Благодарственные стихи Павла обычно переплетают получателей с Богом и Христом. Прочитайте, например, то, что он говорит в 1 Фес 1:2-3 и 1 Кор 1:4-9. Когда Павел пишет, например, христианам в Филиппах, из Ефесской тюрьмы, он говорит: «Каждый раз, когда я вспоминаю вас - а вспоминаю я вас всегда, во всех своих молитвах за вас всех, - я с радостью благодарю моего Бога 5 за то, что вы участвовали в проповеди Радостной Вести с самого первого дня и поныне» (1:3-5).
На первый взгляд, таким образом, этот элемент благодарения в Филимоне вовсе не необычен. "Вы" в приветствии множественное число, но в благодарении «Тебя» является единственным, сосредоточенное на самом Филимоне. Хотя письмо касается личного вопроса, оно не является частным. В нем также участвуют дважды упомянутые святые (5, 7).
То, что делает это благодарение очень необычным, - это то, что находитя сразу после него. А именно, далее следует, что благодарность за то, что латинская риторика называет пленением бенефенции («захватить вашу доброжелательность»), и мы могли бы называть это просто «грубо льстить». Это похоже на сильную похвалу щедрости человека, которая предшествует просьбе о займе. На мгновение представьте себя на месте Филимона. Вас сначала называют «дорогим другом и сотрудником» Павла, затем похвалили за «вашу любовь ко всем святым и вашу веру в Господа Иисуса» и, наконец, назвали «мой брат». Затем, когда вы купаетесь среди тех почестей, вы попадаете в это:
«8 И поэтому, хотя я, апостол Христа, смело мог бы указать тебе на твой долг, 9 я предпочитаю обратиться к тебе с просьбой, потому что люблю тебя. Это я, Павел, Божий посол и узник Христа Иисуса»(8–9)
Во-первых, заметьте, независимо от указания Павла или призыва, это долг Филимона. Что бы это ни было, Филимон должен сделать это без какого-либо приказа или призыва от Павла или кого-либо еще. Бедный Филимон вынужден-резко и лаконично-столкнуться с этими тремя словами в этих последовательных отношениях:
указание = долг = просьба
Это не просто вопрос обращения или указание Павла , но, без вариантов, долг Филимона- ай-ай-ай!
Во-вторых, мы теперь видим, по его повторению (9), почему “узник” был первым знаком идентификации Павла как отправителя письма (1). Как Филимон может не исполнять свой долг, когда Павел так ясно исполняет свой? Обратите внимание, что каждый раз Павел не просто “узник”, но “узник Иисуса Христа ". Эта фраза имеет великолепную и преднамеренную двусмысленность - означает ли этот греческий родительный падеж заключённого из-за Иисуса? Является ли Павел узником Иисуса из-за Рима или узником Рима из-за Иисуса? "Подумай об этом, дорогой Филимон”, - действительно говорит Павел. "И так, дорогой Филимон, ты можешь отвергнуть меня, который не только узник Иисуса Христа (1, 9), но и старик (9)?” Но мы до сих пор не знаем, что это такое - какой “долг” Филимон должен исполнить? От чего он не может отказаться?
Павел продолжает своё письмо:
«10 прошу тебя за моего сына, который стал мне сыном здесь, в тюрьме, - за Онйсима. и Когда-то он был для тебя бесполезен, а теперь он и тебе, и мне стал очень полезен».(10-11)
Цитата с 8-9 на 10-11 очень ясна на греческом языке: это не "я предпочёл бы обратиться к тебе”, а «я обращаюсь к тебе». Павел обращается к Филимону (исполнить свой долг!) относительно кого-то по имени Онисим. Мы сейчас, почти на полпути в тексте письма, слышим его имя в первый и единственный раз.
Отношения между Онисимом и Павла описывается как “сын” и “отец”, метафора для обращённого и апостола. Onesimus, что в переводе с греческого означает "полезный", является обычным рабским именем. Павел использует это имя, чтобы деликатно о чем-то каламбурить - Онисим сделал что-то, что он стал временно “бесполезным” для его хозяина, Филимона.
Ясно, что Онисим сбежал к Павлу без разрешения Филемона, как именно мы представляем эту ситуацию? С одной стороны, он явно сбежавший раб. С другой стороны, он сбежал в самое опасное место, которое только можно себе представить - в римскую тюрьму. Разве он не подвергал опасности свою жизнь и жизнь Павла?
Если мы предположим, что Онисим не просто неосмотрительно здесь, есть еще один способ понять его действий. Когда грозило суровое наказание или даже смерть, римское право позволяло рабу бежать не только в определённые храмы за убежищем, но и к другу (лат.ad amicum) хозяина просить заступничества и милосердия.
Поясним это на примере. Хотя Сенека Младший стал жертвой в конце правления Нерона, он начал его как философ у молодого императора. Он написал трактат о милосердии и гневе в том же десятилетии, что Павел написал это письмо Филимону (которое можно было бы назвать, как бы, по долгу службы). В первом исследовании Сенека упоминает “что рабы имеют право искать убежище у статуи бога" (1.18.2). В последнем, он дает нам историю о рабском (коротком) уходе ad amicum.
