Ребята обступили Кутырина, наперебой читая заголовки:
— «План перевыполнен», «Тысяча центнеров кукурузы», «Еще одна бригада коммунистического труда», «Отряд во дворе»…
— Ага! — закричал Женька. — Нашли? Теперь, Мишенька, давай я буду читать. А то ты в силу своей малограмотности… — Он выхватил из рук растерявшегося Мишки газету и начал торжественно читать: — «Во дворе дома номер двадцать три на Садовой улице создан пионерский отряд. Его командиром стал демобилизованный моряк-подводник Андрей Голубев, ныне рабочий консервного завода. С первых дней организации отряда пионеры дружно взялись за работу. Они отремонтировали красный уголок, начали выпускать сатирическую стенную газету, благоустраивают свой двор. Ценная инициатива пионеров поддержана в райкоме комсомола». Под заметкой стояла подпись: «С. Елкин».
— Про нас! — звонко, с гордостью крикнула Таня. — Про наш отряд!
— А кто такой Елкин? — озадаченно спросил Костя.
— Может, это Яков Гаврилович выдумал себе псевдоним? — предположил Женька.
— Какой псевдоним? Что это такое?
— Ну, это иногда писатели, если им их фамилия не нравится, придумывают себе другие фамилии. Например, Гайдар. Его настоящая фамилия Голиков. Или Чехов. Он подписывался — Чехонте…
— Яков Гаврилович! — усмехнулся Костя. — Зачем же ему себе какой-то псевдоним выдумывать? Он бы и так подписался. А потом Гайдар!.. А тут какой-то Елкин.
— По-моему, это неважно, кто написал. Важно, что написали про наш отряд, — сказала Таня.
Из третьего подъезда вышли Андрей и Лешка. Женька кинулся к ним, размахивая газетой.
— Про наш отряд в газете напечатали! Что мы красный уголок ремонтировали. И про кают-компанию… И про стенгазету…
Моряк внимательно прочитал заметку.
— Ну вот, теперь уж мы совсем официально признаны, — сказал он. — Теперь, братки, не подкачайте.
— Не подкачаем! Мы еще и не то сделаем!.. — загремело со всех сторон.
— А кто такой Елкин? — спросил Степка.
— Елкин? Это работник отдела пионеров в горкоме комсомола, — объяснил Андрей. И добавил, почему-то загадочно подмигнув: — Да вы его сами скоро увидите.
В воротах появился Олег. Ему тоже сразу же сунули под нос газету. Во всей этой радостной суматохе Степка чуть было не забыл про моторчик. Но, опустив руку в карман за носовым платком, он сразу же наткнулся на коробочку.
— Олежка! Смотри! Вот что я принес! — закричал Степка и высоко поднял над головой руку с зажатой в ней коробкой.
— Что это? Что? — загалдели ребята. — Тоже фокус?
— Это микроэлектромотор, — сказал Степка. — Для Олежкиной электронной черепахи. Дедушка из Москвы прислал.
Моторчик был извлечен из коробки. Все принялись его рассматривать. Но в руки Степка его никому не дал. Он отдал мотор Олегу.
Треневич, забыв от радости, что надо сказать спасибо, держал мотор в пальцах так бережно, словно тот был сделан не из железа, а из самого тончайшего стекла.
— Да расскажи ты, Олег, что у тебя за черепаха такая, — попросил Андрей. — Степа нам что-то такое начал объяснять, но я, признаться, ничего не понял.
— Расскажи, Тпруневич! — подхватил Женька.
— Рассказывай, Олег! — кивнул Костя.
Олег рассказал, что задумал сделать электронную черепаху. Но черепаха получилась не совсем электронная. Даже, вернее, совсем не электронная. Она просто электрическая с электродвигателем и фотоэлементами. О настоящей электронной черепахе Олег прочитал в журнале и видел фотоснимок. Ее сделали два инженера за границей. Но для того чтобы смастерить такую же, как сделали инженеры, надо, пожалуй, сперва окончить хотя бы восемь классов. А то и все десять. Зато черепаха, над которой почти полгода трудился Олег, вышла тоже неплохая. Она может обходить препятствия и ползти на свет. У нее есть механизмы поворота, переднего и заднего хода. Вообще-то теперь Олег думает, что лучше было бы сделать не черепаху, а какой-нибудь трактор или самосвал. Модель. А может быть, потом, через несколько лет, такие тракторы будут ходить по полям и сами пахать, без тракториста. Включил мотор, и все. И трактор пошел. Дошел до края поля, сработал фотоэлемент, трактор повернул, снова пошел — до другого края поля…
От Олежкиных объяснений у ребят загудело в головах. Он рассказывал, сбиваясь, перескакивая с одного на другое. Наверно, ему казалось, что все разбираются в технике так же, как он.
— Ты, Олежка, лучше закончи уж свою черепаху, — сказал Степка, — а потом нам всем покажешь.
— Да она уже готова! Я же говорю! — воскликнул Олег. — Только вот моторчика не хватало. — И он с нежностью взглянул на электромотор.
Этот день для всех начался радостно. И денек-то сам по себе, будто нарочно, выдался погожий, солнце сияло как-то по-особенному, кажется, ярче, чем вчера. Андрей объявил, что сегодня будет день отдыха и все пойдут к монастырю на пруды.
— Искупаемся, костер разведем, поговорим о всякой всячине, — пояснил Андрей.
