В этом мире, где каждый грош был на счету, торг был обычным делом, почти ритуалом. Но сейчас мне не хотелось тратить на это время, да и желание порадовать Маргариту было сильнее любых экономических соображений.
— Вот, держи, мастер, — я протянул ему монеты. — Прекрасная работа.
Торговец удивленно вскинул брови, явно не ожидая такой быстрой и щедрой оплаты. Он торопливо, почти суетливо, сгреб монеты мозолистой ладонью, его лицо расплылось в благодарной улыбке.
— Благодарствую, Ваше Благородие! — он низко поклонился, прижимая руку к сердцу. — Носите на здоровье! Пусть принесут удачу и радость вашей прекрасной спутнице!
Маргарита смущенно улыбнулась и прошептала «спасибо». Я взял маленькие сережки. Они были почти невесомыми, теплыми от прикосновения.
— Позволь, — сказал я, поворачиваясь к ней.
Она кивнула, ее щеки все еще горели румянцем. Осторожно убрав прядь огненных волос за ухо, она чуть наклонила голову, открывая маленькую, изящную мочку. Я взял одну сережку. Тонкий медный крючок легко вошел в прокол.
Ее кожа была нежной и теплой. Я чувствовал ее дыхание, легкий аромат полевых цветов, исходящий от ее волос. Наши взгляды встретились на мгновение, и в ее зеленых глазах я увидел не только благодарность, но и что-то еще — теплое, доверчивое, почти интимное.
Я застегнул крошечную застежку. Птичка уютно устроилась на ее ушке, ее зеленые глазки-камушки игриво поблескивали на солнце. Затем то же самое — со второй.
— Ну вот, — сказал я, отступая на шаг, чтобы полюбоваться. — Идеально. Словно для тебя и делались.
Маргарита коснулась сережек кончиками пальцев, ее улыбка стала еще шире и счастливее.
— Спасибо, Саша, — повторила она уже увереннее. — Это… это самый приятный подарок за долгое время.
— Пожалуйста, — сказал я, тепло улыбнувшись. — Пойдем дальше?
Рита довольно кивнула и снова взяла меня под руку.
Чуть дальше, на небольшой поляне, шла игра, привлекшая наше внимание. Несколько крепких парней по очереди метали тяжелые деревянные биты, пытаясь сбить фигуры, выстроенные из коротких бревен — городки. Это была старинная забава, требующая не только силы, но и меткости, и глазомера. Вокруг собралась толпа, подбадривая игроков криками и смехом.
— Хочешь попробовать? — спросил я Маргариту, заметив, как загорелись ее глаза.
— Я? — она удивленно посмотрела на меня. — Но это же… мужская игра.
— Глупости, — отмахнулся я. — Меткость не зависит от пола. Давай, покажи им, на что способна племянница царя!
Она засмеялась, но в глазах ее появился азарт. Я подошел к распорядителю игры — здоровенному мужику с окладистой бородой — и договорился об участии. Он смерил Маргариту скептическим взглядом, но, увидев меня рядом, не стал возражать.
Маргарита взяла биту. Она была тяжелой для ее тонких рук, но девушка упрямо сжала ее, прицелилась… и бросила. Биты неуклюже пролетела мимо, даже не задев фигур. Толпа добродушно рассмеялась. Рита покраснела, но не сдалась. Еще попытка, еще… Все мимо.
— Дай-ка я, — сказал я, беря у нее биту. Я встал на линию, прикинул расстояние, вес биты. Вспомнил уроки физики — угол броска, сила, вращение… Это была не просто игра, а задача, требующая точного расчета. Я размахнулся и бросил.
Бита со свистом пролетела по воздуху и с глухим стуком врезалась точно в центр выстроенной фигуры. Бревнышки разлетелись во все стороны. Толпа ахнула, а потом взорвалась аплодисментами.
Распорядитель, удивленно крякнув, полез в мешок с призами и вытащил оттуда… игрушечного медведя. Грубо сшитого из коричневого сукна, с пуговицами вместо глаз, но от этого не менее милого. Он с поклоном протянул его мне.
— Вот, Ваше Благородие, ваш выигрыш!
Я взял медведя и, повернувшись к Маргарите, с такой же торжественностью вручил его ей.
— Это тебе, моя меткая принцесса. За смелость.
Она расхохоталась, прижимая к себе медведя. Ее глаза сияли от радости и гордости.
— Спасибо, Саша! Он… он чудесный!
Мы гуляли по ярмарке еще долго, смеялись, пробовали угощения, наслаждаясь этим редким днем беззаботного веселья. Солнце уже клонилось к закату, окрашивая небо в багряные тона, когда на ярмарочной площади раздался зычный голос глашатая:
— Внимание! Внимание! Слушайте все! Его Величество царь Великого Новгорода Алексей Петрович Долгоруков и Его Величество царь Старой Руссы Олег Святославович Романович желают сделать важное заявление! Просьба всем собраться у главного помоста!
Шум на ярмарке постепенно стих. Народ начал стягиваться к помосту, где уже стояли оба царя, их лица были серьезны и торжественны. Рядом с ними, на небольшом столике, лежал развернутый свиток пергамента с двумя висящими на шнурках печатями.
Мы с Маргаритой тоже подошли ближе, смешавшись с толпой. Я чувствовал, как нарастает напряжение. Люди затаили дыхание, ожидая.
Долгоруков вышел вперед, к краю помоста, поднял руку, призывая к тишине.
