25 февраля, на походе, арьергарду – чехословацкому батальону – пришлось отбить атаку красной кавалерии, нанеся ей большие потери. За это дело генерал Корнилов выдал батальону 8 тысяч рублей. Мы были недалеко от Владикавказской железной дороги, а потому, пройдя только 18 верст, армия остановилась в станице Веселой. Неожиданно было объявлено выступление в 22 часа с указанием цели – перехода железной дороги и с приказанием соблюдать все меры предосторожности. Чтобы обмануть бдительность противника, мы двигались сначала на запад, на станицу Платовскую, а потом, после короткой остановки в хуторе Упорном, круто свернули на юг. Ночью нас никто не тревожил. В авангарде шли Офицерский полк, Техническая рота, Юнкерский батальон и батарея. При переходе речки Тихонькой армия потеряла на починку гати два драгоценных часа. Железную дорогу стали переходить в ясное, солнечное утро, у станицы Ново-Леушковской. Армия переходила через переезд, красные это заметили, и их бронепоезд с дальнего расстояния (были подорваны рельсы) часто, но безрезультатно посылал свои снаряды. Хуже было на станции, которую заняли корниловцы, прикрывая наш переход. Огонь бронепоезда не давал нам покоя, и только усилиями нашей батареи он был отогнан. Это был наш первый переход через железную дорогу. Отойдя 10 верст от железной дороги, армия остановилась в станице Ново-Леушковской. За этот переход полк сделал более 60 верст, все устали и были рады отдыху. Ночью на нашу заставу Корниловского Ударного полка вышла колонна красных, без всякого охранения, с повозками, груженными оружием. Корниловцы их подпустили и расстреляли. Красные оставили на месте около ста трупов и повозки с винтовками и патронами.
27 февраля Корниловский Ударный полк в составе армии перешел в станицу Ирклиевскую.
28 февраля армия отдыхала. Всех интересовала Кубанская армия, соединение с которой было целью нашего похода. Основным же пока вопросом являлось выяснение отношения к нам кубанцев: дадут ли они пополнение Добровольческой армии или нет? Пока что мы видели только около трехсот добровольцев и хороший стол, а прошли ряд богатых больших станиц.
1 марта 1918 года Корниловский Ударный полк в арьергарде Добровольческой армии выступил в 17 часов, направление на станицу Березанскую. При подходе к станице выяснилось, что река пересекает ее и что перед нами шесть линий окопов противника. Головной в походном охранении шла 2-я рота. Не успели цепи роты показаться на гребне перед окопами противника, как находившийся впереди командир роты, штабс-капитан князь Чичуа, был убит. В цепи при известии об этом снимали фуражки и крестились. Князь Чичуа был одним из первых добровольцев, явившихся к полковнику Неженцеву в Первый Ударный отряд при 8-й армии. Несколько человек отделились от роты и пошли за телом князя.
Генерал Корнилов дает задачу полку: ударом в левый фланг противника сбить его, а из главных сил Офицерский полк разворачивается и идет прямо по дороге. Безостановочное движение корниловцев с явным охватом левого фланга и выход Офицерского полка на гребень перед окопами настолько потрясли красных, что они стали бежать из своих окопов, не задерживаясь в резервных. Потери в полку: один убит и несколько раненых, но противник хорошо поплатился. Будь здесь у нас кавалерия, вся эта громадная толпа красных была бы уничтожена. На стороне красных были и местные молодые казаки, которые были захвачены нами и которым за их позор станице старики устроили настоящую порку.
