Последними перешли Дон у Аксая части партизан, прикрывавшие его. Несколько взрывов подорвали полотно железной дороги. В 11 часов ушла с переправы и Техническая рота.
Красные не преследовали армию; лишь два аэроплана пролетели над колонной на большой высоте и сбросили несколько бомб, разорвавшихся далеко в стороне.
От реки Дона до станицы Ольгинской было верст пять. Дорога шла по дамбе, была утоптана прошедшими частями, и люди шли бодро.
В строю одной из рот оказалась неожиданно какая-то девушка, женщина-прапорщик. Она шла, спотыкаясь в непривычных для нее сапогах, с большим вещевым мешком за спиной, недостаточно подтянутым и поэтому стеснявшим и затруднявшим движение; винтовку несла на ремне, охватывавшем одновременно и мешок, что было совсем тяжело и неудобно. Вся ее высокая, неестественно согнувшаяся фигура выражала явное изнеможение. Она напоминала затравленного и перепуганного звереныша. Один из офицеров предложил ей взять ее мешок. Она посмотрела с испуганным недоверием и надеждой и нерешительно отдала мешок. До Ольгинской оставалось еще полпути – мало для молодого офицера, но – как еще много для нее! Казалось, вот-вот она свалится. Пришлось облегчить ее и от винтовки.
Все это видел командир взвода, не допускавший ни малейшего нарушения порядка в строю.
– Да какой же ты солдат (он, произведенный в офицеры из рядовых, ко всем обращался на «ты»), если отдал свою винтовку, – сказал он женщине-прапорщику. В его голосе слышалось искреннее негодование.
Взвод рассмеялся над тоном своего командира, но девушка, видимо, приняла этот смех как издевательство над нею. С видом горького упрека, сверкнувшего в ее глазах, она вырвала у офицера свою винтовку и мешок…
После полудня 10 февраля вся армия сосредоточилась в станице, расположившись на широких квартирах. Богатая станица, находившаяся до сего времени в стороне от мест боев, радушно встретила непрошеных постояльцев. Люди досыта наелись и быстро улеглись спать. Сон был долгий, крепкий и спокойный. Неожиданного нападения врага быть не могло: станица была в степи и многие версты ровной, покрытой снегом местности отдаляли ее от мест, занятых красной гвардией: Аксая, Нахичевани, Ростова, Батайска. В непосредственном охранении стали партизанские отряды. Только на следующий день красные со стороны Нахичевани дали несколько орудийных выстрелов, но снаряды разорвались на большом недолете; да их небольшая конная часть атаковала отряд сотника Грекова, но была им отбита с потерей для отряда одного убитым и троих ранеными.
11 февраля. Все проснулись бодрыми и жизнерадостными. Светило солнце, не было холодного ветра. Значительно потеплело. Без дела никому не пришлось быть: приводили в порядок оружие, снаряжение. Всюду оживленные разговоры, и прежде всего о том – куда идем? Никто достоверно ничего не знает: передают слухи действительные, выдуманные, передают всякий вздор… Командир взвода весьма серьезен, не любит болтовни, особенно за делом. Тем паче – нужно его задеть посильнее.
– Мне достоверно известно, что мы отсюда идем в Мервский оазис, – заявляет поручик З. Этот «слух» подтверждают с жаром другие.
Командир взвода (ведь и ему как-никак, а интересно) спрашивает:
– Куда? Это где же?
Он офицер из рядовых, никогда не слышал ничего о Мервском оазисе. Все громко смеются. Он выпрямляется и с должным достоинством приказывает:
– Ну, вы, слышь, чистите винтовки, чтобы вас далеко не носило.
Новый хохот. Взвод чистит винтовки очень долго: не смейся над начальством.
В станицу Ольгинскую пришло около 25 отдельных частей: батальонов, рот, отрядов и лишь один полк – Корниловский ударный. Некоторые части насчитывали в своих рядах по нескольку десятков человек. Генерал Корнилов свел их в более крупные соединения. В результате армия составилась из следующих частей: 1. Сводно-Офицерский полк. 2. Корниловский ударный полк. 3. Партизанский полк. 4. Особый Юнкерский батальон. 5. Чехословацкий инженерный батальон с Галицко-русским взводом. 6. Техническая рота. Эти пехотные части в общей сложности имели в своем составе около 3000 бойцов. 7. Два дивизиона конницы – до 200 сабель каждый. 8. Артиллерийский дивизион – 8 орудий. 9. Конвой генерала Корнилова, главным образом текинцы.
Затем был армейский обоз, груженный некоторыми видами продовольствия, запасом винтовок, патронов и снарядов. И наконец, санитарный обоз – походный госпиталь с несколькими сотнями раненых. Общая численность армии – едва 4000 человек. Совершенно бесполезным придатком и грузом для нее был обоз с беженцами.
12 февраля, в 8 часов утра, на одной из площадей станицы выстраивались все части Добровольческой армии. Три офицерских батальона и Батайский отряд[149] стали рядом. До 11 часов происходило какое-то странное перемещение людей из одних колонн в другие, в результате чего одни колонны исчезали, но другие росли. Маленькая колонна 2-го Офицерского батальона выросла в несколько раз.
