Мой гангстер хватает меня за руки. Щелк — захлопнулись наручники.
— Пошли! — говорит он. Коридор, проход с решетками, железная дверь, ведущая на лестничную клетку. Комната допроса на втором этаже. Мой гангстер, как видно, ленив, хочет спуститься на лифте, нажимает кнопку. Но потом ему надоедает ждать. Он толкает меня к лестнице. Пятый этаж, четвертый этаж. А, вот почему лифт не пришел! У открытой двери шахты лифта стоит Большой Шарль с двумя своими коллегами. Они болтают. Большой Шарль, по-видимому, в хорошем настроении. Увидав меня, он иронически кивает мне.
— Ну, как дела? Сегодня мы с вами побеседуем. Извините, но пока что вам придется подождать. Я скоро приду. — Он отводит моего гангстера в сторону, о чем-то с ним шепчется. Тот кивает.
Третий этаж. Я намереваюсь спуститься ниже, на второй, как при прежних допросах, но тут мой гангстер заступает мне дорогу и толкает меня к входной двери этажа. На сей раз это обычная деревянная дверь. Гангстер нажимает кнопку электрического звонка. Дверь со скрипом автоматически отворяется. Мы входим. Обыкновенная квартира средней руки с каким-то трудноуловимым налетом караульной, с запахом непроветренных постелей, сапог, винного перегара. С десяток таких же гангстеров, как мой, играют в карты, курят сигареты. Я почти забыл вкус сигарет. Один из тех, кто меня уже раз допрашивал, протягивает мне пачку, но когда я хочу взять сигарету, прячет пачку в карман.
— Я благотворительностью не занимаюсь. Выложишь все, тогда другое дело.
Еще трое из этих типов неторопливо, вразвалку направляются к нам. Так это и есть тот малый, который воображает, будто выйдет отсюда не расколовшись? Ничего, он еще одумается. Не с такими справлялись. А этот и пяти минут не выдержит. Раздевайся, живо! Ах да, сними-ка с него наручники. Ну, давай, стаскивай свои шмотки. Живее! Ах ты, свинья, как ты смел в такой загаженной рубашке сюда являться! Да он же не мужчина, у него почти нет волос на груди. Зато кое-где, где тоже положено быть волосам, они у него в избытке, ха-ха-ха! И все прочее на месте — пока что, а какой это будет иметь вид потом — никому неизвестно, ха-ха-ха!
Эх вы, жалкие остряки, хоть бы что-нибудь новенькое придумали! Это все уже было в ваших эсэсовских подвалах. Я же вижу вас насквозь. Хотите меня запугать, раздавить морально. Посмотрим. Я не был готов к тому, что меня заставят раздеться догола. Гнусный приемчик, ничего не скажешь. Чувствуешь себя таким беззащитным, сломленным, отданным им во власть. Ну вот, принялись бить. И при этом изображают возмущение, будто это я их провоцирую. Как ты на меня смотришь, грязная скотина, ты что, рехнулся? Этого еще не хватало, он, кажется, воображает, что мы позволим ему тут распоясываться. Ну, выкладывай, где твой передатчик? Мы ведь уже знаем — где, но хотим услышать это еще раз — от тебя. Ты понятия не имеешь ни о каком передатчике? Да ведь ты же радист! Ты радист, нам это точно известно. Где ты живешь? Говори адрес — да не тот, что написан в твоих бумажках, а где ты живешь на самом деле. Передатчик спрятан там? Вот твой блокнот. Что это означает: в семнадцать тридцать Дютиейль? Кто этот Дютиейль? Твой связной? Ах, твой оптик! Чинил тебе очки? Рассказывай это своей бабушке! Где же они, твои очки? Их у тебя отобрали? Значит, ты утверждаешь, что здесь воруют очки? Осторожнее, приятель, ты затрагиваешь нашу честь. Ты же вообще очков не носишь, вот ведь что. А это чучело на фото — это один из твоих? Где он? Если он не из твоих, почему его фото у тебя в бумажнике? Твой племянник? Ты нас идиотами считаешь — преподносишь нам все эти дурацкие басни.
Как долго это уже длится? Вопросы, вопросы, на которые явно никто всерьез не ждет ответа — цель которых раздергать нервы, а вперемежку с вопросами со всех сторон сыплются удары — кулаками, ремнем, резиновой дубинкой. Пинки ногами по голеням. Все же и теперь боль не так уж нестерпима. Но я замечаю нарастающее оцепенение. Рефлексы притупились, я начинаю бормотать. Надо взять себя в руки, нельзя терять над собой контроля. И вдруг, как по сигналу, избиение прекращается. Они стоят вокруг меня.
— Он метит в герои, — говорит кто-то.
Другой добавляет:
— Ну, пусть покажет, как он силен.
Меня проталкивают в какую-то дверь. Ванная комната. Обычная, нормальная ванная комната, довольно просторная. Ванна стоит посередине и наполнена водой. Я вхожу, шатаясь, опираюсь о раковину, они отрывают от нее мои руки. Щелк — опять наручники. Зачем четверо надевают наручники на одного, да к тому же еще голого?
— Садись!
Куда я должен сесть? Удар валит меня на пол, на холодные каменные плиты. Двое уже завладели моими ногами и на них тоже надели кандалы. Двое других отработанным движением, которое настолько неожиданно, что застает меня врасплох и не дает даже возникнуть мысли о сопротивлении, заставляют скорчиться. Что они хотят делать? Мои прижатые к животу колени они просовывают между моими скованными в запястьях стальными кольцами наручников руками. Затем под коленями, поверх рук, пропихивают палку, обыкновенную палку от метлы. Теперь я не могу даже пошевельнуться. Я — связанный ком голого тела, подвешенный на палке. Те двое берутся за концы палки, поднимают ее вверх и с размаху швыряют меня в ванну. Меня охватывает ужас: ванна наполнена до краев ледяной водой. Я погружен в воду почти целиком, только лицо едва-едва выступает из воды, но для этого я должен изо всех сил вытягивать шею и напрягать ступни. Концы палки лежат на краях ванны. До чего же холодна вода!
