие книги. Тебе нужно читать веселые книги. Тогда ты будешь смеяться.
— Нельзя.
— Можно. Ты можешь читать все что хочешь. Если, конечно, там не ругаются. А в веселых книгах не ругаются. В школьной библиотеке есть книга с шутками.
— Я имею в виду — мне нельзя смеяться.
— Почему?
— Потому что мой младший брат умер.
— А.
Я смотрела, как она вытирает рукавом слезы с лица и сопли с верхней губы.
— Знаешь, ты очень много говоришь о своем мертвом брате.
Быть рядом со Сьюзен было так же тоскливо, как быть рядом с заплесневевшей цветной капустой, и я знала, что мне нужно уйти куда-нибудь еще, пока я не умерла со скуки. Подумала, что могу пойти к Донне и притвориться, будто только что упала на улице перед их воротами, потому что тогда ее мама может дать мне пластырь и накормить завтраком. Донна, несомненно, мой злейший враг, но дома у нее всегда было полным-полно еды и полным-полно лектричества. Я подумала, что если сковырну корочку с одной из ссадин у себя на колене, то кровь польется ручьем, и мамочка Донны не велит мне уходить — ведь я буду вся в крови. Так и сделаю, когда дойду до их ворот.
— Тогда пока, — сказала я.
— Пока, — отозвалась Сьюзен.
Когда я пришла к Донне, ее мамочка разрешила мне сидеть на диване вместе с Донной и ее братьями и смотреть мультики по телику. Дала мне мокрую тряпочку, чтобы приложить к колену, и миску кукурузных хлопьев. Хлопья плавали в густом молоке с комочками сливок, и когда я ела их, чувствовала, как мой желудок булькает: «Пожалуйста, пожалуйста, не надо больше молока!» Но я игнорировала его. Трескала, пока миска не опустела: жевала, глотала и клацала зубами о холодную ложку.
Джулия
Кафе на вокзале называлось «Ту-ту». Я видела, что прежде, чем его назвали «Ту-ту», оно именовалось «Тук-тук» — палочки букв «К» торчали из-под свежей краски. Вот уж не стала бы менять одно нелепое название на другое. Покупая Молли горячий шоколад и три булочки с заварным кремом, я заметила надпись «С днем рождения», тянущуюся поперек витрины, и спросила пожилую женщину за кассой, чей сегодня день рождения. Я была удивлена тем, что спросила об этом. Не вспомнить, когда в последний раз заговаривала с посторонним человеком. Судя по виду, пожилую кассиршу мой вопрос тоже удивил.
— Ничей, — ответила она.
— Тогда почему здесь так сказано? — спросила я.
— А, эта надпись осталась с прошлого лета. То был день рождения нашего кафе. Десятилетний юбилей. А потом так и не дошли руки убрать. К тому же каждый день бывает чей-то день рождения, верно?
Я отсчитывала деньги, не вынимая руку из сумки. Не хотела, чтобы кассирша видела мой кошелек, распухший от денег — всех, какие у меня есть. Она передала мне сдачу и указала на Молли, сидящую за столиком у окна.
— Ваша малышка побывала на войне, а? Как это случилось?
Я оглянулась и увидела, что Молли сняла свое пальто. Загипсованную руку она положила на стол и водила пальцами по рисункам и надписям на гипсе. Я взяла пластиковую тарелку с булочками и пластиковый стаканчик с горячим шоколадом.
— Просто случилось, — ответила я.
Когда Молли выпила шоколад и съела две с половиной булочки, а я поглядела, нет ли на улице перед вокзалом полиции, и доела оставшуюся половину, мы просмотрели полку с подержанными книгами в углу кафе. Я скучала по таким книгам: с пожелтевшими страницами, мягкими от возраста, словно лепестки цветов. Когда Молли была младше, я каждую субботу давала ей немного денег — обычно один фунт, — чтобы она могла потратить его в благотворительной лавке. Пока Молли рассматривала украшения и настольные игры, я снимала с полок книги в бумажных обложках, подносила их к носу и вдыхала запах миндаля и пыли. Однажды на книжной обложке я увидела лицо Стивена, гладкое и курносое, с улыбкой во весь рот. «Мой брат Стивен: ангел, отнятый дьяволом». Книга Сьюзен, та самая, что вновь бросила меня под яркий свет прожекторов, когда я только-только начала осваиваться в темноте. Книга, с которой началась охота, завершившаяся тем, что нам с Молли пришлось бежать к полицейской машине, закутавшись в простыни. На этом моя жизнь под именем Люси закончилась, и я подумала, что, возможно, именно этого и хотела Сьюзен: забрать часть моей жизни, как я отняла часть ее. После этого мы перестали ходить в благотворительные лавки, потому что мысль о том, что я снова могу наткнуться на эту книгу, была слишком пугающей. Я скучала по теплу, по запаху отсыревших ковров, а Молли скучала по исцарапанным побрякушкам, которые считала сокровищами. Она спросила, почему мы больше туда не ходим, и я хотела сказать: «Не спрашивай меня. Спрашивай Крисси. Это она проползает в нашу жизнь и отнимает у тебя то и это. Это она знаменита. Это ее вина». Но вместо этого ответила, что у нас просто слишком много дел. Я смотрела на книгу по вегетарианской кулинарии, когда в кафе вошла другая-мать с двумя другими-детьми. Мальчик и девочка сели за стол и сняли свои пухлые куртки, пока женщина покупала им напитки и рулетики с беконом. Она была старше меня — настоящая взрослая. Поставив на стол завтрак для детей и присев на стул, женщина достала из своей сумки книгу в твердом переплете и открыла на заложенной странице. Я следила за ними, притворяясь, будто совсем не слежу за ними.