Анекдот касается того, что «наш обожествлённый Август обедал с Ведием Поллио» в дворцовом особняке на берегу Неаполитанский залив
«Один из слуг разбил хрустальный кубок. Ведиус приказал схватить его и казниить необычным способом - его должны были бросить в бассейн с гигантскими миногами, . . . . Мальчик вырывался на свободу и бежал. Мальчик бросился к ногам Цезаря, прося только о какой-то другой форме смерти, что бы просто не быть съеденным. Потрясённый беспрецедентной жестокостью, Цезарь выпустил его на свободу, приказав разбить перед ним все кубки!» (3.40.2–4)
Сенека отмечает, что раб бежал “на верх“, к тому, кто был другом его хозяина, но который также мог действовать "с позиции превосходства". Это может быть притча, а не история, но когда Поллио уехал из этого особняка к Августу, император снес его и превратил в сад.
Наша разумная реконструкция намерения и ситуации Онисима заключается в том, что у него были очень серьезные проблемы с его владельцем, Филимоном, и он бежал - на законных основаниях по римскому праву - ища заступничества Павла, которого он признал несколько “высшим” другом своего хозяина. Но сейчас ситуация изменилась, потому, что языческий раб стал обращенным в христианство. Так в чем же состоит долг Филимона в этой изменившейся ситуации? Принять его обратно прощённым, христианским рабом? Или отдать его Павлу как раба апостола? Это нечто гораздо более радикальное!
Павел продолжает: «12 Я отсылаю его тебе, его, который стал частью меня самого! 13Мне, правда, очень хотелось оставить его при себе, чтобы он помогал мне вместо тебя здесь, в тюрьме, куда я брошен за Радостную Весть. 14Но я ничего не хотел делать без твоего согласия. Пусть твое доброе дело будет по доброй воле, а не по принуждению».(12-14)
Поэтому Павел, разумеется, не просит Филимона оставить Онисимуса, порабощенного или освобожденного с ним в Эфесе. Он отсылает его назад как свое «собственное сердце». Во-первых, обратите внимание на укус во фразе «на вашем месте». Павел мог бы также сказать: «Онисим был здесь, чтобы помочь мне, и где вы, дорогой Филимон?»- с сарказмом. "Может быть, он был здесь как ваш представитель?" Во-вторых, как вы могли ожидать теперь самое подходящее время для другого упоминания о «моем тюремном заключении за Евангелие» - «в моих цепях Евангелия». Это та же преднамеренная двусмысленность, что уже дважды видели: Рим положил Павла в цепи из-за Евангелия или имеет ли Евангелие Павла в цепях из-за Рима? Наконец, обратите внимание также, что фраза о «добром деле» Филимона «добровольная, а не что-то вынуждена».
Это позволяет углубиться в теологию Павла, которая настаивает на "вере-с-делами" против "дел-без-веры". Не путайте это, кстати, с псевдо-проблемой Реформации (да, псевдо-проблемой!) веры против дел, столь полезной для ее полемических трактатов против евреев, и протестантов против католиков. Филимон должен освободить Онисима свободно, как дела , которые по своей сути, идут от веры, а не как дела, исходящей из принудительного послушания Павлу. Это причина того, что Павел на горках, вверх-вниз, похвалы и вины, "хороший полицейский–плохой полицейский" и прочей риторики в этом письме.
Павел продолжает «15 Может быть, он потому на время и был с тобой разлучен, чтобы ты потом принял его навеки 16 и уже не как раба, а много больше, чем раба, — как дорогого брата, особенно дорогого мне. Но несравненно больше он дорог тебе — и как человек, и как брат в Господе!» (15-16)
Там мы, наконец, это— "долг” и "доброе дело", чтобы освободить Onesimus свободно. Филимон не должен освобождать его по необходимости, чтобы он мог навсегда остаться с Павлом; скорее, Онисим должен вернуться домой к добровольному освобождению (manumission) от Филимона. Может быть, говорит Павел Филимону, именно поэтому все это и произошло— Онисим был "отделен" (пассивный залог здесь указывает на свободу воли Бога?) от Филимона в рабство, чтобы он мог вернуться к нему за свободой.
Фраза "и как брат в Господе" является ключевым элементом для понимания смысла Павла. Филимон не может удержать Онисима как христианского раба, утверждая, что внутри, духовно, в наших душах мы все равны перед Богом и Христом. Равенство освобождения должно быть как физическим, так и социальным, а также духовным и богословским.
Павел продолжает, повторяя свою точку зрения:
«17 Так вот, если мы с тобой делаем общее дело, прими его, как принял бы меня. 18А если он в чем-то перед тобой провинился или что-то тебе должен, считай это за мной. 19 Вот я пишу тебе собственной рукой: «Я, Павел, обязуюсь возместить тебе убытки». Я уже не говорю о том, что и ты мне должен. Должен самого себя!»
Еще раз укус сарказма очевиден - как будто у Павла может быть “счет”, подлежащий выплате Филимону, который должен Павлу самому “себе ” как христианин. И, что еще хуже, Павел пишет этот текст сам большими буквами, как если бы он подписывался под долгом, как бы говоря: “может быть, дорогой Филимон, тебе нужна подпись, чтобы сделать все это законным?" К этому моменту бедный Филимон, должно быть, и не знал куда ему деваться! И помните, что все это не просто в личном, но публичном письме.