Легкий гул разносится над колонной войск. Слышны команды, распоряжения… Ею руководит воля Вождя; ею распоряжается в большой белой папахе генерал. Его голос наиболее громок, тверд, категоричен.
Вот стоит бронеавтомобиль. «Когда колонна тронется – взорвать!» – приказал генерал. Вот стоит 1-й Офицерский батальон, и около него пыхтят несколько грузовых автомобилей, на которые грузятся пулеметы.
– Это еще что? Да вы с ума сошли? – в недоумении остановился у грузовиков генерал Марков. – Перегрузить на лошадей!
Генералу Маркову доложили о невозможности в настоящее время найти лошадей и повозки.
– Чушь! – коротко бросил он и, круто повернувшись, зашагал к столбу с пожарным сигналом. Под ударом рукоятки нагайки зазвенело разбитое стекло. Генерал Марков обернулся и крикнул полковнику Борисову, требуя от него отправления людей по домам для отыскивания повозок. Не прошло и 15 минут, как из темноты появилась пожарная команда. Лихой брандмайор смело пробирался сквозь толпы людей и автомобилей, пока не поравнялся с генералом Марковым.
– Стой! – приказал генерал. – Распрячь лошадей!
Напрасно протестовал брандмайор. Великолепные, холеные пожарные кони стали в строй пулеметной команды 1-го Офицерского батальона. Извозчичьи пролетки и частные экипажи, обратясь в пулеметные двуколки, заменили никчемные грузовики.
Было около 22 часов, колонна стала вытягиваться на Нахичевань. Молча, спокойно… Загремела батарея. От тронувшейся колонны стали отбегать по разным направлениям фигуры, те, которые пришли проводить своих родных, своих братьев и сестер.
В арьергарде шел 1-й Офицерский батальон. Раздался взрыв, резко нарушивший тишину. Это был взорван бронеавтомобиль. Его офицеры едва успели вытащить из машины своего командира, не желавшего расстаться с машиной.
Колонна шла на станицу Аксайскую. По выходе из Нахичевани дорога стала тяжелой: местами снежные заносы преграждали путь. Приходилось помогать коням. Вслед колонне неслись редкие пули…
В Лазаретном городке большое оживление: все его улицы заполнены войсками, батареями, повозками, пролетками… Сидящие на подводах люди с багажом нервничают, кричат… Вот большой обоз со спокойно стоящими и лежащими людьми, укрытыми с головы до ног; это раненые, не пожелавшие расстаться с армией. Томительное ожидание под звуки ружейных выстрелов. Подошла колонна 3-го офицерского батальона. Все в сборе.
Из флигеля вышел генерал Корнилов. Стоявшие до этого спокойно перед флигелем зашевелились. Несколько человек вскочило на коней, и в руке одного из них в темноте развился национальный флаг.
– С Богом!
Было около 23 часов. Генерал Корнилов пошел пешком, а за ним генералы Деникин, Романовский, Эльснер и др. Тут же в коляске ехал генерал Алексеев: ему около 60 лет, и он нездоров. С ним вся казна Добровольной армии – около 2 миллионов рублей.
Стали вытягиваться части, обозы в указанной последовательности.
– На молитву шапки долой! – скомандовал генерал Боровский.
Студенческий батальон истово осенил себя крестом, тронулся в свою очередь. Строй батальона, едва он вышел за городок, скоро нарушился. Непривычная к походу молодежь под тяжестью несомого груза стала быстро уставать; фляги опустели. Но вот на переезде через железную дорогу кони не смогли перетянуть орудия, и у молодежи нашлись силы, чтобы помочь упряжкам. Наконец впереди показались огоньки станицы Аксайской; надежда отдохнуть, согреться.
После короткой остановки Студенческий батальон вошел в станицу и расположился в здании школы. С оживлением рассаживалась молодежь за столь знакомые им парты и немедленно принялась утолять голод, уничтожая выданное перед походом. Но – одолевал сон, и многие засыпали с недожеванной колбасой во рту.
Следуя за какими-то повозками, шел Офицерский батальон. У входа в станицу, после четырехчасового похода, повозки остановились; остановился и батальон. Люди значительно устали, продрогли, проголодались: ведь накануне целый день были в бою. Все с нетерпением ждали квартирьеров. Время шло… Томительное ожидание делает людей неразговорчивыми, озлобленными. Но вот, наконец, из темноты кто-то окликает батальон: квартирьер. Батальон обходит продолжавшие стоять повозки и втягивается в улицу станицы. Улица запружена обозами, орудиями. Строя уже нет: все идут вразброд. На станционной площади, менее забитой, части быстро приводятся в порядок. Если, не дай Бог, исполнение приказа не понравится кому-либо из ближайшего начальства, команда будет повторяться, пока выполнение не удовлетворит его.
– 3-й взвод, в полевую заставу! – отдается приказ командира роты.
Офицеры взвода отказываются верить своим ушам. Им кажется, что они уже не в состоянии выполнить приказание: опять куда-то идти в темную ночь, в окружающую, воющую метель. Командир взвода невозмутим: он поворачивает свой взвод, который снова, пробираясь между подводами, идет в ту сторону, откуда пришел, и останавливается за станицей на каком-то бугорке, в сотне шагов от железной дороги, неподалеку от грунтовой дороги на Ростов.