— Так, на чем мы… Ах, да. Мы только что прочитали главу про дракона, верно? Вы помните?
Девочка кивнула и передвинула свой стул так, чтобы прислониться к боку женщины. Время от времени она указывала на какую-нибудь картинку, и женщина наклоняла книгу, чтобы показать эту картинку мальчику. Я видела, что Молли выглядывает из-за края книжной полки, чтобы тоже видеть картинки.
Посмотри, как она читает книгу своим детям. Посмотри, как ее дочь прижимается к ней. Ты не взяла в дорогу ничего, чтобы занять Молли. Твое тело — не подушка для Молли. У тебя слишком много острых углов и жестких граней. Минус один балл. Минус два балла. Минус три.
— Молли, — произнесла я громче, чем намеревалась. Девочка оглянулась, окинула нас взглядом и снова повернулась к другой-матери. — Ты не хочешь выбрать книгу?
— Отсюда?
— Да. Выбери книгу с картинками. И где много глав. Длинную.
— Зачем?
— Хочу почитать тебе.
Молли окинула долгим взглядом другую-мать и других-детей, шагнула ко мне и спросила, понизив голос:
— Почему ты повторяешь за ними?
Щекам стало жарко.
— Надень пальто, — сказала я. — Иначе пропустим поезд.
Весь первый час в поезде Молли дулась, а я пыталась собрать себя в кучку. Перечисляла то, что видела вокруг, ходила в туалет, чтобы подставить запястья под холодную воду, и концентрировалась на дыхании так сильно, что мне казалось, будто я уже не человек, а искусственное легкое с руками и ногами.
Через полтора часа поездки пробило десять утра, и в голове раздался тревожный стук. Мое время с Молли больше не стремилось вдаль, как разматывающаяся катушка; у него было резкое окончание, подобное земле, вспухающей навстречу летящей под откос повозке. В милях отсюда, в здании службы опеки Саша вошла в приемную. Осмотрелась по сторонам. Через полчаса она должна осознать, что я не приду, а уже через час вызовет полицию. Стук в ушах вел обратный отсчет.
Молли подышала на стекло и нарисовала на нем грустную рожицу.
— Вот так я себя чувствовала, когда ты сказала, что я не могу взять книгу. Хотя сначала ты сказала, что могу. Чтоб ты знала.
— Спасибо, что сообщила.
— Куда мы едем?
— Туда, где я когда-то жила.
Молли склонила голову набок.
— В ту школу?
— Нет. Не туда. Этого места больше нет. Оно исчезло.
Я потеряла Хэверли в несколько резких рывков. Первый произошел в Рождество, когда мне было восемнадцать. Я лежала в гостиной под елкой, прищурив глаза так, что огоньки на ней слились в радугу. По телевизору шел «Волшебник из страны Оз». Когда он закончился, я села прямо и увидела, что в дверях стоит мистер Хэйуорт. Он жестом подозвал меня к себе. Перед глазами у меня все еще танцевали цветные огни. Он отвел меня в зал собраний, где я села за большой овальный стол и стала слушать, как взрослые объясняют, что со мной будет.
— Мы все уверены, что это правильное решение — выпустить тебя отсюда, я имею в виду, — сказал главный надзиратель. — Мы все совершенно уверены в этом. Но мы не можем гарантировать, что другие отнесутся к этому так же. Некоторые люди считают, что дети, совершившие преступление, должны оставаться в заключении так же долго, как взрослые, и эти люди будут недовольны твоим освобождением. Если не изменить твои данные, многие из этих людей постараются найти, где ты живешь, и…
— Получится, что мы отправили тебя на смерть, милая, — сказала главная надзирательница.
— Значит, я должна притвориться, будто я — не я?
— Это будет твоя новая личность, — сказал главный надзиратель. — Мы дадим тебе все документы, которые нужны, чтобы получить пособие или устроиться на работу. Все документы. Мы поможем тебе найти жилье, познакомим тебя с надзорным офицером, с которой тебе нужно будет регулярно встречаться. А потом — да, в конечном итоге ты будешь жить как совсем другой человек. Начнешь жизнь заново.