Однако задача оказалась слишком сложной, и некоторые из друидов стали проявлять нетерпение. Один из них, Брона, обладал блестящим умом, но чрезмерное честолюбие затуманило его разум и лишило осторожности. Брона принялся экспериментировать с магией. После падения волшебного царства и возвышения человека магия почти исчезла из жизни. Брона решил возродить ее и вернуть миру. Древние науки не сумели предотвратить крушение старого мира, но друиды, казалось, не замечали урока, преподанного Большими Войнами. Магия открывала иные возможности, к тому же магические книги были более древними и испытанными, чем научные трактаты. Среди магических книг оказалась и Идальч — огромный неподъемный фолиант, переживший все катастрофы со времен зарождения цивилизации, хранимый темными заклятиями и служивший неведомому промыслу. На древних страницах этой книги виделись Броне ответы на все вопросы, решения всех проблем, которые предстояло разрешить друидам. И он выбрал свой путь.
Друиды, менее импульсивные и не столь безрассудные, предостерегали его, зная, что никогда власть над миром не дается даром. Ни один меч не рубит лишь единожды.
«Будь осторожен, — предупреждали они. — Избегай опрометчивых решений».
Но Брону и немногих его последователей так и не удалось разубедить, и в конце концов они порвали с Кругом. А вскоре и вовсе исчезли неизвестно куда, похитив книгу Идальч, ставшую для них путеводной нитью в новом мире, заветным ключом ко всем дверям, которые им предстояло отпереть.
И книга эта принесла им гибель. Оказавшись под ее влиянием, они навсегда потеряли себя. Их обуяла безудержная жажда власти ради власти. Власти безмерной, которой они могли бы распоряжаться по своему усмотрению. Все прочие идеалы оказались забыты, все иные цели оставлены. Результатом же стала Битва Народов. Мятежные друиды превратили людей в послушное орудие своих агрессивных устремлений, безраздельно подчинив их себе с помощью магии. Однако попытка завладеть миром окончилась крахом. Круг друидов, объединив силы всех остальных народов, возглавил поход против агрессоров — и тех оттеснили к югу, где они оказались на положении ссыльных, в полной изоляции. Брона и его приверженцы исчезли. Говорили, будто их уничтожила магическая сила.
— Какой глупец! — неожиданно воскликнул Бреман. — Сон друидов сохранил ему жизнь, лишив, однако, души и сердца, так что от него осталась лишь одна оболочка. Все эти годы мы считали его умершим, да, в сущности, он и есть покойник. Но та часть, которая выжила, — это дьявол, порожденный магией. Он по-прежнему стремится заполучить весь мир и все живущее в нем. Он жаждет властвовать над всеми. Ему не важно, какова цена безрассудного использования сна друидов, и все равно, чем платить за продление своей никчемной жизни. Брона стал Чародеем-Владыкой и стремится выжить любой ценой!
Кинсон молчал. Его тревожило, что Бреман, столь запальчиво клеймивший Брону за то, что тот воспользовался сном друидов, ни словом не обмолвился о себе. Ведь Бреман и сам прибегнул ко сну. Конечно, он мог бы возразить, что использовал сон более осторожно, держа под контролем, ограничивая его власть над собой, мог бы оправдать свой поступок необходимостью дождаться неизбежного возвращения в мир Чародея-Владыки. Но как ни старался он подчеркнуть разницу, суть заключалась в том, что последствия сна друидов одинаковы как для Чародея-Владыки, так и для Бремана.
Настанет день, когда Бреман столкнется с этим.
— Так ты видел его? — спросил житель приграничья, которому не терпелось узнать, что же произошло дальше. — Видел его лицо?
Старик усмехнулся:
— У него не осталось ни лица, ни тела, Кинсон. Он нечто, завернутое в плащ с капюшоном. Иногда мне кажется, что теперь и я такое же нечто.
— Это не так, — поспешно возразил Кинсон.
— Да, — тут же согласился его собеседник, — не так. Я еще умею различать добро и зло и пока не раб магии. Хотя тебя пугает вероятность, что я им стану. Верно?
Кинсон уклонился от ответа, сменив тему:
— Расскажи, как тебе удалось так близко подобраться к нему. Почему Слуги Черепа тебя не обнаружили?
Бреман смотрел в сторону, словно вглядываясь во что-то далекое во времени и пространстве.
— Это было нелегко, — негромко ответил он. — Пришлось дорого заплатить. — Он потянулся за бурдюком и сделал большой глоток. На его лице отразилась такая смертельная усталость, будто железные нити изнутри стянули кожу. — Мне пришлось перевоплотиться в одного из них, — помедлив, произнес он. — Принять их помыслы, их устремления, допустить к себе дьявола, который поселился в их душах. Я сделался невидимым, так что мое телесное присутствие нельзя было заметить, и только мой дух мог выдать меня. Вот и пришлось окутать его мраком, подобным тому, что скрывает их души. Я погрузился во все самое темное, что сумел отыскать в самом себе. Знаю, о чем ты хочешь спросить, Кинсон. Поверь мне, в каждом человеке таится дьявол, и я не исключение. Мы стараемся усмирить его, похоронить как можно глубже, и все же он живет в нас. Мне пришлось на время освободить его из заточения, чтобы защитить себя. Чувствовать, что он здесь, кружит возле меня совсем близко и манит за собой так настойчиво — о, как это ужасно! Однако свою службу он таки сослужил. Не дал Чародею-Владыке и его приспешникам обнаружить меня. Кинсон нахмурился:
— Но ты причинил себе вред.
