Я покачала головой. Было понятно, что Грейсон пытается нагнать на меня страху, и делает он это только из хороших побуждений. Но ведь если я сейчас выйду из игры, никому лучше не станет. Кроме того, я никогда не смогу узнать, что за всем этим скрывается. А что касается их истории с залогом, такой уж неожиданной и ошеломляющей она мне вовсе не показалась. Как, интересно, демону по-другому заставить людей держать своё слово? Да и вообще, в обмен он исполнял заветное желание и давал невиданную силу, это ж демон, а не какой-нибудь там ангел — чего они ждали? Я бы с удовольствием озвучила все эти мысли, но, наверное, они зашли уж слишком далеко. Не хватало ещё пуститься защищать сейчас этого демона, которого вообще не существовало.
— Может, есть что-то ещё, о чём мне следовало бы знать? — вместо этого спросила я.
Демонов не существует — я держалась за эту мысль так крепко, как только могла. И поскольку демонов не существует, они ничего ни у кого не могут отобрать, как бы много им ни было обещано. Всё. Баста.
Грейсон отрицательно покачал головой и отпустил мою руку.
— Тогда давайте начинать. Всё ли готово? — торжественно сказал Артур и указал на маленький стол в центре пентаграммы. На нём были разложены кубок, бумага, ручка и нож. Довольно большой нож, как мне показалось.
Грейсон, проследив за моим взглядом, объяснил:
— Охотничий кинжал, он принадлежит папе Джаспера, ручная работа.
— Триста пятьдесят слоёв дамасской стали, — дополнил Джаспер, который до этого момента вёл себя как-то удивительно тихо. Даже приготовлением коктейлей не занимался. — Острый, словно скальпель.
Я кашлянула.
— Чем острее нож, тем слабее боль, — заметил Генри.
Да уж, отличное утешение.
— Кажется, я забыла вам сказать, что я не переношу вида крови, — сказала я.
— Я тоже, — Джаспер задул спичку, которой зажёг последнюю свечу. — Я просто всегда закрываю глаза, ты тоже попробуй.
— Итак, братья и сёстры, встаньте в круг, — потребовал Артур.
Я прикусила нижнюю губу. Последний раз я стояла в кругу примерно в средней группе детского сада.
…Встаньте, дети, встаньте в круг…
Но тут мой взгляд упал на нож, и смех, готовый вот-вот вырваться, снова исчез.
— Пятеро сорвали печать, пятеро дали клятву и пятеро откроют дверь, как гласят записи, — сказал Артур. — Мы собрались здесь сегодня, чтобы снова завершить круг и обновить нашу клятву.
И тут случилось нечто очень странное. Если бы кто-то рассказал мне заранее, что я буду вот так здесь стоять, я бы по полу каталась от хохота. Но сейчас мне было совершенно не смешно. Возможно, всё дело в свечках, а может, в торжественной серьёзности ребят или в предостережениях Грейсона… Но когда я повторяла за Артуром слова, которые он мне читал, в горле у меня будто застрял ком. Я даже не пыталась перевести и понять, что именно я говорю, мне только помнилось, что «sanguis» — это кровь. Это слово встречалось чаще всего, во всех возможных формах. Время от времени парни тоже должны были что-то повторять, но они, скорее, невразумительно бормотали, в отличие от Артура, который продекламировал свою часть так самозабвенно, будто стоял на сцене.
В конце я должна была подойти к столу и записать своё желание на клочке бумаги. Времени мне понадобилось довольно много, я проверила всё несколько раз, но остальные терпеливо ждали, пока я завершу процедуру.
Я пожелала, чтобы демонов не существовало, и поэтому они никому не могли причинить никакого вреда. Ладно, идея, возможно, не гениальная, но в данных обстоятельствах она показалась мне очень даже разумной. Потому что это парадокс, и он мог бы защитить меня на случай, если бы этот демон действительно существовал. А парадоксы всегда могут прийти на помощь в случае сражения с потусторонней силой — это мне было известно из соответствующей литературы.
Артур поднёс сложенный клочок бумаги к пламени свечи и прочёл из книги ещё какое-то предложение на латыни, тем временем лист бумаги горел и пепел, кружась, опускался на пол. На этом всё закончилось. К неприятной части мы перешли гораздо быстрее, чем я предполагала.
— Итак, мы клянёмся в верности тебе, носитель тысячи имён, Повелитель тьмы, — сказал Артур и торжественно передал мне кинжал. — И скрепляем эти слова нашей кровью.
Я нерешительно подняла вверх руку с кинжалом. Ну почему как раз сейчас мне в голову полезли всякие дурацкие детские стишки? «Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана…»
— Где резать? — спросила я.
— Лучше всего на ладони, — сказал Генри. — Там заживает лучше, чем возле пальцев. Только не так сильно дави, эта штука действительно адски острая. Если хочешь, я тебе помогу.
— Да ладно, всё в порядке, я и сама справлюсь. — Я набрала в лёгкие побольше воздуха и прижала лезвие ножа к подушечке большого пальца. Тут же брызнула кровь. Ой! — А теперь что?
