На станции добровольцы раздобыли себе сахара, в котором очень нуждались. Корниловский же полк долго щеголял в дамском белье; целая партия этого добра была захвачена в вагоне и, за неимением мужского белья, добровольцы облеклись в кружева и прошивки. Здесь же был найден инженером Половцовым большой враг армии: хорошо снабженные материалами вагоны вспомогательного поезда для восстановления железнодорожных повреждений. В вагоны наложили горючего материала, облили керосином и торжественно сожгли. По железным дорогам в то время ездили только большевики, и блуждающим по степям добровольцам каждый вагон и паровоз были враждебны.
В поселке нашли нескольких казачьих офицеров; один из них только что приехал из Екатеринодара. Все подтвердили, что правительственная армия, под командой генерала Покровского, оставила столицу и двинулась куда-то, кажется, на юг, в предгорья Кавказа. Для проверки этих сведений в тот же день были посланы переодетые офицеры.
Известие об уходе армии генерала Покровского из Екатеринодара поставило Добровольческую армию в тяжелое положение. Быть почти у цели своего похода, в каких-нибудь 80 верстах от Екатеринодара, и увидать всю бесплодность перенесенных жертв и лишений? Шли в надежде соединиться с большой, по слухам, армией и предпринять крупные операции по очищению Кубани от большевиков, и вместо этих широких планов пришлось думать вновь о своем спасении.
Впереди, верстах в 12, по дороге к Екатеринодару, расположена при железнодорожной линии большая станица Кореновская, одна из баз большевистской армии. Там, по собранным сведениям, стоял отряд около 15 тысяч пехоты, кавалерии и артиллерии.
Корнилов решил атаковать Кореновскую, как бы продолжая свой путь на юг. Он рассчитывал найти в станице необходимые армии военные припасы, которые значительно сократились за предшествовавшие бои. Военная добыча в этих боях была невелика.
4 марта, утром, армия покинула Журавские хутора, и через несколько верст авангард уже вошел в соприкосновение с противником. Начался бой по всей линии. В центре вели наступление корниловцы и встретили упорное сопротивление красных. Станица была укреплена несколькими рядами окопов. Очевидно, большевики заранее подготовили позицию, чтобы задержать и остановить здесь победоносное до сих пор шествие армии Корнилова.
Артиллерия противника действовала превосходно. Удачно выбрав наблюдательные пункты, открывавшие широкий горизонт, артиллеристы замечали каждое передвижение добровольческих частей и немедленно крыли их метким огнем. Бой затянулся, и положение становилось серьезным. Отступив к самой станице, большевики встречали атаки добровольцев непрерывным огнем из винтовок и пулеметов, скрываясь сами в окопах. Корниловцы вели энергичное наступление, но, взяв один ряд окопов, встречали вновь сосредоточенного противника, превосходившего числом в несколько раз. Артиллерия добровольцев, не имея большого запаса снарядов, расходовала их весьма осторожно и не могла поддерживать пехотные цепи непрерывным огнем. Движение корниловцев вперед замедлилось.
– Усилить огонь, – отдан приказ артиллерии.
Взят еще ряд окопов.
– Снарядов больше нет, – докладывают Корнилову.
– Послать за ними в обоз, – был ответ.
На правом фланге противника выдвинулся вперед бронированный поезд.
– В артиллерийском парке осталось только 30 шрапнелей, – докладывают из обоза.
Противник перешел в контратаку. Густыми цепями поднялись из окопов красные и ринулись на редкие линии корниловцев. Те подались назад.
– Центр прорван, – докладывают Корнилову.
Необходимо послать на подмогу, а резервов больше нет. Мимо командующего проходит кучка легко раненных юнкеров человек 10–12, возвращающихся с перевязки в строй.
– А это разве не резерв? – спрашивает Корнилов. – Полковник Тимановский, примите командование.
Полковник Тимановский, раненный за японскую и германскую кампанию 17 раз, невозмутимо покуривая свою неизменную трубочку, исполняет приказ. Опираясь на палку, хладнокровно ведет он свою армию для заполнения прорыва; по дороге к ним присоединяется гусар Лопуховский с люисовским пулеметом. Лопуховский вскакивает на стожок сена и оттуда поливает в упор наседающие цепи. Большевики останавливаются.
– В тылу показалась густая пыль, – доносят из обоза. – Подходит отряд, очевидно с кавалерией.
– Построить вагенбург, – отдается приказ. – Выслать в тыловую цепь всех способных действовать оружием.
Оцепенелая змея обоза оживает. Звенья свиваются. Повозки становятся рядами, и беззащитный до сих пор обоз превращается в четырехугольное живое укрепление – вагенбург, – последняя опора на случай неудачи боя. Все чины армии, шедшие с обозом, около 100 человек без различия положения и возраста, берут винтовки и выходят из вагенбурга. К ним присоединяются и раненые, способные двигаться. Отойдя на несколько сот шагов назад, они рассыпаются в цепи и залегают. Два последних пулемета ставятся в центре. Вот и вся тыловая защита.
