При движении за Кубань партизаны оказались в арьергарде и выдержали тяжелые арьергардные бои у Усть-Лабы и у хуторов Филипповских, прикрывая армию от наседавших с тыла большевиков в то время, как остальные части форсировали переправы. Перед станцией Калужской я видел, как генерал Богаевский, стоя открыто, верхом, под огнем большевиков, переправлял своих партизан на крупах лошадей через вздувшуюся горную речку.
После соединения с Кубанским отрядом в станице Калужской к Партизанскому полку был придан один из батальонов Кубанского стрелкового полка, составивший 2-й батальон, в то время как основное ядро партизан образовало 1-й батальон. Здесь же генерал Богаевский был назначен командиром 2-й бригады в составе Корниловского и Партизанского полков, а меня генерал Корнилов назначил командиром Партизанского полка.
Из станицы Калужской полк в составе 2-й бригады был двинут на станицу Григорьевскую, а по взятии ее – самостоятельно на станицу Смоленскую. Бой у Смоленской вышел тяжелым. Наш берег речки, прикрывавшей станицу, зарос густым лесом, простиравшимся почти до станицы Григорьевской, откуда мы пришли, так что об артиллерийской подготовке не могло быть и речи. Напротив, от станицы, стоящей на высоком берегу, пологий скат спускался к реке, давая большевикам отличный обстрел, чем они и воспользовались, развив сильный огонь. Долго все попытки переправиться оканчивались неудачей, и полк нес большие потери. Между прочим, был убит командир 2-го батальона, фамилии которого я не помню, так как знал его только несколько дней. Здесь особенно отличился капитан Бузун, который нашел переправу у мельницы и перебежал со своей сотней на другой берег реки, после чего станица была взята. Казаков в станице не оказалось, а иногородние встретили нас настолько недружелюбно, что пришлось пригрозить им репрессиями, чтобы получить ночлег и продовольствие.
Из Смоленской полк был направлен в Георгие-Афипскую. В упорном бою под этой станицей 1-я бригада и корниловцы залегли под убийственным огнем большевиков и не могли двинуться дальше. Партизаны тоже было залегли в болотистой лощине к юго-востоку от станции железной дороги, но моего окрика: «Ну что вы, утки, что ли, что полощетесь в болоте? Вылезай вперед на сухое!» – было достаточно, чтобы двинуть их вперед. Атака партизан решила участь боя. После этого боя генерал Корнилов сказал мне, что доволен действиями полка. Действия партизан при штурме Екатеринодара подробно мной описаны в сборнике, посвященном десятилетию 1-го похода, а потому я здесь повторяться не буду.
Полк взял ферму, на которой впоследствии был убит генерал Корнилов, предместья Екатеринодара – «Кирпичные заводы» и «Кожевенные заводы» – и был единственной частью, ворвавшейся в Екатеринодар и дошедшей до Сенной площади. Начав штурм в составе 800 штыков, полк к концу штурма имел 300. В числе многих достойных офицеров и партизан был убит доблестный капитан Курочкин – командир 1-го батальона, убит и заместитель командира 2-го батальона, убитого под Смоленской, и в командование 2-м батальоном вступил капитан Бузун; ранены мой помощник полковник Писарев, командир 2-й сотни есаул Лазарев, ранен и я.
При движении от немецкой колонии Гнадау (которую почему-то называли Гначбау) полк составлял арьергард. Партизаны перешли в короткое наступление и взяли пулемет, после чего большевики перестали наседать.
Под станицей Медведовской, в то время как генерал Марков совершил свой известный подвиг с бронепоездом, партизаны были направлены на станицу и взяли ее после короткого боя.
При полку был очень хороший перевязочный отряд, включенный в состав полка вместе с отрядом Чернецова, при котором он был сформирован. Этот отряд давал возможность возить своих раненых при полку. Я слышал, как генерал Корнилов говорил генералу Богаевскому: «В вашем отряде раненые выздоравливают. Не то что в общем лазарете». В станице Дядьковской, когда я обходил своих раненых, они с тревогой спрашивали меня: правда ли, что решено оставить тяжело раненных? Я успокоил их, назвал эти слухи провокацией и дал слово, что ни один партизан оставлен не будет. Едва я вернулся к себе на квартиру, как меня позвали на совещание к генералу Алексееву, и я, к своему ужасу, услышал, что обсуждается вопрос об оставлении раненых. Я рассказал о своем разговоре с партизанами; это вызвало некоторое смущение, но тем не менее большинство высказалось за оставление тяжело раненных. К счастью, у нас подвод оказалось достаточно, и я мог сдержать слово, данное своим раненым.
До возвращения в Донскую область я не припоминаю сколько-нибудь значительных боевых действий полка. Из станицы Егорлыцкой 2-я бригада была направлена на большевистское гнездо – село Гуляй-Борисовку. Партизаны шли в авангарде. Подходя к селу, я с удивлением увидел, что вырытые впереди него окопы никем не заняты. Оказалось, что большевики ожидали подхода каких-то своих частей и, увидев издали нашу колонну, приняли ее за своих и спокойно оставались по своим квартирам. Не теряя времени, мы атаковали село. Большевики были захвачены совершенно врасплох. Началась ловля и истребление их по дворам, в чем тотчас приняли участие и корниловцы. Пленных сгоняли на площадь на краю села. Вскоре у меня их набралось более 300.