2 марта из станицы Березанской Добровольческая армия переходит в хутор Журавский, а Корниловскому Ударному полку приказано со 2-й и 3-й батареями выступить в 8 часов, перейти через станцию Выселки, выбить оттуда противника и, оставив там конный дивизион полковника Гершельмана, ночевать в хуторе Малеванном. При подходе полка к станции Выселки красные открыли артиллерийский огонь, но блестящей атакой 3-го батальона полковника Индейкина станция была взята. Наши потери – 10 человек, а трофеи – 30 пленных, два зарядных ящика и 4 пулемета. Полку был дан привал на три часа, после чего он выступил на хутор Малеванный, передав оборону станции конному дивизиону полковника Гершельмана. На место назначения полк прибыл в 19 часов, за это время красные выбили конный дивизион, и потому корниловцы выставили заставы на станицу Кореновскую и станцию Выселки. Получилось опасное положение, и генерал Корнилов решил отбросить нависшего над левым флангом армии противника. Для этой цели были назначены: Партизанский и Офицерский полки с приданными последнему 5-й и 6-й ротами Корниловского Ударного полка под командой полковника Мухина.
3 марта атака Партизанского полка генерала Богаевского не удалась, и только повторной атакой с подошедшими Офицерским полком и двумя ротами корниловцев красные были разбиты. Отряд матросов в 190 человек был полностью уничтожен, красные понесли жестокое поражение, но и мы не были рады своей победе: из одного только Партизанского полка выбыло более 80 человек – большинство из них убитыми, 33 из коих там же похоронили в братской могиле. Среди выдающихся партизан-донцов были убиты полковник Краснянский и есаул Власов. Чернецовцы тоже понесли здесь большие потери. На место полковника Краснянского был назначен полковник Писарев (командир 1-го корпуса в 1920 году). Во время этого боя генерал Корнилов был в цепях и подвергся обстрелу из пулеметов. Ожесточение в этом бою объясняется тем, что, помимо бывшей здесь большой группы матросов, участие в нем принимали части 39-й пехотной дивизии и, что хуже всего, кубанские казаки.
5-я и 6-я роты под командой полковника Мухина после взятия станции Выселки вернулись к полку на хутор Малеванный. Здесь к полковнику Неженцеву приезжала депутация казаков станицы Кореновской с просьбой перейти полку в их станицу, чтобы не дать занять ее большевикам, приближающимся со стороны города Екатеринодара. Исполнить просьбу не было возможности из-за общей обстановки, так как станция Выселки в этот момент была занята большевиками. Отношение кубанцев к нам тоже было довольно странным: в массе они радовались нашему приходу, кормили хорошо, часто отказывались от платы, но… позволяли своим симпатизирующим большевикам сражаться против нас в рядах красных, сами же давали ничтожное количество добровольцев нам и… очень охотно просили поскорей разбить большевиков и спасти их от грабежа и мести. Получалось так, что они хотели, чтобы кто-то за них все сделал, а они бы снова зажили привольно и счастливо, в мире и довольстве. Нам это было просто дико! Мы преклонялись перед теми кубанцами, которые, подобно немногим патриотам Дона, шли с нами в неизвестность.
Потери 5-й и 6-й рот при втором наступлении на станцию Выселки – 7 человек раненых.
4 марта. Бой у станицы Кореновской. О занятии станицы Кореновской армией Сорокина добровольцы знали, но наша малочисленная конница, к тому же на плохих конях, не решалась выдвигаться далеко вперед, и поэтому расположение противника не было выяснено. Корниловский Ударный полк получил для наступления участок: дорога на хутор Журавский – станица Кореновская включительно и до железнодорожного моста исключительно. Правее полка и в авангарде движения был Юнкерский батальон генерала Боровского, левее Корниловского Ударного полка и уступом назад – Офицерский полк, для которого железная дорога была включительно.
