– Ставьте сюда, – велел Ивану нард-кор, в свою очередь поднимая собственный оставленный у стены агрегат и перемещая его на площадку. Голицын расположил свой рядом, почти впритык.
– Все, курсант, больше вы мне не нужны, – проговорил, разгибаясь, преподаватель. – Возвращайтесь к катеру и ждите меня. Я буду через час.
– Слушаюсь, ив-сун!
Отойдя на пару шагов, Иван не удержался, чтобы не оглянуться: металлическая площадка, на которой он оставил свой агрегат, словно лифт без стен и дверей, медленно погружалась вниз, унося с собой альгерда и его таинственный груз.
Вернувшись к «Эсмеральде», Иван уже поставил было одну ногу на плоскость псевдокрыла, собираясь забраться внутрь, но, заколебавшись, остановился. Полученный от нард-кора Нивга приказ не предусматривал, что преподавателя непременно нужно дожидаться в кабине. Что, если пока, воспользовавшись моментом, повнимательнее здесь осмотреться? Опасно? Едва ли! Если бы им здесь что-то реально грозило, альгерд бы наверняка его предупредил.
Решив так, Голицын вернулся на бетонный берег и, освещая себе путь фонариком, осторожно двинулся вдоль канала – туда, откуда, судя по всему, несколько минут назад приплыла «Эсмерельда». Отдаленный шум моря, явственно донесшийся вскоре до его слуха, казалось, подтвердил правильность выбранного направления. Однако вскоре тоннель стал мало-помалу сужаться, и внезапно набережная перед Иваном оборвалась – Голицын едва удержался на самом краю, уже занеся ногу над водой. Идти дальше было просто некуда.
Море плескалось где-то совсем рядом, но свет фонаря по-прежнему до него не добивал, выхватывая из тьмы лишь неподвижную гладь канала.
– Ну и ладно, не очень-то и хотелось! Что я, моря, что ли, не видел? – пробормотал себе под нос Голицын, поворачивая назад.
Экспедиция в противоположную сторону закончилась немногим более успешно. Проведя Ивана по себе в общей сложности где-то около полукилометра, набережная вновь исчезла, но на этот раз, правда, почти выведя его из тоннеля наружу. Впереди – на грани действия фонаря – можно было уже разглядеть перегораживающие канал мостки – а-ля понтон, – а за ними, вдалеке – одинокие огни человеческого жилья. Двигаться дальше, впрочем, вновь было возможно разве что вплавь, а это, надо признать, в планы Голицына пока что как-то не входило.
Так и не выяснив ровным счетом ничего интересного, Иван вернулся к катеру. До назначенного нард-кором срока было еще более получаса.
Оставалась последняя возможность что-либо разведать – широкий боковой коридор, мимо которого они недавно проходили вместе с альгердом. Время у него, вроде, еще есть… Вот только соваться туда, удаляясь прочь от ставшего ему уже почти родным канала, было малость страшновато. Впрочем, поколебавшись минуту, Голицын все же решил рискнуть. Махнув рукой – была, не была, – он двинулся к проходу, на секунду задержался у поворота, оглянувшись на оставляемую в одиночестве «Эсмеральду», и шагнул в неизвестность.
Плавно изгибающаяся штольня без каких либо приключений привела Ивана в довольно просторный зал, где Голицын тут же споткнулся о рельс невесть откуда взявшейся узкоколейки, едва не налетел на стоящую на ней четырехколесную тележку без бортов, и тут же лишь каким-то чудом не провалился в открытый круглый люк типа канализационного. Иван посветил в его жерло фонариком, но так ничего там толком и не разглядел. Обещав сам себе впредь гораздо внимательнее смотреть под ноги, Голицын двинулся вдоль рельсов – так, по крайней мере, он точно не заблудится. А заблудиться, вообще-то, было уже немудрено: темные боковые проходы открывались теперь один за другим, да и сам коридор – главный, как определил его для себя Иван, время от времени менял свое направление.
В какой-то момент, так и не встретив ничего интересного – кроме разве что еще пары распахнутых люков, падения в которые он счастливо избежал – Голицын уже подумывал было возвращаться назад, но в последний момент все же решил пройти еще шагов сорок-пятьдесят – и не прогадал. Внезапный поворот, неаккуратно наваренная незапертая решетчатая дверь – и он, наконец, увидел над собой звездное небо.
Сначала, правда, был высокий навес, а уже только за ним – метров через десять – первые звезды. Справа из глухой стены, безмолвный и недвижимый, словно река Стикс, выходил давешний канал – в свете фонарика можно было даже рассмотреть обрыв набережной, где Голицын в последний раз вынужден был остановиться, но самое интересное было вовсе не там, а впереди. На противоположной стороне неширокой спокойной бухты (или пролива?) ярко горели огни небольшого приморского городка. Дома там были невысокие, всего в несколько этажей, но лесенкой взбираясь вверх по склону высокой горы, в первый момент производили издали впечатление чуть ли не небоскребов Манхэттена или московского Сити.
Иван торопливо погасил фонарик: привлекать к себе внимание нельзя. И вообще, пожалуй, самым разумным теперь было вернуться назад: на экскурсию по ночному городу времени у него все равно нет, а разглядеть что-либо еще отсюда едва ли удастся. Да и альгерду скоро уже пора будет появиться у катера…
Приняв такое решение, Иван стал медленно отступать обратно в темноту навеса, как вдруг ночную тишину разорвал оглушительный грохот выстрела. Голицын молнией повалился на бетон. Его правая кисть сама собой приготовилась принять наизготовку оружие, но верный «Шилк» в руку, разумеется, не прыгнул: в отличие от предусмотрительного нард-кора Нивга, курсант при себе бластера не имел.