Здесь я впервые от начала 1-го похода получил приказание генерала Богаевского: по случаю Страстной субботы пленных не расстреливать.
В Гуляй-Борисовке мы отстояли Пасхальную заутреню и провели несколько дней праздников. Здесь же полк впервые надел погоны – синие с белым, в отличие от корниловцев, имевших черно-красный погон. Шитьем этих погон было занято чуть ли не все женское население села.
Из Гуляй-Борисовки 2-я бригада была послана в набег за снарядами и патронами на железнодорожную станцию Крыловскую (в это же время 1-я бригада производила набег на Сосыку). Во время этого набега, когда мы готовились атаковать станицу Екатерининскую, ко мне со стороны большевиков подъехал казак и доложил, что их человек 70 желают перейти на нашу сторону.
Мы с ним условились, что они сделают вид, будто идут на нас в атаку, а мы стрелять не будем. Конечно, был известный риск, но казак внушал мне доверие. Все было выполнено по условию: показалась как бы идущая в атаку сотня, которая, вместо атаки, пристроилась к моему левому флангу. Это произвело отличное впечатление у нас и удручающее впечатление на большевиков, которые вслед за тем легко отдали нам станицу. Однако, оправившись и получив подкрепление, они сами на другой день перешли в наступление с целью взять ее обратно. Целый день партизаны и корниловцы отбивали атаки большевиков, которые к вечеру расположились полукругом на ближайших подступах к станице.
Генерал Богаевский решил, оставив для обороны станицы 2-й батальон Партизанского полка под командой капитана Бузуна, с корниловцами и 1-м батальоном партизан выйти ночью из-за фланга большевиков и атаковать у них в тылу станцию Крыловскую. План удался блестяще: с соблюдением полной тишины бригада выполнила свой рискованный маневр. На Крыловской была захвачена богатая добыча патронов и снарядов. Вторая сотня Партизанского полка взяла и два орудия. Услышав выстрелы у себя в тылу, большевики, стоявшие перед Екатерининской, начали отступать; капитан Бузун перешел в наступление, и большевики, взятые нами в два огня, рассеялись.
На другой день пришлось выдержать тяжелый бой у станции Михайловской, совместно с подошедшей на соединение с нами 1-й бригадой, против большевиков, получивших новые подкрепления и снова перешедших в наступление.
После этих боев Добровольческая армия расположилась на продолжительный отдых в станице Мечетинской. Здесь я принял 2-ю бригаду от ставшего во главе Донского правительства генерала Богаевского, а Партизанский полк сдал полковнику Писареву. Вскоре затем я уехал в командировку в Москву, а вернувшись оттуда, командовал 1-й дивизией и 1-м корпусом. Партизан мне больше не пришлось видеть вплоть до Кубанского десанта 1920 года, во время которого полк, носивший уже название Алексеевского, под командой полковника Бузуна входил в состав сводной дивизии, но это уже не имеет отношения к 1-му походу.
Б. КазановичДвижение Добровольческой Армии в марте месяце и штурм Екатеринодара[275]
1 марта 1918 года армия заняла станицу Березанскую. Накануне к командованию армией прибыла депутация с приглашением посетить станицу. Но когда авангард армии подходил к Березанской, предательски был встречен сильным огнем. Цепи корниловцев и Офицерского полка быстро опрокинули большевиков и обратили их в бегство. И 1-го же марта ночью из Екатеринодара выступил Кубанский отряд с Кубанским войсковым атаманом и войсковым штабом, в направлении на аул Шенджий.
2 марта. Армия перешла в станицу Журавскую, откуда был выделен небольшой отряд для занятия железнодорожной станции Выселки. Батальоном корниловцев станция была взята. Оставив на станции конный дивизион полковника Гершельмана, корниловцы перешли на ночлег в хутор Малеванный, но красные, воспользовавшись тем, что конники наши не взорвали полотна, подвезли бронепоезд и большой отряд пехоты, потеснили конницу и заняли Выселки.
3 марта. Добровольческие части на рассвете повели наступление на Выселки и снова заняли станцию и поселок.
4 марта. Наступление на Кореновскую. Здесь красные сосредоточили до 10–12 тысяч войск. Тяжело было Добровольческой армии, столь малочисленной и мало снабженной, но доблесть добровольцев, от солдата до генерала, была сильнее большевистской стали. Потери, однако, добровольцы понесли большие, особенно корниловцы: из их рядов в этом бою убыло и осталось на поле сражения убитыми более 100 человек и ранеными 400. Станица и железнодорожная станция Станичная были в наших руках.
5 марта. В Кореновской армии был предоставлен отдых, а вечером армия вступила в Усть-Лабинскую станицу.
6 марта. В этот день армия сделала переход почти в 50 верст до вечера и наступление с боем на станицу Усть-Лабинскую, которая была взята корниловцами, шедшими в авангарде.