Партизанский полк генерала Богаевского – в резерве, с чехословаками и батареей полковника Третьякова. Станица и станция с участка нашего полка не были видны, их скрывал от нас пологий бугор, между которым и станцией протекала неизвестной нам глубины река с мостом по нашей дороге и с железнодорожным солидным мостом на нашем левом фланге. За Корниловским Ударным полком находился генерал Корнилов со штабом. Движение Офицерского полка было видно с нашего левого фланга: сначала полк шел по железной дороге и потом разворачивался влево, имея штаб полка в будке. Юнкерский батальон генерала Боровского, шедший в авангарде, прямо с хода развернулся и быстро пошел вперед. Артиллерия противника открыла по батальону сосредоточенный огонь. Правый фланг Корниловского Ударного полка, седлая дорогу, немного отставал от юнкеров, но середина его и левый фланг, а особенно 3-я офицерская рота, невольно приняли положение уступами назад, и поэтому к окопам противника первыми стали подходить правофланговые части, не ожидая выравнивания общего фронта. Естественно, что поэтому Юнкерский батальон и правый фланг Корниловского Ударного полка попали под сосредоточенный ружейный и пулеметный огонь, который стал буквально косить наши цепи. Это заставило наше командование остановить юнкеров под огнем, чтобы они не стали жертвой изолированного уничтожения. С подходом правого фланга Корниловского Ударного полка на линию юнкеров они снова бросились в атаку, но силы правого фланга Корниловского Ударного полка были уже расстроены огнем противника, красные это видели и еще не виданными нами массами бросились в контратаку, и наши стали отступать.
Первоначальное отступление под давлением небывалой массы огня и живой силы противника докатилось и до левого фланга Корниловского полка – до его левофланговой 3-й роты, где я имел честь служить офицером на положении рядового в отделении доблестного штабс-капитана Доманицкого (убитого потом во 2-м Кубанском походе при взятии станицы Невинномысской) под начальством командира роты лихого штабс-капитана Пуха, Романа Филипповича[232], прозванного «отцом Корниловского порыва». Это отделение штабс-капитана Доманицкого стало отходить не только под впечатлением общего отступления вправо, но под действием сильного пулеметного и артиллерийского огня с фронта и с левого фланга, чуть ли не в тыл, с бронепоезда, появившегося на нашей стороне моста и подошедшего по кустам со стороны Офицерского полка. Отделение отходило спокойно, и, когда отступающие цепи полка вышли на линию 3-й роты, – штабс-капитан остановил отделение в каких-нибудь ста шагах от бронепоезда. Тогда все наше внимание сосредоточилось на нем, так как он своими пушками сильно взвинчивал наши нервы. Между ним и нами, уступом назад на четверть версты, разливалось продолговатое болото, по другую сторону которого мы увидели цепь одних только голов. Мы тогда подумали, что это пластуны-кубанцы так спрятались от бронепоезда, который был отделен от них только полосой кустов. Только в эмиграции из книги-истории марковцев мы узнали, что это были не кубанцы, а тоже одно отделение 1-й роты Офицерского полка. В версте позади, в будке, был их штаб полка, и почти там же – наша 4-я рота в резерве. По-видимому, бронепоезду мешали кусты, росшие вдоль полотна железной дороги, и на нем не представляли себе, что творится вокруг, почему бронепоезд только и стрелял во фланг нашему полку. От этого огня пострадала наша 4-я рота, где был убит командир роты капитан Пиотровский. Отделение Офицерского полка получило задачу подорвать путь, а мы просто попали в безвыходное положение, так как были на виду у бронепоезда. У нас оказалось несколько ручных гранат, и мы решили жиденькой цепочкой атаковать, вернее, напугать стальное чудовище. В версте от себя мы видели около стога сена генерала Корнилова с конвоем, но начисто отрицаем версию Офицерского полка, что здесь кто-то останавливал корниловцев. Верно было только то, что за левым флангом нашего полка был перевязочный пункт, к которому тянулся многочисленный поток раненых. Раздумывать времени не было, и мы с отчаяния бросились прямо на черта. Тогда я впервые за всю мою службу в действующей армии Великой войны и в Добровольческой побывал под картечным огнем артиллерии бронепоезда. Нам посчастливилось: местность, по которой мы бежали, шла уклоном вниз к полотну, а бронепоезд стоял перед мостом и на высокой насыпи, и поэтому его снаряды рвались позади и над нами. В это время наша шрапнель, – стреляли чем было, – замечательно накрыла его, и он, пыхтя и почему-то не стреляя уже даже из пулеметов, стал уходить за мост. Наше полное впечатление, что это мы напугали бронепоезд, но отделение Офицерского полка утверждает это в свою пользу. Они действовали в кустах, мы же шли открыто, отрезая п