Первый космонавт — страница 2 из 5

Было июньское утро. Мать хлопотала на кухне, Зоя ей по могала.

Вдруг со двора вошёл отец. Лицо у него бледное, растерянное. Домашние никогда его таким не видели.

— Война! — хрипло сказал он. — Война началась…

Мать рухнула на скамью, уткнула лицо в фартук, заплакала.

— Что же это будет? Горе-то народу какое! — запричитала она. Юра и Бориска с испугом смотрели на взрослых. Всхлипнула Зоя. Но словно чего-то забоялась — глянув на отца, прикрыла рот ладошкой. Вбежал Валентин. И будто споткнулся, замер в дверях…

Притихло Клушино.

Утром уходили на войну первые призывники. Ехали подводы, шли парни, взрослые мужчины: кто с деревянным чемоданчиком в руках, кто с вещмешком за плечами.

Пиликала гармошка. Кто-то пел, кто-то пустился в пляс, решив ободрить близких. Но у всех на глазах были слёзы. Уходили на смертный бой с врагом братья, мужья, сыновья…

Улицы опустели. Редко где соберутся ребятишки, затеют игру в «войну». А то всё — дома.

Когда взрослые придут затемно с работы, Юра и Бориска уже спят. К подушке прикоснулись — и готово! Умаялись за день…

Взрослые ужинали молча. Слова не шли. Война всё ближе и ближе подступала к деревне.

А вскоре потянулись через село беженцы. Нескончаемым потоком двигались по шоссе повозки, грузовики, набитые покла жей. Шли женщины, старики, дети. Уходили из родных мест люди. Уходили от врага.

Мать с Зоей выносили на дорогу хлеб, варёную картошку, поили беженцев водой.

Валентин и Юра подолгу стояли у калитки. Брат хмурился. Юра теребил его.

— Куда они? А мы тоже пойдём, да?

— Молчи! — обрывал его Валентин.

Юра умолкал, смотрел во все глаза на бредущих по дороге усталых людей.

ПЕРВЫЙ УРОК

Бывает же такое! Снится Юре сон. Вроде бы Юра лежит и видит: Бориска, брат, тихонько сползает с кровати и крадётся к его школьной сумке. Вытаскивает две новенькие тетрадки, подаренные Зоей. А Юра удивляется: зачем они это ему? Ну конечно, рисовать! Будто не знает Бориска, что Юре идти в школу и ему без этих тетрадок никак нельзя.

Юра кричит, пытается тетрадку отобрать. А Бориска не даёт, толкается…

И тут Юра проснулся. Открыл глаза, а это сестра Зоя его тормошит, будит…

— Юрушка! А Юрушка! — шепчет она. — Вставай! В школу пора.

В школу!

Вмиг Юра вскочил на ноги, схватил рубашку, штанишки.

Юра одевается, а внутри его всё ликует. Ура! В школу! Он идёт в школу! Вот и дождался он своего дня!

За столом Юре уже не сидится: то в окно выглянет — не идут ли ребята? То на ходики на стене взглянет — сколько там осталось?

Зоя рассердилась.

— Не вертись, как юла! Пей молоко. Не опоздаем!

Мать и отец давно встали. Отец стучит топором во дворе, а мать у печи возится.

Юра незаметно дёргает сестру за платье.

— Скоро, нет? Пошли, что ли?

Мать обнимает его у порога.

— Счастья тебе, сынок! Вот и ты в школу пошёл.

Во дворе к Юре подходит отец. Строго оглядывает его.

— Ты там не шали, — наказывает он Юре, — учительницу слу шайся. Она — уважаемый человек. Не ленись.

Потом тяжёлой рабочей рукой подталкивает его, коротко говорит, точно приказывает:

— Ладно. Ступай!

Зоя берёт Юру за руку, и они выходят на улицу.

День тёплый, хотя и пасмурный. Небо прижалось к самой земле, и чёрные тучи вдалеке будто нехотя переползают с холма на холм, цепляясь за редкие берёзки.

По шоссе быстро, по-походному движется колонна солдат. Колонну обгоняют раскрашенные под зелень грузовики.