По дороге, увязая в снежных сугробах, движутся еще отдельные повозки и небольшие группы. До самого утра пробирались хвосты отсталых. Кто-то в штатском отрекомендовался офицером, желающим присоединиться к Добровольной армии…
Погода стала меняться к лучшему: постепенно стих ветер, прекращался снег… Утро стало ясное и мягко-морозное.
10 февраля. Техническая рота проработала на переправе всю ночь, подготовляя спуск к реке для проезда батарей и обозов, устраивая настил с берега на лед. Стучали кирки по обледенелой земле, рубили и сколачивали доски, бревна. Рассыпался на спуске песок… Лед на реке достаточно крепок, чтобы выдержать тяжесть орудий. Однако чины Юнкерской батареи предусматривают худшее и приготовляли доски.
Еще затемно Дон перешли – конный дивизион полковника Гершельмана и Партизанский отряд сотника Грекова, которые должны были – первый обеспечивать армию с востока, второй с запада, в сторону Батайска. За ними группа квартирьеров.
С утра стали переправляться части и обозы по указанной очереди. Техническая рота оставалась на переправе для поддержания порядка и оказания нужной помощи. Рано утром пришел генерал Марков. Он был в серой куртке с генеральскими погонами, в большой белой папахе, в бриджах с генеральскими лампасами и с плеткой в руке.
– Ну как, полковник? Все идет по-хорошему? – громко обратился он к командиру Технической роты. Генерал Марков надолго задержался у переправы. Иных грозно призывал к порядку и спокойствию, других подбадривал, отпускал шутки.
Переправу главных сил начал генерал Алексеев, который пешком, опираясь на палку и ею как бы ощупывая крепость льда, перешел Дон. Генерал Корнилов, выйдя из дома, прошел некоторое расстояние пешком, пока ему и генералу Романовскому не подвели коней.
– Кто вы и куда направляетесь? – спросил генерал Корнилов вышедшего из боковой улицы одного офицера.
– Поручик Б., командир взвода 1-й роты 1-го Офицерского батальона. Ищу свою роту, – последовал ответ.
Генерал Корнилов строго посмотрел на командира взвода, потерявшего свой взвод.
– Передайте командиру роты, что я отрешаю вас от командования взводом. Свою роту вы найдете… – И указал направление.
Поручик Б. действительно нашел там, где указал генерал Корнилов, свой батальон. Он доложил командиру роты, подполковнику Плохинскому[148], о случившемся, который посмеялся над неудачником: он знал, что поручик Б. отстал ночью, помогая артиллеристам вытаскивать из канавы застрявшее орудие. Этот маленький случай показал всем, что требование генералом Корниловым дисциплины и порядка остаются в силе в любой обстановке.
Генерал Корнилов со своим конвоем, верхом, переехал Дон и, остановившись на другом берегу, пропускал проходившие части, здороваясь с ними. Прошел Юнкерский батальон, не более чем в сто штыков, и Студенческий батальон, раза в три большей численности. Поразительно бодрый вид имела молодежь, подкрепившаяся завтраком – сладким чаем с белым хлебом и маслом, о чем позаботился генерал Боровский.
Подошла очередь и 1-й батареи. К переправе она была совершенно готова. С трудом мобилизованные в станице подводы были нагружены снарядами, перегруженными из эшелона и из зарядных ящиков. На подводы же было погружено все то, что можно было снять с орудий и ящиков. Подполковник Миончинский предусмотрел все для проведения благополучной переправы. Переправлялась батарея по частям: лошади шли выпряженными, по одному катились на руках орудия и ящики, по одной переезжали не сильно нагруженные подводы. Лед потрескивал под тяжестью орудий. Последнее орудие катилось юнкерами по уже выступившей на лед воде и по команде «Бегом марш!». К великой радости юнкеров, от которых валил пар, переправа 5 орудий, зарядных ящиков, передков и всех подвод прошла благополучно.
Наконец дошла очередь и до 1-го Офицерского батальона, снявшего свои заставы, которые с высокого берега реки могли наблюдать движение армии к станице Ольгинской. «Картина была чудесная: по гладкой белой степи ползла из Аксая черная, бесконечная лента людей, повозок. Шли и шли, и казалось, что никогда не кончится эта живая лента, освещенная солнцем. Вот видна станица Ольгинская, куда втягивалась голова ленты», – записано в воспоминаниях. Офицеры в эти минуты совершенно не думали о дальнейшем. Для них пока все очевидно: армия идет в Ольгинскую. Неизвестность впереди, за станицей, скрываемая холмами.
С рассветом на дорогу, по которой шла армия, вышла небольшая колонна пехоты. Это 2-й Офицерский батальон, проделавший свой ночной путь вдоль южного берега реки от станицы Заречной. Труден был марш для него: без дороги, по сугробам снега, кучам камней, бревен, через опрокинутые лодки. Батальон шел, видя на противоположном, возвышенном берегу, темные, без огней, силуэты Ростова и Нахичевани, для части чинов его – родных городов.