Это предложение было встречено с восторгом. Конечно, Степке тоже очень хотелось бы пойти вместе со всеми к монастырю. Но сегодня утром, до обеда, была его очередь дежурить в мастерской у Гриши. Впрочем, он не очень жалел о том, что ему не удастся полежать у костра и послушать разговор о всякой всячине. У Гриши он не был уже два дня и еще вчера радовался, что до обеда сможет посидеть в мастерской. Тайно он решил поработать там — ведь уже третью неделю стояли и пылились на верстаке непочиненные утюги, плитки и кастрюли.
Отказались пойти к монастырю и Лешка с Олегом. Лешка сказал, что он останется дорисовывать заголовок стенгазеты, а Олег попросил отпустить его доделывать черепаху.
— Хорошо, — согласился Андрей. — Ты, Леша, одновременно назначаешься дежурным по пионерской комнате. Если кто-нибудь будет нас спрашивать, скажи, что вернемся к обеду.
— А кто будет спрашивать? — удивился Хворин.
— Может быть, кто-нибудь и поинтересуется, — сказал Андрей, и Степке показалось, будто бы командир отряда чего-то недоговаривает…
Глава тринадцатая
В мастерской стояла все та же тишина, к которой за все время Гришиной болезни Степка никак не мог привыкнуть. Только сигнальная лампочка по-прежнему вспыхивала, когда открывалась дверь.
Гриша больше не пытался встать с постели. Может быть, он просто не мог вставать. Степку он встретил улыбкой, но даже не сделал движения, чтобы приподняться. Впрочем, он мог двигать руками и пальцами и «спросил», как дела в отряде — он знал и про отряд, и про красный уголок, и про скамейки во дворе. Оля и Таня быстрее других ребят освоили азбуку глухонемых и подолгу «рассказывали» больному мастеру о том, что делается во дворе двадцать третьего дома.
Степке очень хотелось поведать Грише о том, что у них появился художник, о стенной газете и о другой — где была напечатана заметка про отряд, и о дедушкиной посылке. Но надо было прежде всего разогреть Грише завтрак. Девочки вчера нажарили картошки, и Степка поставил сковородку на электрическую плитку. Он разжег примус, водрузил на него чайник и принялся перемешивать ножиком картошку на сковороде, чтобы она не пригорела.
«Да, доктор прав, — раздумывал он, оглядывая стены каморки, — в такой комнатушке не то, что заболеть, а и совсем помереть можно. Умер же дворник дядя Гриша».
Картошка шипела, примус гудел, чайник начинал уже тоненько посвистывать. «Вот если бы Гриша вдруг получил большую комнату или две, — размышлял Степка. — В одной — мастерская, а в другой он бы жил… Да можно и одну. Для житья. А мастерская пусть будет здесь. Ну да, здесь. Нельзя же жить там, где вечный чад от примуса, от паяльной лампы и канифоли… Столько домов строят в городе! Неужели для Гриши не найдется одной-единственной комнаты?.. Но разве он пойдет куда-нибудь просить и хлопотать?.. Конечно, нет. Значит, что же, так и оставайся тут, в каморке?.. — И вдруг Степку осенило: — А что, если им, всему отряду, пойти попросить за Гришу? Как шефам. Только надо узнать, куда идти. У Андрея. И отец тоже знает…» Степка очень ясно представил себе, как он — начальник штаба отряда — получает ключ от Гришиной новой комнаты… И ребята несут этот ключ Грише. Он улыбается, благодарит… Потом все вместе берутся и грузят в машину его вещи… Вещи? Да какие же у Гриши вещи? Железная койка, да фотография на стене, да еще старенькие часы на цепочке… А, кстати, что же это за фотография? Кто на ней изображен? Степка так и не успел спросить об этом у Гриши.
Чайник перестал петь и сердито зазвенел крышкой. Вскипел. Картошка давно уже подогрелась. Степка выключил примус, плитку и стал доставать с полочки из-под верстака чашку, блюдце, ложку, вилку, тарелку, хлеб… Он накрывал превращенную в стол табуретку подле Гришиной постели, а в голове все неотвязно сверлило: «Надо пойти, надо пойти, надо попросить комнату для Гриши…» Эта мысль словно подгоняла его. Движения стали торопливыми, как будто бежать куда-то и хлопотать насчет комнаты надо было немедленно. Он пожалел даже, что в это утро никто не дежурит в паре с ним. Он забыл, что сегодня воскресенье, а значит, все учреждения закрыты.
Гриша ел медленно, с трудом. Его плавные неспешные движения будто бы вернули Степке утраченное равновесие. Он немного успокоился и вспомнил, что хотел рассказать мастеру о газете, Лешкиных рисунках, о посылке… Гриша внимательно следил за его знаками, даже улыбнулся, когда Степка объяснил, какие уморительные фигурки нарисовал Лешка Хворин. Он с интересом выслушал новость про заметку в районной многотиражке и кивнул головой, разобравшись, что за черепаху мастерит Олег Треневич.
Увидев, что Гриша отодвинул тарелку с картошкой и принялся за чай, Степка стал поспешно убирать посуду. Нет, нет, объяснил он мастеру, спросившему, не собирается ли он уходить. Нет, он останется. Только все уберет. А Грише сейчас лучше всего поспать. Гриша успокоился, откинулся на подушку и закрыл глаза. Тогда Степка тихонько вышел из-за перегородки и устроился за верстаком.
Подумав, он решил, что паять не будет. Все-таки в этом деле нужна не такая сноровка, как у него. Лучше заняться утюгами и плитками. Вот как раз и утюг. Должно быть, тот самый, который так и не удалось починить Грише из-за внезапного сердечного припадка. Гайка на крышке отвернута, ручк