Виктор Синицын
КРАСНАЯ ПЛОЩАДЬ
Сыпал мелкий колкий снежок. Ветер кружил его на свету у фонарей, сворачивал жгутом, снова рассеивал. А на тротуарах подтаивало. Блестели первые лужицы. Дул тёплый, южный ветер. Он нёс весну.
Шёл по улице Горького молодой лётчик, старший лейтенант. Вот он миновал здание Моссовета.
Ещё немного — и Красная площадь…
Красная площадь! Кто ни приедет в Москву, первым долгом спешит сюда! Посмотреть на рубиновые звёзды. На знаменитые часы на Спасской башне, увидеть Кремль, Мавзолей Ленина.
И сегодня здесь вечером людно.
У дверей Мавзолея — часовые. На самом важном посту стоят они. На самом главном.
Стройные серебристые ели хранят тишину и торжественность.
На Спасской башне заиграли куранты. Мелодичный звон по катился над площадью.
От Спасской башни Кремля к Мавзолею идут солдаты.
Смена караула.
Звучит на Спасской башне первый удар. Слышна команда.
Часовые у дверей делают шаг навстречу друг другу. А но вые — на их место. Замерли. Чётко повернулись и застыли на посту. Сменившиеся часовые одновременно вскинули винтовки на плечо. Поворот — и уже сходят по ступенькам.
Лётчик стоит, держит руку у козырька — честь отдаёт. При ветствует почётный караул.
Лицо у лётчика — молодое-молодое. Офицерская новенькая шинель — как литая на нём. Фуражка ловко, даже залихватски, сидит на голове. Улыбка нет-нет и тронет губы…
Сменившийся почётный караул ушёл.
Лётчик опустил руку, задумался…
Ленин…
Вспомнилась лётчику фотография: Владимир Ильич Ленин на одной из первых демонстраций на Красной площади. Запроки нута голова, прищурены глаза — следят за полётом единственного самолётика.
На параде самолётик представлял тогда все воздушные силы молодой Советской Республики.
О чём думал в те минуты Ленин?
Наверное, о том времени, когда на смену этому самолётику придут сверхскоростные самолёты. А может, заглядывал ещё дальше? Мечтал о том дне, когда в космос поднимется человек?..
Стайка голубей вспорхнула, поднялась в воздух.
Лётчик невольно загляделся на них. «Ишь ты! — улыбнулся он. — Парят! Красота-то какая!» Ему так знакомо это чувство полёта!..
Вокруг разговаривали, смеялись люди. И никто не обратил внимания на молодого лётчика. Никто не знал, что его зовут — Юрий Алексеевич Гагарин.
Домой, в Звёздный городок, Юрий Гагарин вернулся поздно. В доме светились одно-два окошка. На цыпочках он поднялся на свой этаж, тихонько открыл дверь, снял шинель.
На кухне горел свет. Жена, Валентина Ивановна, не спала. Ждала его.
— Ты где пропадал?
Юрий приложил палец к губам, в одних носках прошёл в комнату. Старшая дочка, Лена, спала, скинув одеяло, а совсем маленькая, Галочка, сладко посапывала в кроватке, выставив на ружу крохотный носик. Глядя на них, Гагарин счастливо улыбнулся. Поправил одеяло, вернулся на кухню.
— Собирай чемодан, — сказал он жене. — Утром улетаю.
— Надолго?
— Нет! — Гагарин засмеялся. — Туда и обратно! Он помолчал, поднял глаза на жену.
— Знаешь, Валя, я на Красной площади был.
Валентина Ивановна внимательно посмотрела на него.
— Вот оно что! — догадалась она. — Значит, это серьёзная командировка?
Гагарин в волнении кивнул.
— Я и гляжу, — улыбнулась Валентина Ивановна, — светишься весь — точно фонарик внутри включили!..
Рано утром Гагарин был уже на аэродроме.
КУРС НА КОСМОДРОМ
На аэродроме собралась небольшая группа людей: учёные, инженеры, корреспонденты. Журналисты волновались. Им сказа ли, что предстоит очень ответственный и интересный запуск ракеты в космос. Но какой именно, они не знали. Многие и не подозревали, что вот эти молодые весёлые лётчики и есть бу дущие космонавты и что среди них находится самый первый.
На аэродроме лётчиков-космонавтов встречал генерал-лейте нант авиации Николай Петрович Каманин.
Он с Михаилом Васильевичем Водопьяновым и другими лёт чиками спасал в 1933 году дрейфовавших на льдине челюс кинцев.
За этот подвиг Николаю Петровичу одному из первых в нашей стране было присвоено звание Героя Советского Союза.
На лётном поле стояли три белоснежных лайнера — самолёты ИЛ-14.