За звуком первого выстрела немедленно последовал второй, и тут в небе над городом вспыхнула густая россыпь ярких красных огоньков. Рядом с ней сейчас же возникла такая же, только из зеленых. Тут же третья – оранжевых. Фейерверк! С другого берега бухты донеслись радостные крики – что, или, хотя бы, на каком языке кричали – разобрать было нельзя – но явно что-то восторженное, вроде нашего «Ура!».
С облегчением переводя дух, Голицын поднялся на ноги, брезгливо отряхнулся. Позор! Хорошо, хоть не видел никто. Нашел чего испугаться – праздничного салюта! Люди Новый Год празднуют! Иван бросил взгляд на часы. Ровно одна минута второго по Москве. А где-то западнее, значит – едва минула полночь.
Тем не менее, следовало все же возвращаться на «Эсмеральду». На прощание еще раз окинув взглядом празднующий городок – на вершине горы справа в свете фейерверка высветились развалины какого-то не то древнего замка, не то крепости – красиво, кстати – Иван повернулся и быстро укрылся в темноте тоннеля.
Через полтора часа, умывшись и переодевшись, Голицын уже шагал по светлому и чистому коридору Школы, торопясь к ужину.
18
То ли не так страшен оказался на самом деле экзаменационный черт, как его себе рисовало воображение Ивана, то ли, до крайности напуганный, Голицын с избытком вложил в подготовку усердия, но первую в своей жизни сессию он пережил на удивление безболезненно. Нард Орн, как и обещал, зачел Ивану «автоматом» давешнюю новогоднюю морскую прогулку, да и остальные преподаватели как-то не слишком зверствовали – даже анш Жиы с нард-кором Нивгом. Больше всего неприятных минут Голицыну доставила даже не фортификация, которой по известным причинам он опасался более всего, а всем сердцем нелюбимая им психотехника. Электронная копия нард-кора Швура – сам преподаватель, как известно, был в отъезде – закидывала курсантов вопросами без какого бы то ни было намека на систему – перестроиться с темы на тему иногда было невероятно сложно.
Но все в этой жизни рано или поздно проходит своим чередом – и плохое, и хорошее, – минула и зимняя сессия. К самому ее концу – во второй декаде января – подтянулись шестеро счастливчиков-победителей. И вот к ним-то, как ни странно, Фантомас с Нивгом оказались немилосердны – из полудюжины курсантов-передовиков половина, включая Глеба, угодила на пересдачу хотя бы по одному предмету. Среди менее успевающей братии таких, к слову, тоже было ровно три – оба чернокожих американца и невесть каким боком затесавшаяся в их компанию китаянка Ван Нань. Не иначе, в последнем случае у анша Жиы это было что-то личное.
Вернувшегося из поездки Глеба Иван не видел весь первый день – сначала с Голицыным никак не мог расстаться виртуальный дубль психотехника Швура, а потом уже Соколов не имел никакой возможности встретиться с другом – в коридоре его поймал Гайдуков и, заперев в собственном номере, мучил вопросами почище всякого экзаменатора. До ужина на волю Глеб так и не вышел – вместо этого куратор предпочел собрать у себя остальных своих курсантов. Пашка Хохлов, состроив кислую мину, попытался было улизнуть, ссылаясь на неготовность к предстоящему завтра рандеву с великим и ужасным нардом Орном, но, встретившись взглядом с холодными глазами кавторанга, счел за благо ропот по-быстрому прекратить.
Глеб сидел за столом куратора, похоже, немного смущенный той ролью, которую отвел ему Гайдуков. При виде появившегося в дверях Ивана, Соколов рванулся было ему навстречу, но, наткнувшись на как бы случайно вставшего прямо на проходе кавторанга, вынужден был вернуться на место. Пришлось друзьям здороваться прямо через широкий стол, что, впрочем, нисколько не понизило градус радости от встречи.
– Товарищи курсанты! – проговорил Гайдуков, когда все присутствующие, наконец, расселись на стульях у стен. – Как вы знаете, курсант Соколов только что вернулся из поездки в Альгер. Я попросил его сделать небольшой доклад о том, как он провел эти полторы недели своей жизни. Прошу вас, Соколов, – кивнул он Глебу.
Тот поднялся на ноги.
– Ну, собственно, что… – как-то не слишком уверенно начал он. – Начну по порядку. На орбиту поднялись на челноке. Кто летал на тренажере, знаете: никаких перегрузок, только невесомость в какой-то момент приходит, но невесомостью им нас уже не удивить… Пристыковались к модулю, который прислали за нами с лайнера. Здоровенная такая дура, внутри можно эскадрилью «Эсмеральд» расположить, и еще место останется. Я еще, помню, подумал сразу: каким же тогда, выходит, должен быть сам лайнер? Кстати, лайнер снаружи мы так и не увидели: в пассажирском отсеке модуля почему-то были выключены все обзорные экраны… Ну так вот. До лайнера – а он, как нам сказали, висел где-то за орбитой Плутона – добирались часа четыре. Довольно скучно: смотреть не на что, с кресла вставать не разрешают. Но, наконец, долетели. Быстренько прошли через шлюз – и сразу по каютам. Каюты трехместные. В одну так втроем и поселили наших китайцев, а меня, Далджита и Джулию – в другую…