как и доблестный командир 6-й роты капитан Петров и десятки чинов батальона. За 2-м батальоном колонной вбегает на мост и потом уже рассыпается офицерский батальон, командир которого полковник Булюбаш, стоя в конце моста, требовал лобовой атаки. 3-я рота оказалась правофланговой, половина ее попала правее дороги на станицу Рязанскую, где местность была покрыта кустарником. Из ближайших окопов, расположенных в долине, до крутого обрыва, корниловцы выбили красных, но дальше продвинуться не могли не только потому, что нужно было лезть на крутой, обрывистый берег под убийственным огнем, вырвавшим из наших рядов сразу же больше сотни жертв, но и потому, что справа Партизанский полк не продвигался, слева Офицерский полк отбивал атаки, а юнкера в арьергарде отходили к только что пройденному нами мосту перед превосходящими силами противника. Лазарет и обозы переправлялись на нашу сторону. Снаряды красных и даже пулеметы простреливали нас со всех сторон. Полк залег, и только половина 3-й роты все продвигалась по кустам вперед, на правую сторону дороги. Положение армии все ухудшалось, красные видели это и напирали, арьергарду пришлось спешно отступать, саперы, видя это, подожгли мост, и потому часть юнкеров была принуждена переходить реку прямо вброд. На флангах бой усиливался, но продвижения не было видно. К 14 часам полурота 3-й роты, продвигавшаяся все время вправо от дороги на станицу Рязанскую, по рельефу местности и по стрельбе увидела, что она зашла за левый фланг красных, сидящих на бугре против нашего полка. Хорошо помню, как мы по два-три человека выползали из кустов, переползали через дорогу и, оказавшись в тылу у противника, открыли огонь с близкой дистанции по спокойно стрелявшим красным. Ближайшие к нам красноармейцы стали испуганно смотреть в нашу сторону, но меткие наши выстрелы точно подхлестывали их, они смешались и пустились бежать вдоль своих окопов, увеличивая этим для нас цель. Мы двигались жиденькой цепочкой к их окопам, а они все больше очищали их. Вот здесь-то и произошло историческое знаменитое «Ура!», и что было его причиной, так и осталось точно не выясненным до сего времени. Предполагали: 1) по мнению командира Партизанского полка генерала Богаевского, продвигавшегося правее корниловцев, будто бы генерал Корнилов определил переломный момент боя и отдал приказание для общего наступления; 2) все время наблюдавшая за нашим обходом наша 3-я рота увидела наш успех и перешла в атаку с криком «Ура!», которое подхватили соседи, а потом уже и вся армия; 3) будто бы в это время генерал Корнилов получил сообщение о соединении с Кубанской армией генерала Покровского, что вызвало восторг и подъем духа. Будто бы это сообщение привез разъезд кубанцев, чему трудно поверить: как мог он тогда пробраться к нам через сплошное кольцо окружавших нас красных?
Нам, гнавшим противника вдоль его окопов по бугру, картина общего энтузиазма была не только видна с высоты, но она поразила нас переменой боя: почти чуть не разбитые добровольцы стали победителями, от которых в страхе бежали части, разбившие наш арьергард.
Не дожидаясь, пока наш полк поднимется на бугры, мы выбрались снова на дорогу и пошли в станицу Рязанскую, представляя из себя походную заставу. Когда мы вошли в станицу, она казалась мертвой, в избы мы не заходили, вышли на противоположную окраину и там дождались подхода нашего полка. Нерадостные вести узнали мы о потерях полка: убитыми и ранеными корниловцы потеряли почти 200 человек. Через станицу Рязанскую около 18 часов полк направился в аул Хибунай, где мы и разместились по разбитым домам. Потом корниловцы узнали от партизан, что все же в Рязанской оставалась часть жителей, которые как-то неестественно, уж очень любезно ухаживали за ними. Оказалось, что они, как мы сами убедились, проходя по аулам, вместе с большевиками принимали участие в избиении и разграблении мирных черкесов. Кто не успел бежать в горы, были перебиты, изнасилованы и даже замучены: наши нашли в одной печке старика с обгоревшими ногами, кучу человеческих внутренностей и т. п.
Вечером узнали и подробности о «соединении» с кубанцами: это просто была только связь с каким-то их разъездом, остатки же их армии были в 80 верстах от нас, вели непосильные бои и просили помощи.
11 марта в 9 часов полк в авангарде выступил на аул Понежукай, куда прибыл к 15 часам.
12 марта в 18 часов полк в авангарде выступил в аул Гатлукай, куда прибыл в 24 часа. Вопрос с довольствием обстоит очень плохо. Черкесы охотно присоединяются к армии.
13 марта в 9 часов полк выступил в аул Вочепший, куда прибыл в 13 часов. Аул был сохранен более других. Здесь была окончательно установлена связь с генералом Покровским. Недалеко виден город Екатеринодар.
14 марта. Дневка в ауле Шенджий. Погода портится, идет дождь и снег. Суровая походная и боевая жизнь убивает все живое в человеке, не радуют и новые, чарующие виды Кавказа.
