— Ох, ничего себе, — услышала я голос Эмили, обращённый к Грейсону. — Это ваши серебряные подсвечники?
Да, именно они. А из настоящей хрустальной вазы торчал пышный праздничный букет. Еду разложили на тарелки из веджвудского фарфора, шампанское охлаждалось в серебряном сосуде, и его, естественно, полагалось разливать лишь в соответствующие бокалы.
Грейсон почесал затылок.
— Шестнадцать лет бывает лишь раз в жизни, — заявил он. Кажется, мантра Флоранс пробралась и в его мозг.
Эмили презрительно хмыкнула.
— Не нравится она мне, — прошептала Мия, сооружая себе бутерброд с огурцом и пастой из лосося. — Но сейчас я подложу ей парочку неправдивых фактов. Если что-то из этого появится в ближайшие дни в Балабо-Балаба, мы сразу поймём, что она и есть Леди Тайна.
Я уже открыла рот, чтобы поддержать Мию, но в этот момент увидела Чарльза, который поднимался вверх по тропинке, держа под мышкой зонт от солнца.
А за ним показался Генри, и сердце моё перекувыркнулось несколько раз. Я кашлянула.
— Мия, скажи, ты бы очень огорчилась, если бы я перестала выступать против мальчишек? — Врать дальше было бессмысленно. Мия искоса поглядела на меня и вздохнула.
— Это чувство, оно хотя бы приятное?
Сложно сказать. Сейчас да. Просто потому, что Генри шёл прямиком ко мне, солнце освещало его фигуру, и никто на всём белом свете не умел улыбаться так, как он. И потому что…
— Лив, ну-ка прекрати это, — прошипела Мия. — Ты смотришь на него, как влюблённая овца!
Я вздрогнула.
— Что, всё так плохо? Это же ужасно.
И тут я произнесла слова, о которых многократно пожалела в тот день:
— Если я ещё хоть раз так посмотрю, пожалуйста, пообещай, что ты меня тут же толкнёшь или запустишь чем-то. Обещаешь?
— С удовольствием, — сказала Мия. Моя младшая сестрёнка отлично умела держать слово, поэтому через три часа у меня образовался внушительный синяк под рёбрами, а в плечи, спину и голову постоянно летали всевозможные предметы: каштаны, пакетик чая и даже один черничный кекс.
Или «керничный чекс», как его называла Лотти, когда поблизости оказывался Чарльз. Каждый раз, глядя на Лотти, я всё отчётливее понимала, что именно Мия имела в виду под выражением «взгляд влюблённой овцы».
Но если честно, я всё чаще ловила себя на том, что вечеринка начинает мне по-настоящему нравиться.
Еда была просто фантастически вкусной, особенно пшеничные лепёшки и гренки с соусом карри, над которыми Лотти хлопотала целое утро.
Мне удалось рассадить гостей по собственному усмотрению, ведь это был всё-таки мой праздник, и я поместила Персефону между мамой и Генри. Так мама не могла задать Генри никаких нескромных вопросов или, ещё хуже, выдать ему каких-нибудь кровавых подробностей моего рождения.
Генри был в полном восторге от Лотти — наверное, потому что она оказалась так похожа на Лотти из снов.
Мы решили поиграть в знаменитостей, и все очень повеселились, глядя на Эрнеста, который считал себя Уинстоном Черчиллем, хотя на самом деле был Бритни Спирс. А Грейсон удивительно талантливо изобразил в пантомиме Фродо. Мы катались по земле от смеха, и только Эмили даже не улыбнулась. Оказалось, она вообще ничего не знает о «Властелине колец», потому что считает фэнтези глупейшей тратой времени.
Детектив Мия Зильбер тем временем пришла к выводу, что Эмили явно не хватает лёгкости и чувства юмора, присущих Леди Тайне. Но, возможно, это лишь удачная маскировка.
В конце дня все хором пели мне «Happy Birthday», даже незнакомые люди, которые оказались рядом. И я призналась себе, что этот день действительно прошёл замечательно. Только бы не забыть потом поблагодарить за всё Флоранс. Хотя она и тут снова преувеличила. После еды всех ждала игра в крокет.
Я решила пропустить сие мероприятие и предложила помочь Чарльзу и Лотти собрать грязную посуду и разложить её по коробкам. Тем временем Эрнест и мама прогуливались с Кнопкой, а Мия и Дейзи кормили надоедливых белок кусочками яблок.
Чарльз радостно поглядел на черничный кекс.
— Никогда не слышал о таких ягодах, как керника, но они мне очень по вкусу.
— Керника? — Лотти поглядела на него с недоумением. — Я тоже о таких не знаю. Но моя кузина по фамилии Гольфванг живёт в деревне Керникхофен.
Я решила, что Лотти и Чарльза пора оставить одних, и принялась собирать пустые стаканы.
— Тебе помочь? — осведомился голос за моей спиной. От страха я чуть не выронила бокал шампанского. Где только Генри научился так незаметно подкрадываться к людям?
Он улыбнулся мне.
— На площадке для крокета просто невозможно находиться. Флоранс жульничает, Эмили нервничает из-за игры Грейсона, а Персефона только что описала твоё бальное платье. Во всех подробностях.
Я почувствовала, как заливаюсь краской. О бале я с ним ещё не говорила.
— Удивительно, сколько всякой чепухи умещается в одном платье: парча, тюль, жемчужины, рюши, розы, четыре различных оттенка тёмно-синего… — Генри поглядел на меня вопросительно. — И что, чёрт возьми, такое шёлковая оторочка?