Космонавты, учёные, инженеры должны были лететь на этих самолётах на космодром Байконур. Экипажи самолётов проводи ли последний осмотр.
Всю ночь шёл снег. Да и сейчас мела позёмка.
Взлётные полосы были расчищены, и по бокам их возвыша лись аккуратные грядки рыхлого снега.
Генерал оглянулся на лётчиков. Они шутили, весело смеялись.
Врач Евгений Анатольевич Карпов, несмотря на хорошее на строение лётчиков, вглядывался в их лица, расспрашивал о самочув ствии.
Генерал Каманин посмотрел на часы.
— Пора! Все собрались. Прошу в самолёт… Время! — негромко сказал он.
— Мягкой посадки! — крикнул кто-то из провожающих. Убрали трап.
Зарокотали моторы.
Вокруг самолётов поднялась снежная пыль.
Один за другим лайнеры вырулили на взлётную полосу.
Вот самолёт, оторвавшись от земли, стал набирать высоту. Вслед за ним поднялись и два других.
Сделав полукруг над аэродромом, самолёты легли на курс.
…В Москве генерала предупредили, что он должен рекомен довать Государственной комиссии кандидата на первый полёт и его дублёра. И генерал непрестанно думал об этом.
За время подготовки космонавтов Николай Петрович хорошо изучил каждого. Он привязался к этим смелым, весёлым ребятам. И ему было очень трудно сделать выбор. Генерал сердился за это на себя и потому хмурился.
Вот сидит Павел Попович. Отличный лётчик-истребитель. Весел, находчив, любит шутку. И сейчас он рассказывает какую-то историю. Космонавты хохочут, а Попович поглядывает с невинным видом, словно это не он всех рассмешил: «Да что тут такого! Чего смеётесь?..»
Андриян Николаев. Родом он из Чувашии, с Волги. Как-то в полёте на его истребителе случилась неисправность. Он не покинул самолёт. Сумел справиться с машиной и посадил её на аэродром.
Вот Герман Титов. Вырос в семье учителя в далёком алтайском крае. Увлёкся авиацией, пошёл в аэроклуб. Поступил в авиаци онное училище, стал классным лётчиком. Решителен, по-деловому расчётлив.
Генерал Каманин вздыхает: «Так кто же? Кто?» — думает он…
Гагарин заглядывает в иллюминатор. Внизу — белые-белые за витки облаков. Встаёт солнце. И освещает их с такой силой, что больно смотреть.
Юрий закрывает глаза. Самолёт уже далеко от Москвы. Чем дальше они летят, тем явственнее приметы весны. Видны большие тёмные проталины. Поблёскивает вода, прорвав кромки льда по берегам озёр и рек. И снег уже не такой белый и пушистый, как в Москве… Леса, дороги, квадраты полей, деревушки…
Один посёлок у шоссейной дороги показался таким знакомым, близким. Совсем, как их Клушино.
Гагарин откинулся на спинку кресла. Милое Клушино! Родные места. Кажется, всё было так недавно!
ДАЛЁКИЕ ГОДЫ
На полу терраски жаркие солнечные пятна. Большая муха бегает по ним, что-то там ищет, щупает хоботком. Срывается. Улетает. Потом опять прилетает, садится…
На ступеньку крыльца взобралась белая курица. Косится крас ным глазом на Юру и быстро выговаривает: «Ко-ко-ко, ко-ко-ко». Красный хохолок её подрагивает.
Во дворе слышно: вжик-вжик, вжик-вжик… Это отец под навесом мастерит что-то для соседей.
Пахнет свежей сосновой стружкой.
Рядом — брат Валентин. Облокотился на верстак, глаз не сво дит с рук отца.
На спине отца — влажное пятно. Капельки пота смахивает он и с лица.
Разогнувшись, отец вышелушивает стружку из рубанка и по учает Валентина: — Вишь, сыровато дерево. Для столярного дела не годится. Сколотишь, а оно усохнет, пазы и разойдутся. И рубанок не берёт. Тупится лезвие…
Валентин канючит:
— Батя, дай попробовать, а? Дай. Одну сторону зачищу… Отец смеётся. Отдаёт рубанок. Прихрамывая, отходит от вер стака, присаживается на чурку.
— Не нажимай. Сильно-то не нажимай! Труднее ведь, — подаёт он советы сыну.
Достаёт кисет, ловко крутит цигарку. Оглядываясь, приглажи вает короткие волосы.
— Жарко. Ишь, нынче лето какое! Дождичка бы! Хлеба под нялись, а стебель тонкий ещё. Ему бы попить…
Юра сидит на верхнем порожке террасы. Сестра Зоя за столом усердно пишет в тетрадке. Она ходит в школу.
Юра поглядывает на сестру и вздыхает. Ждёт, когда Зоя освободится. Сестра учит его читать.