15 марта. День, который 1-му Кубанскому генерала Корнилова походу дал название и Ледяного. Здесь природа в союзе с противником восстала против Добровольческой армии, и трудно было решить, что было тяжелей. С утра лазарет и обозы были направлены в станицу Калужскую – место стоянки Кубанской армии. Погода стояла ясная, дул холодный ветер. В авангарде Партизанский полк, за ним – Офицерский и потом наш, Корниловский Ударный, выступивший в 9 часов. Назначение перехода – станица Ново-Дмитриевская, в 15 верстах. С началом движения холод усилился, дождь шел вперемешку со снегом, дороги развезло, и все простые стоки воды стали наполняться водой, а маленькие ручьи превратились в речки. Холод все усиливался, и к 15 часам промокшая одежда стала превращаться в лед и ломаться, как стекло. В 17 часов полк подошел к реке Черной. Мост через нее был залит водой со снегом, а станица за ним занята красными. Офицерский полк стал переправляться на крупах лошадей, а полковник Неженцев повел корниловцев правее, на гать, тоже залитую водой. Задержка в движении создала невыносимые условия для обледенелой, едва идущей армии, добровольцы не выдержали, и на глазах противника зажглись костры. Начался обстрел артиллерией, снаряды ложились довольно точно, и некоторые попадали прямо в костры, но это не смущало добровольцев. Лошадей у корниловцев не оказалось, и полковник Неженцев приказал нам погреться в воде. Воля и молодость все победят – бросились мы, уцепившись друг за друга, и, придерживаясь предполагаемой середины гати, стали бороться со стихией. На наше счастье, красная артиллерия била по нашим тылам, а пехота их почти бездействовала. Наступление полк повел на западную часть станицы, с выходом по дороге на станицу Григорьевскую, на южную ее окраину. По-видимому, красным не было охоты выходить в такую погоду из теплых хат, и они встретили нас только около изб, но особого сопротивления не оказали. Нечеловеческим усилием Офицерский полк, переправившись, с успехом очищал станицу. За свою халатность противник поплатился, понеся большие потери. В 23 часа наш полк занял юго-западную часть станицы, выставив заставы на Григорьевскую. Повозки и даже часть лошадей оставили до утра перед мостом. Части генерала Покровского, выступившие из станицы Калужской, вернулись из-за такой погоды обратно. В полку было 45 человек убито или ранено. По данным Офицерского полка, ими в этом бою было взято 8 орудий и до 1000 убитыми.
Первое совместное действие в этом бою Добровольческой армии с Кубанской было неудачным – первый блин вышел комом: согласно приказу генерала Корнилова, в этом бою конница генерала Покровского должна была наступать тоже на станицу Ново-Дмитриевскую со стороны станицы Калужской, но она в такую погоду, как гласит донесение, вернулась, а быть может, и просто не выступала. Это было печальным фактом для первого раза: при наличии конницы в этом бою все три тысячи красных были бы уничтожены, а неисполнение приказа говорило о качестве Кубанской армии.
16 марта. Дневка в Ново-Дмитриевской. Переправа обоза через реку и приведение полка в порядок.
17 марта. В 18 часов противник перешел в наступление со стороны станицы Григорьевской, но легко был отбит. Небольшие хутора, окружающие Ново-Дмитриевскую, остались в руках красных.
18 марта. С утра противник перешел в наступление, но был отбит. К 20 часам он снова наступал, и бой разыгрался у самой станицы, но огнем частей армии противник к 23 часам был окончательно отброшен. Потери полка – 9 человек.
19 марта. На фронте спокойно. Состоялось соглашение Добровольческой армии с Кубанской. Все части составляют одну армию под начальством генерала Корнилова. Армия разбита на три бригады: 1-я бригада генерала Маркова: Офицерский полк, командир – генерал Боровский, стрелковый Кубанский полк, командир – полковник Тунеберг, 1-я инженерная рота, 1-я и 4-я батареи. 2-я пехотная бригада генерала Богаевского: Корниловский Ударный полк, командир – полковник Неженцев, Партизанский полк, командир – генерал Казанович. Пластунский батальон, 2-я инженерная рота, 2-я, 3-я и 5-я батареи. 3-я бригада – кавалерия генерала Эрдели: 1-й конный полк, Кубанский полк, Черкесский полк и конная батарея.
В Корниловский Ударный полк были влиты юнкера Константиновского военного училища[237], которое наш полк под своей охраной погрузил в Киеве перед своим походом на Дон, – они теперь пополнили 3-ю офицерскую роту. Численный состав полка за поход сильно уменьшился, особенно большие потери были под Кореновкой, 150 человек, и под Филипповкой, 200 человек, при переходе через реку Белую. Все же юнкера и пополнение из Кубанской армии довели состав полка до тысячи штыков.
20-е и 21 марта. Приведение частей в порядок. За это время наш лазарет и все обозы прибыли из станицы Калужской в Ново-Дмитриевскую, и здесь мы узнали о всех ужасах, пережитых ранеными во время Ледяного похода. Медицинский персонал самоотверженно работал, но медикаменты все вышли, не стало уже и запаса простого персонального белья сестер милосердия. Не легче было и строевым врачам, сестрам и фельдшерам. Они не только подвергались общим опасностям, но и работали, перевязывая нас, во время нашего отдыха. Меня тогда поражало, как спокойно, с сознанием приносимой жертвы на алтарь Отечества умирали корниловцы. Так, капитан Басов, умирая от ранения в станице Ново-Дмитриевской, сказал сестре милосердия: «Совершается великое таинство – умирает человек, а там… смеются». Записано со слов сестры милосердия В. С. Васильевой-Левитовой. Таков был суровый закон войны: сраженный мужественно умирает, а оставшийся в живых, не падая духом, продолжает сражаться.