"Пес", дежуривший в холле Игнатова подъезда, увидел выбегающую девушку, предупредил по рации напарника, сидевшего в машине у ворот, и побежал следом. Но охранник, который тем временем нес вахту в будке у тех же ворот, заметил Никиного преследователя, счел его подозрительным и заступил дорогу. Из-за спешки времени на объяснения не было, "службист" махнул корочками и оттолкнул парня в сторону, но тот, неожиданно грамотно проведя захват и бросок, уложил противника "отдохнуть". Напарник поверженного поколебался, но решил, что успеет и выручить товарища, и нагнать пешую Нику. Он выскочил из авто, красивым приемом вырубил охранника, поднял друга, который при падении ударился головой о бордюр, втащил его в салон машины, рванул с места… и убедился, что девушка исчезла.
– Сначала мы еще надеялись, что она выбежала по вашему зову и сейчас вы вместе. Но потом наведались к вам в гости (извините уж, что без спросу), нашли ваш мобильник, и поняли, что девушку выманили страшной сказочкой о какой-то беде, которая с вами стряслась. Не спорю, ребята допустили пару ошибок, – неохотно признал Артур Дмитриевич. – Да и я не без греха. Но мы с минуты на минуту доберемся до человека, на которого зарегистрирован мобильник, и узнаем имя клиента…
– Имя клиента я знаю, – мрачно сказал Игнат. – Компаньон Подольского Антон Воробьев. Детективы из агентства сообщили ему о моей последней поездке, он понял, что его алиби вот-вот рухнет, и решил воздействовать на меня через Нику…
– Не волнуйтесь, Игнатий Юльевич. Мы обложим его со всех сторон и обезвредим в несколько минут, – заверил повеселевший баритон. – Я сейчас же подниму всех своих людей и подключу полицию.
Игнат сделал несколько упражнений на дыхание и попытался убедить себя, что все будет хорошо. И, наверное, ему бы это удалось – если бы не телефонный звонок.
– Вас беспокоит Воробьев, господин Герц. Предлагаю не тратить время на манёвры, это ничего не даст. Я знаю, что вы раскрыли мою маленькую комбинацию. Ваша помощница рядом со мной. Если хотите, могу привести ее в себя, чтобы она сказала несколько слов, но это будет не слишком гуманно. Последствия наркоза не очень-то приятны. Мы в сидим в подсобном вагончике на брошенной стройке. Под вагончиком – заряды со строительной взрывчаткой, дистанционный взрыватель у меня под рукой. Приглашаю вас сюда для приватного разговора. Если задержитесь дольше, чем на два часа, никого уже не застанете.
– Где находится стройка? – Игнат с трудом, но подчинил себе голос.
– Проедете двадцать километров от МКАД по Щелковскому шоссе, свернете направо…
– Я не успею за два часа. В Москве пробки.
– Это меня не волнует. Поезжайте на метро, на Щелковской возьмете такси. Из Москвы сейчас не должно быть плотного движения. А не успеете – значит, не судьба. Предупреждаю: из вагончика прекрасный обзор, вокруг пустырь. Если увижу или услышу что-нибудь подозрительное, если приедете не один, взрываю немедленно. Запишите, как проехать, телефон я сейчас отключу. Чтобы не отвлекали.
Воробьев коротко выдал указания, не дожидаясь подтверждения, что Игнат его понял, объявил: "Все, отсчет пошел", и отключился.
На этот раз память вернулась к Нике сразу, едва она вынырнула из мутных глубин бессознательного. Нет, даже раньше – еще на подступах. Голубовато-зеленый опель, полутьма салона, странное лицо над рулем, повернувшееся к ней… Вслед за воспоминанием нахлынула головная боль. И тошнота – такая сильная, что даже приступ рвоты показался желанным. До тех пор, пока Ника не осознала, что лежит на спине, рот ее забит какой-то пластиковой дрянью типа синтетической мочалки и еще обвязан для верности тряпкой. Да она же сейчас захлебнется в собственной блевотине!
Замычав, она открыла глаза, дернулась и попыталась сесть. К ее удивлению, это получилось довольно легко. Похититель не стал привязывать ее к койке, ограничившись тем, что обмотал скотчем соединенные запястья. И ноги – от лодыжек до колен. Оторвавшись от экрана ноутбука, он сначала повернулся к пленнице, потом отодвинул от грубо сколоченного стола убогий стул с поржавевшим каркасом, встал и шагнул к койке.
– Да, знаю, вам сейчас очень нехорошо. Это скоро пройдет. – Он зачем-то взглянул на часы. – Если не станете кричать, я сниму повязку с лица. Не станете?
Она осторожно – чтобы не спровоцировать приступ рвоты – повела головой из стороны в сторону.
– Ну и славно! – Он подступил поближе, склонился над ней и принялся возиться с узлом на затылке. – Не то чтобы ваши крики чему-то могли помешать, просто я не люблю громких звуков. Кляп вытолкнете самостоятельно или помочь?
Ника наклонила голову, открыла пошире рот и уперлась языком в синтетический ком. Тот довольно легко выскочил, оказавшись сеточкой для мытья посуды.
– Она неиспользованная, – заверил миляга-Воробьев, увидев, что пленницу скрутил рвотный спазм.
Ника содрогнулась еще раз и исторгла из желудка струю желчи, которая выплеснулась на пол лужицей в непосредственной близости от ботинка похитителя. Воробьев торопливо отступил к столу.