Солдаты оглядываются на детей, и их лица светлеют. Они улыбаются. Впереди их ждёт тяжёлый бой, но при виде ребят, шагающих в школу, душа их оживает…

Зоя приводит Юру прямо в класс. Сюда же собираются его сверстники, с которыми он ещё вчера бегал на речку, играл на лугу.

Теперь все они — школьники. Особый народ. Умытые и при чёсанные, ребята робко рассаживаются за партами и оглядыва ются на окна, за которыми толпятся взрослые.

На стене, над классной доской, висит портрет Владимира Ильича Ленина. Он по-доброму смотрит на ребят, улыбается.


В класс входит учительница, Ксения Герасимовна. Она обращается к классу:

— У вас, дети, сегодня большой праздник! Вы пошли в школу, — тихо говорит она. — Теперь вы — ученики. В нелёгкую пору наступил этот праздник. Идёт война — великая, народная война. Старшие братья и отцы бьются на фронте с врагом, защищают Родину. Фронт близко от наших мест — всё может случиться, всё может произойти… Но вы должны хорошо учиться! Это тоже помощь фронту.

Когда ребята возвращались из школы, они увидели, как низко-низко над селом летели два самолёта.

Один то и дело валился на крыло и, казалось, вот-вот соско льзнёт и врежется в землю, а другой — кружил над ним, то взмы вал резко вверх, то снова устремлялся вниз, словно о чём-то просил товарища…

Девчонки подняли визг и бросились врассыпную, а мальчишки сразу определили: наши! Истребители!

— Гляди! Подбили его! Подбили! Не долетит!

Подбитый истребитель, то тарахтя мотором, то затихая, ми новал дома Клушино, начал быстро снижаться.

— Упадёт! Ой, упадёт! — закричал кто-то из ребят. Самолёт пролетел над холмами и упал где-то за селом. Ребята что есть духу пустились бежать.

В небольшой лощинке истребитель уткнулся переломанным крылом в землю, высоко задрав хвост.

Лётчик, припадая на раненую ногу, шёл к редкому березняку. Видно, хотел там спрятаться.

Заметив ребят, лётчик остановился.

— Это ваша деревня? — спросил он.

— Наша! Клушино! — закричали ребятишки.

В это время с рёвом пронёсся второй истребитель. Лётчик вскочил.

— Вернулся! Вернулся, браток! Да зачем? Зачем?

Но истребитель сделал круг и плавно пошёл на посадку. Ещё немного — и, подпрыгивая на кочках, он уже подруливал к сбе жавшейся ребятне и лётчику.

Боевые друзья крепко обнялись.

— Телефон-то у вас в деревне есть? — спросил у ребят при летевший за товарищем лётчик.

— Телефон-то есть! Да он какой день не работает! Тут до Гжатска всего десять вёрст. Мы туда пешком ходим!

Лётчик засмеялся.

— Нам не до Гжатска надо. На аэродром! А до него все сто вёрст наберутся!

— Сто!? — ахнули ребята.


— Вот что, — подумав, сказал лётчик. — Несите-ка вёдра.

Ребята сбегали в деревню, принесли вёдра. И работа закипела. Лётчики открыли баки упавшего самолёта, и мальчики перетаска ли вёдрами бензин в другой самолёт.

Лётчики пожали каждому руку.

— Спасибо вам, орлы! Быть вам всем пилотами! Смелый вы и хороший народ. А мы ещё дадим фрицам жару! Такого, что вовек не забудут!

Потом они забрались в кабину. Истребитель долго бежал по полю, и ребята отчаянно переживали: а вдруг не сможет под няться? Но истребитель взлетел. Набрав высоту, покачал на про щанье крыльями и скрылся из глаз.

ФАШИСТЫ

Гитлеровцы вошли в их село ранним утром.

Вначале со страшным треском промчались мотоциклисты. На ходу обстреляли притихшие улицы. Потом, сотрясая грохотом стёкла окон, проехали танки.

Въехала колонна автомашин.

С гоготом фашистские солдаты облепили колодцы, кинулись по дворам. Защёлкали выстрелы. Постреляли собак, кур, гусей.

Целый день через Клушино проходили немецкие части. Одна из них стала в деревне.