— Вот сюда, — Грейсон подал мне бокал, который уже был наполнен красной жидкостью. Почти теряя сознание, я наблюдала, как из пореза на моей руке вытекает тонкая струйка крови и капает в бокал. Одна капля, вторая, третья…
— Этого достаточно, — сказал Грейсон, и Генри передал мне платок, чтобы я могла остановить кровь. Рана немного щипала, но в общем всё оказалось не так уж и сложно.
Не без гордости я передала нож дальше, Грейсону. После того как в бокале оказалась кровь каждого из нас (Джаспер действительно закрыл глаза, когда дело дошло до него), наступило самое неприятное. Артур потряс фужер с жидкостью, чтобы наша кровь как следует перемешалась, а потом каждый должен был сделать глоток и сказать: «Sed omnes una manet nox[11]». (Интересно, что это означает? «Но у всех есть ночная рука»? «Ночью все руки становятся одной»? Моя латынь действительно никуда не годится.)
Мне пришлось очень сильно постараться, чтобы проглотить эту гадость, не почувствовав её вкуса. Это оказалось не так уж просто. Меня всю трясло. Теперь я больше никогда не смогу даже смотреть на красное вино, не говоря о том, чтобы пить его, даже если у него не будет привкуса крови. Но хорошо хоть, что меня не стошнило.
Остальные вели себя куда спокойнее, чем я. Было видно, что для них это стало уже совершенно обычным делом. А Джаспер даже сделал целых два глотка.
— Теперь круг снова замкнулся, о Повелитель тьмы и теней, — сказал Артур и скорчил довольную мину. — Мы ждём твоих указаний, чтобы сорвать последнюю печать и исполнить наше обещание.
— Но ты вполне можешь не спешить, — это, конечно же, подал голос Джаспер, он просто обязан был испортить торжественное окончание церемонии. Парень начал задувать свечи. — А что? Ну правда ведь, он вполне может подождать ещё немного, пока мы не выйдем в финал.
Глава двадцать четвёртая
— Вы красивы? — спросил Гамлет, а Флоранс, казавшаяся очень хрупкой в невзрачном платье и с высоко зачёсанными каштановыми локонами, смущённо спросила в ответ:
— Что ваше высочество хочет сказать?
— Отлично, правда? Она идеальная Офелия, — прошептала Лотти рядом со мной, не спуская глаз со сцены.
Но такой уж идеальной Флоранс вовсе не была. К полному недоумению Гамлета она начала проговаривать его же текст вместе с ним:
— Если вы добродетельны и красивы, то ваша добродетель не должна допускать собеседований с вашей красотой.
— Э-э, точно, Офелия, — сказал Гамлет. — Как раз хотел сказать то же самое!
Флоранс мило улыбнулась.
— Разве у красоты, мой принц, может быть лучшее общество, чем добродетель?
Гамлет наморщил лоб.
— Да, это правда …
Но закончить фразу ему не удалось, так как Флоранс снова его перебила:
— Потому что власть красоты скорее преобразит добродетель из того, что она есть, в сводню, нежели сила добродетели превратит красоту в свое подобие!
— Да вы не даёте мне сказать ни словечка! — возмутился Гамлет. — Я вас любил когда-то, но сейчас вы для меня лишь нахалка, которая крадёт мой текст.
— Какая… современная постановка, — восхищённо прошептала Лотти. — Декорации тоже такие авангардные, смесь стимпанка, фольклора и минимализма… Невероятно экстравагантно.
— Надеюсь, ты пошутила, — прошептала я в ответ.
Декорации были просто ужасными. Ничто не сочеталось друг с другом и уж точно не подходило к стилю Гамлета. Который как раз с ума сходил от злости на Флоранс, потому что она положила руку на грудь и злорадно прокричала:
— Быть или не быть!
— Ну всё, с меня довольно. Надо было мне заколоть не бедного Полония, а вас! — прорычал Гамлет, схватил Флоранс за глотку и прижал её к светящейся покрытой зелёным лаком кулисе. — Зачем мне кинжал, я задушу вас голыми руками.
— Сейчас постановка приобретает окраску Отелло, — поражённо сказала Лотти. — Эй, Лив, ты куда? И когда ты научилась летать?
— Летаю я только во сне, — заверила её я и устремилась по воздуху к своей зелёной двери. При этом я даже ни разу не взмахнула крыльями, да и вообще, никаких крыльев у меня не было.
Когда я приземлилась на сцене, Лотти громко захлопала в ладоши. А Флоранс, горло которой до сих пор находилось в руках разъярённого Гамлета, прохрипела:
— А я всех женщин вовсе не жалче и не злосчастней! Ты, придурок, о как же сердцу снесть, только не моему, а твоему! — и тут она коленом двинула Гамлету прямо в живот.
Честно говоря, я могла поспорить, что сегодня ночью меня будут преследовать кошмары об окровавленных лезвиях, ножах из дамасской стали или хотя бы о потусторонних существах с рогами, которые восстают из нарисованных мелом знаков и требуют от меня самое дорогое. Но нет, вместо этого я снова обнаружила себя в бесконечной веренице ужасных бредовых снов о «Гамлете», которые мучили меня уже ночи напролёт. Что можно сказать о моём душевном состоянии? Я решила над этим не задумываться.
Бежать, бежать отсюда, и поскорее.
Я отодвинула Флоранс и Гамлета в сторону, повернула ручку-ящерицу и вышла в коридор.