Спазмы наконец прекратились. Ника неловко заерзала по тюфяку, подтянула колени к груди, уперлась пятками в раму койки, оттолкнулась и обессилено привалилась спиной к дощатой стенке.
– Полегче? – сочувственно спросил Воробьев.
"Сама доброта!", – подумала Ника, но промолчала. Сил, чтобы язвить, поддерживать разговор, а тем более – дурацкую игру этого оборотня, у нее не было. Но Воробьева ее молчание не остановило.
– Не хотите о чем-нибудь у меня спросить? Нам с вами ждать еще больше часа, и я охотно скоротал бы время, удовлетворяя ваше законное любопытство. Что, неужели совсем нет вопросов? Шеф успел-таки вам позвонить? Нет, не может быть! Вы бы тогда не купились на мою простенькую уловку. Наверное, дурман в мозгах еще не настолько развеялся, чтобы к вам вернулась профессиональная любознательность. Жаль. Придется уносить свои страшные тайны в могилу. Хотя, может быть, мне удастся вернуть вам некоторый интерес к жизни, если я сообщу, что в могилу мы отправимся вместе? Вы, я и ваш чрезмерно прозорливый шеф.
Средство и впрямь оказалось эффективным. Ника моментально забыла о своем плачевном состоянии и дернулась в направлении убийцы.
– Не глупите, девочка, – снисходительно сказал Воробьев. – У меня еще целая катушка скотча. Не хотите же вы, чтобы я спеленал вас, как мумию, и примотал к этому неаппетитному матрасу? Лучше попробуйте одолеть меня в интеллектуальном поединке. Поразите меня своей проницательностью. Объясните, с какой целью я вас похитил.
Ника снова привалилась к стенке.
– Тоже мне – загадка. Вы сами все объяснили. Надеетесь прихватить на тот свет меня и Ганю.
– Ганя! Какая прелесть! – восхитился Воробьев. – Ну хорошо, вот вам загадка посложнее: зачем мне понадобилось на тот свет?
– Вы оказались никуда не годным исполнителем. Провалили задание Подольской, испортили ее замысел и хотите уйти легко, чтобы она не освежевала вас живьем.
По благодушной физиономии убийцы пробежала легкая тень. Но рассмеялся Воробьев вполне беззлобно.
– А вас и "Ганю" решил прихватить из сострадания? Чтобы Оксана, упустив меня, не взялась за вас? Нет, девочка, не угадали. В этой драме Подольская играет не самую главную роль. Конечно, именно ее желание стереть соперницу в порошок и примерно наказать изменника-мужа запустило процесс. Она же оплатила все расходы. Но замысел принадлежит мне. И покидаю этот мир я (и вы тоже), чтобы он не провалился.
– Вы до такой степени ненавидите своего друга? За что?
Воробьев усмехнулся.
– За безупречность. Если бы у Лени нашелся хоть один заметный изъян… любой – жадность, хвастливость, занудство, да хоть шрамы от юношеских прыщей – я бы мог его любить. А так оставалось только восхищаться и ненавидеть.
– Вы хотите сказать, что пошли на предательство и убийство из обыкновенной зависти?
– Не из обыкновенной, – добродушно поправил пленницу похититель. – Из очень сильной зависти. Вообще, силу этого чувства, как правило, недооценивают. А зря. Ведь оно – мотив самого первого убийства. Между прочим, спровоцированного Богом. С какой стати Он отверг дары Каина? "Грех лежит у порога"! А чего бы ему там не лежать, если ты в поте лица своего пашешь землю, чтобы принести плоды своему Богу, а Тот воротит нос и благосклонно смотрит на овечку, которую твой брат притащил с лужка, где играл в тенечке на свирельке? Как же – всеобщий любимец! Кто же ему позволит надрываться на пашне?
Ника поежилась. Круглое лицо Воробьева вдруг утратило выражение "душа-человек", и девушке впервые стало страшно. А убийцу несло:
– Если Ты милосердный Бог, нечего демонстративно осыпать дарами одного на глазах остальных! У Леньки было все, чего может пожелать душа. Внешность, манеры, талант, благородство, женщины, деньги… А нам оставалось только подбирать объедки с барского стола. Рано или поздно кто-то должен был исправить несправедливость, допущенную Всевышним.
– Анну Терещенко вы выбрали в жертвы тоже из соображений высшей справедливости? – не выдержала Ника.
– Аню мне жалко. – Воробьев скис. – Единственная ее вина в том, что она выбрала Леньку. До сих пор не могу забыть, как она на меня смотрела, когда я ударил ее ножом… Но другого выхода не было! Я должен был с ней сдружиться – чтобы ее псы меня принимали, чтобы я был вхож в дом. Иначе как бы мне удалось устроить, чтобы все улики указывали на Леньку?
– А вы не боялись, что она расскажет Подольскому о вашем знакомстве? А он захочет на вас посмотреть или узнает вас по описанию?
– Не боялся. Я просил ее никому не говорить. Сказал, что довольно известен в определенных кругах, что решил поменять жизнь, что скрываюсь ото всех и пишу книгу. И боюсь, как бы слухи об этом не дошли до журналистов или знакомых. Аня меня поняла. Она тоже предпочитала вести скрытую от посторонних глаз жизнь и страдала от чужого любопытства.
– Как же вы объяснили ей, что оказались в машине Леонида, когда привезли его в коттедж?