— Жители Великого Новгорода! Жители Старой Руссы! — голос его звучал громко и уверенно, разносясь над площадью. — Сегодня — великий день! День, который войдет в историю наших земель! Долгие годы мы жили порознь, разделенные границами, недоверием, а порой и враждой. Но пришло время оставить прошлое в прошлом! Пришло время объединить наши силы, наши земли, наши народы во имя общего блага, во имя мира и процветания!
Он сделал паузу, обводя взглядом затихшую толпу.
— Мы, Алексей Петрович Долгоруков, царь Великого Новгорода, — он положил руку на сердце, — и мы, Олег Святославович Романович, царь Старой Руссы, — Романович шагнул вперед, вставая рядом с Долгоруковым, его лицо было сурово, но в глазах читалась решимость, — объявляем о создании единого, нерушимого союза наших государств! Отныне мы — один народ, одна земля, одна сила!
Толпа ахнула. Затем раздались сначала неуверенные, а потом все более громкие и восторженные крики. Люди обнимались, хлопали, кто-то плакал от радости. Это было действительно историческое событие.
Цари взяли со стола свиток, подняли его высоко над головами, демонстрируя народу. На нем, крупными, каллиграфическими буквами, было выведено: «Указ о Вечном Союзе и Братстве Земель Новгородской и Русской».
— Да будет так! — провозгласил Долгоруков.
— Во веки веков! — громыхнул следом Романович.
Они собирались опустить документ, чтобы поставить на нем свои подписи перед всем честным народом.
Я с трудом успел услышать едва заметный тонкий свист, который пронесся над головами, смешиваясь с шумом ярморочной толпы.
Пергамент в руках царей дернулся, и прямо по центру его, между двумя печатями, расплылось темное пятно. Алексей Петрович напрягся, а Романович нахмурил брови и перевел взгляд по другую сторону от пергамента.
В полу помоста позади торчала стрела с черным оперением.
В возникшей тишине послышался топом бегущих издали ног. Я напрягся вместе с остальными, но мозг уже по привычке оценивал ситуацию.
Первым делом я думал куда деть Маргариту, чтобы ей не досталось.
— Что это? — донесся голос со стороны.
— Это засада?
— Что происходит⁈
— Идем, — я дернул девушку за руку в противоположную от топота сторону. — Скорее.
— К оружию! К оружию! — гаркнул Романович, а следом за его словами на всю ярмарку посыпался град из стрел.
Глава 14
Праздничный гомон ярмарки оборвался так резко, словно кто-то невидимый одним щелчком пальцев выключил звук. На мгновение воцарилась оглушающая, почти физически ощутимая тишина. А затем… затем грянул хаос.
Женские визги, испуганные крики детей, растерянные возгласы мужчин — все смешалось в один многоголосый вопль ужаса и непонимания.
Толпа, еще секунду назад беззаботно смеявшаяся и торговавшаяся, хлынула во все стороны, как потревоженный муравейник, сметая на своем пути лотки, опрокидывая столы с угощениями, давя друг друга в панике.
Я не терял ни секунды. Инстинкт самосохранения, отточенный в Диких Землях, сработал быстрее разума, и именно поэтому я успел отвести Маргариту Долгорукову до того момента, как последние стрелы налетчиков упали недалеко от нас.
Ее лицо было бледным, глаза расширены от ужаса, но она не сопротивлялась, послушно следуя за мной.
— Не пускать дикую сволочь ни на метр земли! — прогремел над площадью зычный, яростный рык Олега Святославовича Романовича. Его голос, привыкший отдавать приказы на поле боя, перекрыл панические крики толпы.
Мужчины из его свиты и стражники Долгорукова, стоявшие на охране помоста, мгновенно среагировали. С лязгом выхватывались мечи из ножен, глухо стучали щиты, взводились арбалеты.
Они быстро, почти не сговариваясь, образовали живой щит вокруг помоста, закрывая своими телами обоих царей. Лица их были суровы, сосредоточены — профессиональные воины, привыкшие к внезапным атакам, к смерти, смотрящей в глаза.
Алексей Петрович тоже не растерялся. Я видел, как он, оттолкнув пытавшегося заслонить его телохранителя, выхватил из-за пояса короткий, но увесистый меч. Его лицо было бледным, но решительным. Он не собирался прятаться за спинами своих людей. Царь. Пусть и не воин по натуре, но трусом он точно не был.
Я же, продолжая тащить за собой Маргариту, лихорадочно анализировал ситуацию. Мозг, словно вычислительная машина, обрабатывал поступающую информацию, отсеивая лишнее, выстраивая варианты. Даже теперь, когда мощность моего внутреннего «процессора» стали ограниченными — привычка никуда не делась.
Первое: стрела. Черное оперение, простой наконечник. Явно не работа профессионального убийцы, целящегося в царя. Скорее — сигнал. Провокация. Попытка посеять панику, дезорганизовать.
Второе: топот. Множество ног. Не тяжелая поступь закованных в латы воинов, а быстрый, беспорядочный бег. Легковооруженные? Ополченцы? Романович назвал их «дикой сволочью». Наверное, какие-то дикари.
Третье: оцепление. Я точно помнил, что перед началом ярмарки видел, как солдаты обоих государей рассредоточились по периметру поля, создавая кольцо охраны. Они должны были заметить любую угрозу заранее. Почему не среагировали? Их нейтрализовали? Обошли? Или нападающих было так много, что они прорвали оцепление?