Между тем в центре боя наступление противника усиливается резервами. Корниловцы не выдерживают и подаются еще назад. Тяжело раненные стреляются. Не имеющий револьвера с мольбой смотрит на отступающих своих. Глухой выстрел. Исполнен страшный обет – не оставлять своих живыми. К противнику подходят новые резервы. Положение делается критическим. Участь боя решается. Снарядов и патронов больше нет, с тыла обойдены.
В то время как корниловцы вели бой в центре, на правом фланге упорно отстаивались партизаны, под командой генерала Богаевского. Левый фланг занимал Офицерский полк. Сделав большой обход, Марков подошел к станице с другой стороны. Быстро выбили офицеры противника из передовых окопов и погнали к станице вдоль железной дороги. Красные, отстреливаясь, отступали. На их защиту вылетает броневой поезд. Искусно маневрируя, он избегает обстрела артиллерии, и его многочисленные пулеметы сметают, кажется, все кругом. Офицеры остановились.
«Штаб – за работу», – командует генерал Марков. Штаб Офицерского полка немногочислен: молоденький, но видавший виды капитан – адъютант; врач, он же казначей, – Родичев и заведующий оружием – инженер Жемчужников. Этот штаб писал не много донесений и отношений; все текущее делопроизводство полка и весь архив помещались за голенищем адъютанта; но в бою штаб не отходил от командира и был его последним резервом. Штаб работает чуть не под самым поездом. Один тащит обломок рельса, два несут шпалу, – и через две минуты путь загроможден, – на рельсах горка всякой дряни.
Поезд замедляет ход. Офицеры с пулеметами бросаются на него в атаку. Броневик раздумывает и сначала медленно, а потом все скорее и скорее уходит и больше не показывается. Красные, видя неудачу броневика, отступают на рысях. Еще нажим, и все в панике бежит в станицу. Офицеры врываются за ними и штыками выбивают их из хат. «Товарищи» пытаются скрыться за рекой, запружают гать и целыми сотнями летят в воду, скошенные пулеметами. Станица занята.
Торжествующее «Ура!» офицеров доносится до центра боя. Красные победители в недоумении останавливаются. Их задние ряды уже обстреливаются с тыла марковцами и бегут мимо станицы. Измученные корниловцы оживают.
– Наши обошли. Вперед.
Бой кончился. Обоз вытягивается снова в линию и исчезает в станице. Зловещая пыль в тылу относится в сторону вечерним ветерком, и из нее выходят три сотни брюховецких казаков, шедшие на соединение с добровольцами. Казаки, очевидно, выжидали результатов боя. Из станицы их гнала злоба на иногородних, здесь уже не стеснявшихся в социализации казачьего добра; но идти к добровольцам, когда они ведут такой сильный бой, было рискованно. А вдруг их разобьют? Куда же деться казакам? Но:
– Не зная броду, не суйся в воду, – решили станичники и послали своих на разведку.
Теперь с песнями, под несмолкаемое «Ура!» добровольцев они гордо входили в Кореновскую.
Армия была в восторге. Блестящая победа над врагом, в пять раз сильнейшим, засевшим на укрепленной заранее позиции, воодушевила добровольцев. Огромная военная добыча была как нельзя более кстати, ввиду полного истощения боевых припасов. Красные оставили несколько орудий, вполне исправных, тысячу снарядов, до ста тысяч патронов, много винтовок и другого военного имущества. А тут еще в добавление пришел и первый казачий отряд; две сотни были конными. До сих пор вся конница добровольцев не превышала этого числа.
На большевиков Кореновский бой также произвел огромное впечатление. Они совершенно не ожидали такого исхода. Они рассчитывали встретить отряд, истомленный долгим походом, измученный предшествовавшими тремя боями. Эти бои следовали один за другим без передышки, и, по донесениям большевистских командиров, добровольцы понесли жестокие потери. Но, вместо «остатков разбитых банд», как писали в их листках, большевики встретили стройные части, дисциплинированные железной рукой и полные боевой инициативой. Не имея возможности сказать всю правду, их начальство прибегло ко лжи и впало в другую крайность. В большевистских газетах появилось описание боя в таком приблизительно виде:
«Наш передовой отряд под Кореновской потерпел неудачу, столкнувшись со всем авангардом корниловских банд, состоящих из 20 000 добровольцев».
Они не понимали, что, преувеличивая силы противника, тем самым они его рекламировали.
Остатки красных добежали до следующей станицы Платнировской. Там, встретив подкрепление из Екатеринодара, они остановились и принялись за окопы. Через день, темной ночью, из Кореновской бесшумно выступили добровольцы. Запрещено было курить и громко разговаривать. Выслав заслон к Платнировской, армия свернула с екатеринодарского тракта, перешла железнодорожную линию и направилась на юго-восток, по дороге к станице Усть-Лабинской.
Корнилов избрал очень рискованный путь. Добровольцы вошли внутрь треугольника, образуемого железнодорожными линиями, соединяющими Екатеринодар, Кавказскую и Тихорецкую. Эти вершины треугольника были крупными базами противника. Там находились сильные гарнизоны и стояли броневые поезда. Малейшая задержка на ходу, и армия могла быть задержана, а это предрешало ее гибель.