— Пусть у меня есть бальное платье, оно вовсе не означает, что я обязательно пойду на этот бал, — быстро сказала я, а когда он поднял вверх бровь, поспешно добавила: — Просто… потому что… Флоранс рассказала маме, что ты мне предложил… И вдруг у меня оказалось это платье… И я сама понятия не имею, что значит эта шёлковая оторочка.
Я глубоко вздохнула. Нет, так не пойдёт.
— Как бы там ни было, — постаралась с честью подытожить я, — могу тебя уверить, что это совершенно ничего не значит. Мне нет никакого дела до Осеннего бала.
— Как жаль, — сказал Генри. — А то я как раз нашёл орден своего прадеда, который он получил за отвагу при нападении врага. Грейсон просто с ума сходит от зависти из-за того, что я собираюсь прицепить эту стильную штуку на свой фрак. Мы с продавцом из ателье праздничных костюмов пытались убедить Грейсона надеть цилиндр, чтобы тоже немного выделить его из толпы, но он остался непоколебим.
Я уставилась на Генри во все глаза. И вдруг мне в голову угодил кусочек яблока.
— Ой, прости! — прокричала Мия.
— Может, пройдёмся? — Генри подал мне руку, и я быстро схватила её, прежде чем Мия успела бросить в меня ещё один кусок яблока.
Держать Генри за руку казалось обычным делом и в то же время таким особенным событием. Во сне наша близость не волновала меня так сильно, как сейчас. Некоторое время мы шли молча, и я пыталась регулировать своё сбивающееся дыхание. Мы повернули на песчаную дорожку, которая петляла между деревьями. Солнце просвечивало сквозь листву и покрывало землю золотистыми узорами.
— Мне так этого не хватало, — быстро сказал Генри и закашлялся. — Мне так не хватало тебя.
Даже если бы в меня сейчас попал один из снарядов Мии, я бы всё равно ничего не почувствовала.
Я остановилась посреди дороги. Генри повернулся и убрал прядь с моего лица.
— Без тебя сны стали какими-то скучными, — сказал он. А затем наклонился и осторожно поцеловал меня в губы. На несколько секунд я забыла, что иногда нужно дышать, а затем почувствовала, что мои руки поднялись, помимо воли обвились вокруг шеи Генри и притянули его поближе. Теперь мы целовались вовсе не так осторожно, а гораздо более интенсивно.
Генри положил одну руку мне на талию, а второй придерживал за затылок и нежно гладил по волосам. Я закрыла глаза. Именно так чувствуешь себя, когда целуешься, в этом я была уверена на все сто. Когда он вдруг отпустил меня и немного отстранился, всё моё тело дрожало.
— Как я уже сказал, мне тебя не хватало, — тихо повторил Генри и снова взял меня за руку, чтобы повести дальше. У меня в голове не укладывалось, как он может спокойно идти, будто ничего не случилось. Я же еле держалась на ногах, словно этот поцелуй превратил обе ноги в желейные конфеты. Очень мягкие желейные конфеты.
К счастью, Генри всего лишь хотел довести меня до ближайшей скамейки, которая была всего в нескольких метрах отсюда. Ровно настолько же хватило и моих внутренних сил. С облегчением я плюхнулась рядом с ним. Он положил руку за моей спиной на спинку скамейки.
— Почти такой же замечательный вид, как и в Беркли, правда? — Генри указал другой рукой на холм напротив.
— М-м-м-м-м, — одобрительно протянула я. — Мы успели пожить уже в стольких местах, и это действительно не худшее.
— Лучше, чем Верхний Аммергау? — спросил он.
— Что? — я в испуге отпрянула от Генри.
Он рассмеялся.
— «Пройдёт ли он через Верхний Аммергау или через Нижний Аммергау и прибудет ли вообще — это неизвестно»,[12] — сказал он по-немецки и снова засмеялся. — Интересно, все немецкие народные песни так похожи на скороговорки? Просто язык сломать можно! Воображаемая Лотти хотела, чтобы я это ей пропел, но затем она всё-таки засчитала мне правильный ответ. Эй, ну перестань же глядеть на меня так оторопело, Лив, неужели ты думала, что я не разгадаю этой загадки? После того как ты дала мне столько подсказок? «Сегодня Ганс придёт ко мне, радуется Лиз…» Видела весёлый клип в Ютьюбе с типом в кожаных штанах и с мандолиной? Просто улёт…
— Значит, всё это время ты знал правильный ответ? — возмущённо спросила я.
— Не всё время, а лишь с тех пор, как погуглил Ганса и «неизвестно» на немецком, — Генри нахмурился. — Почему у меня такое чувство, будто я какая-то сороконожка из Хидерабада? Видела бы ты своё ошарашенное лицо.
Это было уже слишком. Я действительно была ошарашена. И разочарована. И зла.
— Что ты себе позволяешь? — закричала я. — Сначала притворяться, будто… А затем за моей спиной…
Генри откинулся назад.
— И почему ты так сильно злишься, скажи, пожалуйста? Я разгадал твою загадку — мне казалось, ты именно этого и хотела.
— Этого и хотела? — я разъярённо заглянула ему в глаза. — У тебя все дома вообще? Чтобы ты подсматривал за мной в моих снах? Что ты там делал?
— Да ничего я не делал, — обиделся Генри. — Я даже не прошёл через твою зелёную дверь.