7 марта. Переход в Некрасовскую и дневной отдых.
8 марта. Утром армия переправлялась через реку Лабу, ведя весь день непрерывные бои, и заночевала в районе хутора Киселевского.
9 марта. Переход на хутор Филипповский.
10 марта. Выступив из хутора Филипповского, армия заняла с боем станицу Рязанскую и двинулась в аул Несшукай.
11, 12 и 15 марта. Переход армии в черкесские аулы: Несшукай, Понежукай, Гатлукай, Вочепший, Шенджий.
14 марта. Соединение с Кубанской армией в ауле Шенджий.
15 марта. Армия выступила в Ледяной поход в станицу Ново-Дмитриевскую и, перейдя вброд речку Черную, штурмом к вечеру взяла станицу.
16–23 марта. Восемь дней был предоставлен отдых армии в Ново-Дмитриевской.
23 марта. Наступление на станицы Григорьевскую и Смоленскую.
24 марта. Наступление на Георгие-Афипскую.
25 марта. Переход в аул Панахес.
26 марта. Подход армии к переправе у Елизаветинской и начало переправы через Кубань.
27 марта. Наступление на Екатеринодар.
С утра 27 марта большевики перешли в наступление со стороны Екатеринодара и начали теснить наше сторожевое охранение, стараясь охватить его левый фланг. Поддерживая свое сторожевое охранение, Корниловский полк сдерживал натиск красных, расходуя свои резервы. Большевики продолжали наседать. Партизанский полк в это время уже был подтянут к восточной окраине станицы в ожидании приказания. В 3 часа дня начальник 2-й бригады генерал-майор Богаевский приказал командиру Партизанского пехотного полка отбросить противника.
Партизаны густыми цепями в три линии, под прикрытием пулеметного и редкого артиллерийского огня, без выстрела двинулись в атаку по обе стороны большой дороги из Елизаветинской в Екатеринодар. Главный удар командир Партизанского полка направил на кирпичный завод, расположенный на высоком берегу Кубани и господствующий над окружающей местностью. Большевики не выдержали стремительной атаки партизан и в беспорядке бежали к ферме Екатеринодарского сельскохозяйственного общества. С бугров, впереди взятого завода, куда к генералу Казановичу подъехали генерал Богаевский и командир Корниловского полка полковник Неженцев, было видно, как орудия большевиков и линейки с пулеметами сворачивались и поспешно отходили по направлению к Екатеринодару.
Существует мнение, что нам в тот же день следовало атаковать наличными силами Екатеринодар, но при этом упускают из виду, что все это происходило во второй половине дня, что до Екатеринодара было еще далеко и что в сборе был один только Партизанский полк (800 штыков), а Корниловский занимал очень растянутое расположение и на сбор его потребовалось бы немало времени.
Во всяком случае, легкость, с которой партизаны отбросили большевиков, произвела большое впечатление на зрителей, и, по-видимому, доклад кого-нибудь из них повлиял на решение Корнилова атаковать, не ожидая переправы генерала Маркова – решение, имевшее роковое влияние на исход всей операции. Уезжая в станицу Елизаветинскую, генерал Богаевский сказал мне, что атака Екатеринодара предполагается по окончании переправы всей армии, и предоставил моему усмотрению: оставить ли весь полк на ночь на взятых позициях или отвести его на ночлег в станицу, оставив на линии кирпичного завода сторожевое охранение. Я предпочел последнее, зная, что переправа не может закончиться раньше вечера следующего дня, и не желая лишать людей удобного ночлега и ожидавшего их ужина. Отведя полк с наступлением темноты в Елизаветинскую, я получил приказ по армии, в котором подтвердилось сказанное мне генералом Богаевским, то есть 28 марта 2-я бригада должна была оставаться на занимаемых местах, а остальные части – продолжать переправу. Корниловский полк, оставшийся после моего выдвижения вперед на второй линии, был также собран и отведен в станицу.
28 марта. В 2 часа ночи я совершенно неожиданно получил новый приказ, согласно которому бригада генерала Богаевского должна была атаковать Екатеринодар 28 марта, не ожидая переправы остальных частей.
Во исполнение этого приказа генерал Богаевский предписал: Партизанскому полку атаковать западную часть города, а Корниловскому, наступая левее его, Черноморский вокзал; пластунский батальон полковника Улагая составил резерв бригады. По прочтении приказа первым моим побуждением было идти к генералу Богаевскому и просить его добиться отмены этого распоряжения: я был уверен, что сил бригады недостаточно для овладения городом и преждевременная атака поведет к тому, что наши без того небольшие силы будут введены в дело по частям и вместо планомерной атаки получатся разрозненные действия отдельных частей.
Поспешная атака не давала нам и выгод внезапности: мы уже достаточно обнаружили наши намерения. В поспешном отступлении большевиков я не видел ничего особенного: мне ни разу не приходилось видеть, чтобы не только большевики, а и всякий другой противник выдерживал в открытом поле штыковую атаку, предпринятую с действительной решимостью довести ее до конца, а тем более – атаку добровольцев Корниловского похода. Зато густые массы отступающего противника позволяли судить о его подавляющем численном превосходстве, и нельзя было быть уверенным, что в наступлении на Елизаветинскую принимает участие весь гарнизон Екатеринодара.