Гагарины сидели на кухне. Накануне решили уходить. Анна Тимофеевна собрала тёплые вещи, связала в узлы, но заболел Алексей Иванович. Идти было нельзя.

Сейчас отец поднялся. Был бледен, пальцы едва заметно вздрагивали. Зоя и Валентин не отводили от него испуганных глаз.

Скоро затопали сапоги у крыльца. Послышался громкий чужой говор. Лязгая оружием, солдаты вошли в дом. Один заглянул на кухню, шутя нацелил автомат:

— Партизанен? Наин? Пуфф, пуфф! — загоготал он и ушёл в горницу.

В доме стоял такой треск, точно его крушили ломами. Солдаты лезли в сундук, в шкаф, рылись в вещах. Тащили всё, что им попадалось на глаза.

Пришёл опять тот солдат.

— Ам, ам… Ферштейн? Понятно? Млеко… Яйки… Ам, ам! Быстро, быстро! Шнель!

Анна Тимофеевна не поняла. — Чего это он?

— Не знаешь чего? — усмехнулся Алексей Иванович. — Жрать требуют. — И поморщился брезгливо: — Да дай ты им…

А солдат всё что-то лопотал по-своему, тыкал пальцем в грудь Алексея Ивановича. Потом отчего-то разозлился и вытолкал всех во двор. Наверное, ему не понравилась усмешка Алексея Ивано вича.

Во дворе тоже хозяйничали гитлеровцы. Сломали забор, за гнали грузовик. Командовал всем толстый ефрейтор с красной шеей.

Устроились ночевать Гагарины на огороде, в копешке сена. Ночью зарядил холодный осенний дождь.

Отец принёс лопаты, позвал Валентина.

— Будем рыть землянку. Не погибать же!

Солдаты менялись в доме Гагариных — одни уезжали, другие приезжали. А толстый ефрейтор пробыл долго. Звали его Аль берт. Был он механик, заряжал аккумуляторы для автомобилей. Юре запомнился он крепко.

Ударили первые морозы. Сыпала снежная жёсткая крупа.

Юра и Бориска чаще всего копались на огороде, искали прошлогоднюю картошку. Подступал голод. Все запасы, которые были в доме, гитлеровцы забрали.

Как-то Борис подошёл поближе к мастерской Альберта. Там горела лампочка, гудел мотор-движок, лежали всякие инструмен ты. Бориске это в диковинку!

Толстый Альберт оглянулся, увидел мальчика. Вдруг шагнул к Бориске, схватил за воротник кожушка, поднял и зацепил шарфом за сучок яблони.

Бориска повис. Закричал тоненько, задрыгал ногами и ру ками.

Юра был на огороде. Поднял голову и — обмер. Хочет крик нуть — и не может. Голос потерял.

А толстый Альберт расставил ноги, упёр руки в бока и хохо чет.

Бориска уже задыхается. Лицо посинело..

Из землянки выбежала на крик и шум Анна Тимофеевна, кинулась к сыну. А Альберт не пускает. Выхватил пистолет из кобуры, глаза выпучил. Грозит.

На их счастье вошёл во двор какой-то офицер. Что-то сказал Альберту. Тот вытянулся, щёлкнул каблуками, побежал выполнять поручение. На Бориску офицер даже не взглянул.

Анна Тимофеевна подхватила сына и бегом в землянку. Там еле отходили Бориску.

— Изверг! Душегуб проклятый! Погодите, придёт Красная Армия, отольются наши слёзы!..

— Не плачь, Бориска, — шепчет брату Юра. — Мы ему ото мстим! Вот увидишь! Не плачь.

Как-то вечером прокрались ребята к мастерской и насыпали в выхлопную трубу песка, трухи всякой, натолкали бумаг, тря пок.

Утром Альберт стал заводить свой движок, а он чихает, фыркает, никак не заводится.

Застопорилась у немца работа. Один посыльный прибежал, другой.

Начальник явился, кричит, перчатками по щекам отстегал. Толстый Альберт мечется возле мотора, всклокоченный весь, пот ручьями льёт, а в чём дело, понять не может.

…Ещё два долгих года жили Гагарины в оккупации. Тяжело было. Фашисты зверствовали. Но потом Красная Армия перешла в наступление и освободила Клушино.

САМОЛЕТИК