Берёт букварь, показывает на картинку. Каждая картинка — буква.
Две буквы — это слог. Слог да слог — слово. Ой, как интересно!
— Ну, гляди, — говорит Зоя, — ма-ма мы-ла ок-но.
Юра шевелит губами, запоминает. Брови его белые тоже шевелятся, и ресницы, и волосики белые взъерошиваются от ветерка.
Яркими голубыми глазами умоляюще смотрит на сестру: «Ну, ещё, Зоя! Ещё хочу почитать. Слышишь?»
Меньшой брат, Бориска, играет на полу. Возится с чурками — ползает, пыхтит…
За домом — сад.
В белом цвету стоят яблони, вишни.
Сад звенит от пчелиного гуда. Слабый ветерок доносит аромат пахучей смородины.
За садом тянется широкий луг, усыпанный полевыми цветами. По нему бегают ребятишки. В лапту играют.
Дальше неровные холмы. На их пологих боках — поля. В полях разбросаны островки берёзовых рощ, осинника. Ширь-то какая! Глаз не нарадуется на сочную зелень, простор, яркий свет дня…
По широкой лощине в обрамлении ивняка и густых ракит плавно вьётся речушка. И деревья сбегают к ней с холмов, и дома деревни её обступили. Большое у них село Клушино.
Ребятишки кричат на лугу — разыгрались. Отсюда слышно!
Юра опять вздыхает. Оглядывается на сестру. Зоя быстро-быстро пишет. Юра завидует. Ему бы так! Уж скорее бы большим стать! В школу пойти. Там столько предметов изучают! Историю, географию, арифметику, физику… Сам слышал! Брат и сестра только об этом и говорят.
По улице рядом с домом проходит шоссе. По нему беспре рывно катят повозки, мчатся грузовики, легковушки. Иной шофёр свернёт на обочину, затормозит горячий пыхтящий автомобиль. Подойдя к калитке, крикнет:
— Люди добрые! Нельзя ли водицы испить?
Быстрее всех срывается с места Юра. Приносит кружку с во дой.
Загорелый, чумазый шофёр пьёт воду большими, глотками, а остатки плескает себе на разгорячённую грудь.
— Ну, спасибо, браток, — говорит он, — обратно поеду, обяза тельно прокачу. Идёт?
Юра знает, что не прокатит. Но не обижается. Понимает — некогда шофёру! Работа. Юре и самому грядки на огороде надо прополоть.
Вечером собирается вся большая семья Гагариных. Приходит мать с фермы. Отец и Валентин убирают инструмент. Бориска складывает свои чурки под печкой.
А Зоя уже накрыла на стол.
Анна Тимофеевна всплёскивает руками.
— Ай да ребята! Ну, молодцы! И ужин готов, и скотина накормлена. Ба! А кто же калитку починил? Никак Валентин? А Зоенька, гляжу, горницу вымыла?..
— Они, они… Кто же ещё! — смеётся довольный отец.
— А чем мои младшенькие занимались?
— Ой, Юрка мне проходу не даёт! — тараторит Зоя. — Учи его и учи… Теперь цифры просит показать. Такой дотошный.
— Правильно делаешь, сынок, — мать ласково смотрит на Юру. — Осенью в школу.
Часто на «огонёк» к ним заглядывает брат отца, дядя Паша. Вот радости ребятам! Души не чают они в своём дядьке. Работает он в колхозе ветеринаром — коров лечит, лошадей. А знает столько, часами можно слушать!
Напьются чаю и — на сеновал. Анна Тимофеевна бросит им подушки, одеяла.
И Бориска — тут как тут:
— И я с вами хочу.
Улягутся, и пошли расспросы: как на заводе работают, какие на свете машины делают, про города, страны…
Слушают дядю Пашу, в ночное небо смотрят. На звёзды, облака.
— Дядя Паша! — спрашивает Юра. — А небо до звёзд достаёт? Дядя Паша и Валентин хохочут.
— Дядя Паша, а что такое звёзды? — опять спрашивает Юра. — Звёзды — это планеты. Как Земля или Луна, — поясняет дя дя Паша. — Только они далеко от нас. Чуешь?
— Чую, — смеётся Юра.
— Мал ещё, — вздыхает дядя Паша. — Подрастёшь — тогда узнаешь!
У Юры — ещё тысяча вопросов. Но Валентин тоже хочет спро сить о чём-то, в бок его толкает. И Юра молчит.
— Дядя Паш! А люди там есть? — задаёт вопрос Валентин.
— Трудно сказать, — поразмыслив, отвечает дядя Паша. — Но, думаю, жизнь на звёздах есть. Не может быть, чтобы одной Земле так повезло!
Юра, согревшись у тёплого бока дядьки, начинает засыпать. Глаза у него слипаются.