Около 11 часов на площади прекратилось всякое движение. Части подравнялись. Раздалась команда:
– Смирно! Господа офицеры!
Перед ними проезжала группа всадников. Впереди генерал Корнилов, за которым непосредственно ехал казак с трехцветным русским флагом. Генерала Корнилова не все видели раньше, но все сразу же узнали его. Он и национальный флаг! В этом было что-то величественное, знаменательное, захватывающее! Взоры всех и чувства были направлены туда. Те, кто ехали за ним, – люди в шинелях, кожухах, штатских пальто, – не привлекали внимания.
Генерал Корнилов здоровался с частями. Затем на середине площади он слез с коня, а за ним и все остальные. К группе сейчас же подошли старшие начальники, и минут через десять они уже возвращались к своим колоннам.
К трем офицерским батальонам и Батайскому отряду шли трое: один в белой папахе, черной куртке, с плетью в руке. Его узнали: генерал Марков. Двое других были неизвестны. Генерал Марков подошел к строю энергичной, бодрой, молодой походкой и обратился к выстроившимся со следующей речью:
– Не много же вас здесь! По правде говоря, из трехсоттысячного офицерского корпуса я ожидал увидеть больше. Но не огорчайтесь! Я глубоко убежден, что даже с такими малыми силами мы совершим великие дела. Не спрашивайте меня, куда и зачем мы идем, – я все равно скажу, что идем мы к черту на рога, за синей птицей. Теперь скажу только, что приказом Верховного Главнокомандующего, имя которого хорошо известно всей России, я назначен командиром Офицерского полка, который сводится из ваших трех батальонов, роты моряков и Кавказского дивизиона. Командиры батальонов переходят на положение ротных командиров, ротные командиры на положение взводных. Но и тут вы, господа, не огорчайтесь: здесь и я с должности начальника штаба фронта фактически перешел на батальон!
Едва генерал Марков произнес это, как командир 1-го батальона, полковник Борисов, громко заявил:
– Я считаю для себя невозможным с должности командира полка возвращаться в роту.
Без единой минуты промедления генерал Марков резко оборвал его:
– Полковник! Вы мне не нужны! Назар Борисович (подполковник Плохинский), примите роту!
Затем, не останавливаясь на только что происшедшем инциденте, генерал Марков продолжал:
– Штаб мой будет состоять из меня, моего помощника, полковника Тимановского, и доктора Родичева, он же и казначей. А если кто пожелает устроиться в штаб, так пусть обратится ко мне, а я уж с ним побеседую… Вижу, что у многих нет погон. Чтобы завтра же надели. Сделайте хотя бы из юбок ваших хозяек.
На том речь кончилась, и все части разошлись по своим квартирам. Полк был сформирован 12 февраля 1918 года. С этого дня в месте расположения штаба полка стал развеваться полковой флажок: черный с белым Андреевским крестом, цветов формы одежды, принятой для полка и установленной комиссией 1-го Офицерского батальона. К концу дня окончательная организация Сводно-Офицерского полка, как тогда он был назван, свелась к следующему:
1-я рота – из 1-го Офицерского батальона при 4 пулеметах. Численный состав свыше 200 человек. Командир подполковник Плохинский.
2-я рота – из 2-го Офицерского батальона, пополненная частично чинами расформированных Школы прапорщиков[150], Ростовской офицерской роты[151] и разных команд. 2 пулемета. Около 200 человек. Командир полковник Лаврентьев.
3-я рота – из 3-го Офицерского батальона. 3 пулемета. Около 200 человек. Командир полковник Кутепов.
4-я рота – из Батайского отряда. 4 пулемета. Около 110 человек. За болезнью полковника Ширяева, командир роты ротмистр Дударев.
Команда связи и подрывников – 28 человек. При штабе полка – 5 конных офицеров-ординарцев. При полку небольшой боевой и хозяйственный обоз и походный лазарет с сотней раненых и при нем несколько сестер милосердия, во главе с сестрой Пелагеей Осиповной, под наблюдением доктора Родичева. Были и санитары, они же и конюхи, почти все – офицеры, наиболее пожилые. Всего в полку было около 800 человек.
Настроение офицеров только что родившегося полка было исключительно бодрое. Свое положение рядовых они приняли как нечто должное, как требование исключительного для Родины момента. Высказывалось даже сожаление, что такая строевая организация офицеров не была проведена раньше на фронте Великой войны в революцию. Единая цель, общность духа и чувство ответственности – доминировали. Они являлись основанием крепкой дисциплины, сплоченности, боеспособности. Первый в истории России Офицерский полк не мог не быть огромной боевой и, главное, моральной силой.
Мысли и разговоры офицеров переходили к личности командира их полка – генерала Маркова. Он произвел великолепное впечатление. Его речь вызвала восхищение. Так сказать, убежденно и твердо, мог бы только начальник, уверенный в своих силах. Высокие боевые награды, полученные им не за службу в штабах, а за действительные боевые подвиги во главе 13-го стрелкового полка, говорили всем о его достоинствах в командовании полком. В нем теперь не сомневались. Но не это все же было последней оценкой генерала Маркова, а проявленное им гражданское мужество, когда он встал на защиту армии против экспериментов революции, попал за это в заключение и незамедлительно прибыл на Дон для борьбы за Россию.