— Только на время. Возвращение позволило мне излечиться. — Тонкие губы старика снова изогнулись в невеселой улыбке. — Все дело в том, что стоит лишь однажды выпустить дьявола из заточения и он будет всячески противиться водворению его назад. Он станет изо всех сил раскачивать решетки своей тюрьмы, рваться прочь, жить в постоянной готовности к побегу. И раз я был в такой близости от него, значит, стал более уязвим. — Он покачал головой. — Жизнь постоянно испытывает нас. Не так ли? И это всего лишь еще одно испытание.
Двое мужчин молча смотрели друг на друга. Луна совершила свой путь по небу к южному краю горизонта и скрылась из виду. Звезды особенно ярко засияли после ее захода, а безоблачное небо затянуло черным бархатным пологом безбрежной, ничем не нарушаемой тишины.
Наконец Кинсон смущенно откашлялся и произнес: — Но ты говоришь, что поступил так по необходимости, чтобы подойти достаточно близко и проверить свои подозрения. Теперь мы все знаем. — Он помолчал. — А скажи мне, ты и книгу Идальч видел?
— Да, она была там, у него в руках, но я не смог добраться до нее, иначе непременно забрал бы и уничтожил, пусть даже это стоило мне жизни.
Чародей-Владыка… книга Идальч… там, в Царстве Черепа, — и это правда, не слухи, не сказки… Кинсон Равенлок слегка откинулся назад и тряхнул головой. Подтвердились худшие опасения Бремана. Армия троллей идет из Северной Земли, чтобы подчинить себе народы. История повторяется. Снова грядет Битва Народов. Только теперь нет силы, способной ее предотвратить.
— Так, так, — сокрушенно пробормотал он.
— И я еще не все сказал тебе, — заметил друид, подняв глаза на Кинсона. — Ты должен узнать еще одну новость. Крылатые твари ищут не ведомый доселе эльфийский камень — Черный эльфинит. Чародей-Владыка узнал о нем из книги Идальч. О чем только не упомянуто в этой проклятой книге! Так вот, это не простой эльфинит, о которых ты слышал. Он один из трех камней для сердца, ума и тела, магией которых сможет воспользоваться лишь тот, кто соберет их вместе. Дьявольская сила этого камня огромна, а предназначение его загадочно, и тайна скрыта в глубинах времен. Однако в книге Идальч упоминаются возможности, которыми он обладает. Мне повезло, и я узнал о них, затаившись в темном углу огромного зала, куда слетелись крылатые твари, чтобы получить приказания от своего Владыки, я услышал, как он говорил о камне.
Старик поближе наклонился к жителю приграничья.
— Черный эльфинит спрятан где-то в Западной Земле, в затерянной среди лесов древней цитадели. Охраняемый так надежно, что трудно и вообразить, он лежит там со времен волшебного царства, потерянный для истории, забытый, как секреты магии, и ждет часа, когда его снова найдут и воспользуются им.
— А как им можно воспользоваться? — нетерпеливо перебил старика Кинсон.
— Он обладает способностью разрушать любые магические чары и обращать их на пользу своему владельцу. Не важно, сколь искусна и могущественна противостоящая магия, если у тебя есть Черный эльфинит — ты легко сможешь подчинить своей воле противника, его чары станут служить тебе. Он будет беспомощен против тебя.
Кинсон в отчаянии покачал головой:
— Выходит, невозможно противостоять ему? Старик тихо рассмеялся:
— Подожди, подожди, Кинсон, все не так просто. Помнишь, чему я тебя учил? Каждый раз, когда ты пользуешься магией, тебе приходится за это платить, и чем сильнее чары, тем серьезнее будут последствия. Однако забудем об этом на время. Ведь Чародею-Владыке совершенно безразлично, какими окажутся последствия, он давно утратил здравый смысл, значит, ему нельзя позволить завладеть Черным эльфинитом. Нам надо как можно скорее найти камень, чтобы опередить его.
— И как мы это сделаем?
Друид зевнул и устало потянулся. Складки его черных одежд приподнялись и с мягким шорохом опустились.
— У меня нет ответа на твой вопрос, Кинсон. Кроме того, у нас полно и более срочных дел.
— Пойдешь в Паранор на Круг друидов?
— Я должен пойти.
— Но зачем? Они не станут тебя слушать, потому что не верят тебе, а некоторые даже боятся. Старик кивнул:
— Некоторые, но не все. Уверен, найдутся такие, кто прислушается к моим предостережениям, пусть таких окажется и немного. В любом случае я обязан попытаться. Кругу друидов грозит серьезная опасность. Чародей-Владыка слишком хорошо помнит, как они разгромили его в Битве Народов. На этот раз он не позволит им вмешаться в его дела, даже если они теперь не представляют для него явной опасности. Кинсон отвел взгляд.
— С их стороны глупо не прислушаться к твоим словам, Бреман, но они, я уверен, не прислушаются. Уединившись за стенами своего убежища, друиды совсем оторвались от жизни. Они так давно не отваживаются выйти в мир, что уже разучились правильно оценивать происходящее. Они потеряли себя, забыли о своем предназначении.