Однако, подумав, я понял, что в 2 часа ночи мне едва ли удастся добиться отмены приказа, выйдет только потеря времени, а его и без того осталось не много до рассвета. Я сделал свои распоряжения для предстоящего наступления. Свой 2-й батальон я направил правее большой дороги на ферму, одну из сотен 1-го батальона развернул левее (севернее) дороги, две остальные сотни этого батальона оставил в своем резерве за центром боевого порядка.
Когда я начал уже наступление, ко мне подъехал генерал Богаевский и сказал, что по непонятному недоразумению Корниловский полк не получил своевременно приказа и запоздал наступлением, поэтому он советует мне приостановить наступление до выхода корниловцев на одну линию со мной. Я ответил, что остановка поведет к напрасным потерям и ослабит порыв, а потому я возьму ферму и хутора, расположенные левее дороги, и на этой линии выжду подхода корниловцев. После ожесточенного боя была взята ферма, хутора заняты легко.
Около полудня большевики, подведя резервы из Екатеринодара, под прикрытием сильного артиллерийского огня перешли в наступление всей линией, стараясь охватить мой левый фланг. Корниловский полк все еще не подошел. Введя в дело свой резерв, мне удалось удержаться на хуторах севернее дороги, несмотря на то что один из наших пулеметов был подбит снарядом. При этом ранен двумя пулями рядом со мной командир 2-й сотни подъесаул Лазарев.
На ферме дело обстояло хуже: после упорного боя мой второй батальон был вынужден оставить ферму, после того как был смертельно ранен его командир. Генерал Богаевский двинул на поддержку моего правого фланга пластунов полковника Улагая. Ферма была снова взята, но при этом ранен и выбыл из строя доблестный полковник Улагай.
Осмотрев расположение наших частей на ферме, я объединил командование 2-м батальоном Партизанского полка и батальоном Улагая в руках моего помощника полковника Писарева (оба батальонных командира выбыли из строя) и приказал ему продолжать наступление на предместья Екатеринодара «Кирпичные заводы» и «Кожевенные заводы». Доложив отданные мною распоряжения подъехавшему ко мне генералу Богаевскому, я поехал к своему 1-му батальону, наступавшему севернее Елизаветинской дороги. В это время к ферме подошел успевший переправиться батальон Кубанского полка, что окончательно успокоило меня за участок полковника Писарева.
На большой дороге я встретил командира Корниловского полка полковника Неженцева. Не знаю, по собственной ли инициативе или по приказанию генерала Богаевского, но Корниловский полк развернулся не левее Партизанского, как было предусмотрено приказом, а в затылок моему 1-му батальону, примыкая правым флангом к Елизаветинской дороге. Таким образом, при дальнейшем наступлении правофланговые роты корниловцев перемешались с моими сотнями. Смешавшись, мы вместе с Неженцевым пошли по направлению на Екатеринодар, уславливаясь о дальнейших совместных действиях. Желая иметь более широкий кругозор, мы направились к кургану, расположенному близ разветвления дорог на станицы Мышастовскую и Елизаветинскую.
Здесь я получил донесение полковника Писарева, что при поддержке батальона Кубанского стрелкового полка занял «Кирпичные и Кожевенные заводы» и остановился в виду артиллерийских казарм, где прочно засели большевики.
Я хотел снять свой 1-й батальон с участка Корниловского полка и вести его на поддержку полковника Писарева, но Неженцев просил меня не ослаблять его растянутого расположения.
Стоя на вершине кургана и рассматривая в трубу расположение большевиков по окраине Екатеринодара, я почувствовал сильный удар в левое плечо.
– Нет ли у кого-нибудь перевязочного пакета?
Пакет нашелся, но им перевязали раненого одновременно со мною корниловца. Я повторил свою просьбу.
– Да для кого вам нужен пакет? Мы уже перевязали раненого, – спросил меня Неженцев.
– Для себя.
Тогда дали еще пакет, и бывший при мне полковой адъютант ротмистр Яновский сделал мне перевязку. Попав спереди в плечо, пуля пробила лопаточную кость и вышла из спины. Вследствие сильной боли и большой потери крови я не был уверен, что буду на другой день в состоянии командовать полком, а потому просил Неженцева принять пока под свое начальство мой 1-й батальон, а в течение ночи сменить его и направить на присоединение к остальной части полка в «Кожевенные заводы», где предвиделся упорный бой за обладание артиллерийскими казармами. Сам я направился туда же с намерением, если окончательно ослабею, передать командование полком полковнику Писареву. Между тем окончательно стемнело, и было очевидно, что войска заночуют в занимаемом расположении.
Писарева я нашел в одном из домов предместья, ближайших к артиллерийским казармам. Он доложил м