Все четверо довольны. Гладко прошло, ничего не может быть лучше хорошо сработавшейся команды. Они стоят вокруг ванны — двое по бокам, двое в ногах. Так-то, приятель, теперь мы приступаем к делу. Тебе знакомо это славное, нехитрое изобретение? Нет? А ведь как будто о нем поговаривали. Ну, смотри, эта штука работает совсем просто. Один из гангстеров слегка нажимает пальцем на мой лоб. Положение равновесия, которое после недолгого покачивания заняло мое скованное, связанное, висящее на палке под водой тело, позволяло мне только дышать и видеть. Теперь это легкое нажатие на лоб заставляет маятник качнуться, — лишь чуть-чуть, — но этого достаточно, чтобы моя голова и лицо ушли под воду. Я уже не могу дышать, и я весь целиком в ледяной воде. А этот ледяной холод хуже невозможности дышать. О нет, холод ужасен, но без воздуха тоже нельзя… Еще несколько секунд — и я утопленник! Мое тело хочет распрямиться, но кандалы не дают, и все сводится к резким, бессильным подергиваниям. Я уступаю непреодолимому позыву глотнуть воздуха, мой рот против воли открывается, и вода проникает в меня. Булькая, захлебываясь, кашляя, я выныриваю из воды. Надо мной скалится чье-то лицо. Ну что, хватит? Недурное изобретение, немецкий патент. Никакой пачкотни, сберегает силы, экономит время, запросто применимо во всяком современном домашнем хозяйстве. Ванна как средство развязать язык, сделать разговорчивее. Работает с гарантией, даже в самых трудных случаях. Нужно только с каждым разом подольше удерживать клиента под водой, пока он не заговорит. Сказать по секрету, у этого метода есть своя тонкость. Он требует большой чувствительности в кончиках пальцев, эта работа не для неповоротливых. Нужно точно знать, сколько может выдержать клиент. Проглотит лишнюю чашечку водицы и даст дуба, а изобретение-то преследует другую цель. Однако такие случаи бывали. Я тебе советую не очень-то на себя полагаться, не думай, что ты все выдержишь. Долго ли переборщить, тогда считай, что ты уже на том свете. Тебе-то, может, и все равно, а нам нагоняй. Так что, без глупостей, будь благоразумен. Самое лучшее — начинай-ка прямо сейчас все выкладывать. Твой передатчик уже у нас, не будем на этом задерживаться. Расскажи нам о местах для приземления. О каких местах для приземления? О местах для приземления парашютистов, приятель. И для сбрасывания оружия. Это же твое специальное задание, ты не можешь этого оспаривать — цифры в твоем блокноте тебя изобличают. Говори код! Окуни-ка его разок, чтоб он поточнее припомнил. Или, может, ты сразу скажешь?
Накрыло ледяной водой. Вокруг журчанье. Во мне бульканье. Нет, не думаю, чтобы это всерьез — они же только начали. На вопросы я отвечать не буду: им, сукиным детям, долго придется ждать, даже если они захотят узнать самые безобидные вещи. Цифры в крайнем случае я мог бы объяснить; мне, собственно, не следовало их записывать. Это — время отправления автобусов и пересадок. Но тогда они спросят, почему я так много разъезжаю, зачем и куда именно. Нет, только не начинать говорить, не дать им ни к чему прицепиться, ведь не знаешь, где влипнешь. Пусть уж лучше меня прикончат. Ведь если я хоть что-нибудь скажу, если им покажется, будто они что-то из меня вытянули, хотя бы даже самое безобидное, тут уж они не отвяжутся. И тогда-то они меня, несомненно, утопят. Сволочи! И ведь они даже не немцы — это французские нацисты. Уголовники, сутенеры, одно слово — гангстеры. Проклятье, не могу больше выдержать! Задыхаюсь! Воздуху!
Ах, воздух! Снова могу дышать. Но этот холод. И опять надо мной эти рожи. Код, код! Давай код! «Крокодил ноги помыл» — ты же знаешь передачу лондонского радио, его позывные специально для вас четыре раза подряд, правильно? Признавайся! Где место для сбрасывания контейнеров? Где спрятано оружие? Понятия не имею, о чем они толкуют. Ничего я этого не знаю. Они задают вопросы наугад. Пробуют все подряд, не клюнет ли, а там будет видно, — может, что и выйдет. Не попадусь я в вашу ловушку. Я сам вам ловушку поставлю. Я еще мальчишкой практиковался в нырянии. Есть один прием. Не просто сделать глубокий вдох и погружаться, а не меньше полминуты перед этим дышать особым способом: глубокий и медленный выдох, глубокий и медленный вдох. Тогда в крови создается запас кислорода, и можно продержаться дольше. В то время, как мои гангстеры думают, что я силюсь отдышаться, я медленно и глубоко вдыхаю и выдыхаю. Когда меня слова окунают, я замечаю, что достиг успеха. Но запас воздуха должен сослужить службу мне, а не им. Я не жду, пока мне действительно станет невмоготу — заранее начинаю вздрагивать и дергаться, показывая, что больше не выдержу, что они должны дать мне вынырнуть. Мой расчет правилен: на этот раз, когда давление на лоб прекращается, силы мои на самом деле еще не истощены до конца. Говнюки! Я вас