Десятки небольших истребителей в охранении — это было ожидаемо, хотя станция и сама была способна себя защитить. Но вот чего я точно не ожидал, так это сотен других космических кораблей, стоящих на приколе и то улетающих куда-то, то наоборот прилетающих.
Человечество активно начало осваивать подарок ящеров, и моя станция оказалась очень удобным местом для концентрации сил. Наличие огромного количества больших доков, причальных элементов и другой, готовой инфраструктуры — делало станцию идеальным местом для отправной точки на момент, пока земляне не обзавелись собственной.
Заодно, снаружи её начали приводить в порядок. Во тьме космоса мерцали многочисленные искорки сварочных работ устраняющих последствия обстрелов. Наваривались новые плиты, взамен пострадавших, монтировались турели из запасников станции. В общем, человечество активно готовилось. Видимо не я один понимал, что даже окончание войны с ящерами не гарантировало спокойной жизни.
В любом случае, масштаб впечатлял.
Нет, я конечно договорился с президентом о том, что её можно будет использовать как перевалочную базу, взамен получая некие преференции, но не ожидал — что всё закрутится так стремительно. Видимо людям очень уж хотелось открыть дорогу к звёздам, раз так рьяно взялись за дело.
Пришвартовался к станции в свой личный док, в который никому не было доступа, и запросив координаты Рийсы, отправился к ней. Внутри тоже шла активная фаза ремонта, поэтому народу было просто тьма. После приснопамятного полета через половину галактики, станции требовалось дорогостоящее обслуживание и долгий ремонт, поэтому земляне, под руководством Рийсы, Лирианы и Урзул’Рага и части пилотов, обладающих специфическими умениями, как раз занимались починкой узлов и агрегатов ещё и внутри. По крайней мере в тех местах, где это можно было сделать с текущим уровнем знаний. Но по прогнозу, для восстановления возможности межзвёздных прыжков нужно было ещё ждать очень долго. В первую очередь летать по различным звёздным системам, закупая разное оборудование и только во-вторую, привозить квалифицированный персонал для восстановления.
Дошел до одного из ангаров и замер, уставившись на девушку. Она стояла перед огромным механизмом размером с небольшой одноэтажный домик, насколько я знал — импульсным двигателем, представлявшем собой самый настоящий лабиринт из жаропрочных сплавов, охлаждающих рубашек и плазменных камер, лишённых защитного кожуха.
Стандартный технарский костюм, слегка замасленный, с кучей висящих инструментов, ладно облегал её фигуру. В руках она держала мультитул с десятком сменных насадок, а на голове красовался аккуратный шлем с выдвинутым визором, увеличивающим мельчайшие детали. Вокруг неё стояла целая группа земных инженеров, ловящих каждое слово.
— … ключевая ошибка ваших конструкторов, — голос Рийсы, с отчётливо лекторскими оттенками, гулко разносился вокруг, — заключается в неправильном подходе к охлаждению камеры сгорания. Избавляться от тепла ненужно, это ведь тоже энергия! Её нужно трансформировать!!! Видите, этот лабиринт?
Было отчётливо видно, что ей чертовски сильно нравится то, что она делает. Все эти люди, тщательно внимающие её словам и то, что она передаёт свои знания тем, кто действительно хочет их получить. Девушка тем временем ткнула мультитулом в сложную решетку из трубок, оплетавших основание главной плазменной камеры. Трубки, даже на вид были заполнены чем-то вязким, темно-серым, с едва заметным свечением изнутри.
— Это термокинетический буфер. Специальная керамическая суспензия на основе никеля и ещё одного элемента, насколько я знаю — вами ещё не открытого. При нагреве она переходит в квазижидкое состояние и начинает вибрировать с частотой, резонирующей с тепловыми колебаниями стенки камеры. Резонансные колебания суспензии отбирают кинетическую энергию у тепловых фононов в металле камеры. Грубо говоря, вибрация буфера вытряхивает избыточное тепло, энергия не рассеивается впустую, а преобразуется в кинетическое движение самой суспензии внутри замкнутого контура. Вот эти насосы. — Она указала на компактные, похожие на черные яйца устройства, встроенные в контур. — Направляют и фокусируют эту кинетическую волну. Разогнанная суспензия проходит через термоэлектрические модули с обратным пьезоэффектом здесь, на выходе из горячей зоны.
Девушка показала на массивный блок, испещренный кристаллическими решетками.
— Практически девяносто девять процентов тепловых потерь возвращается в сеть корабля для питания вспомогательных систем или подзарядки аккумуляторов.
Она на секунду прервалась, взглянув на своих подопечных, словно проверяя, хорошо ли они усвоили урок и продолжила.
— Теперь двигатели. — Она постучала по корпусу массивного плазменного ускорителя. — Стандартные системные двигатели большинства звездолетов выдают постоянную тягу в тридцать тысяч километров в секунду, позволяя перемещаться в околопланетном пространстве с удовлетворительной скоростью.
Один из инженеров не выдержал и поднял руку, буквально запрыгав на месте.
— Тридцать тысяч⁈ А перегрузки? А топливо? Любое живое существо должно размазать тонким слоем по кабине корабля от таких скоростей!
— В качестве топлива выступает дейтериевая плазма, удерживаемая и разгоняемая комбинированным магнитным и гравитационным полем внутри ускорительного канала. — Начала объяснять Рийса. — Перегрузки компенсирует инерциоидная матрица, встроенная в силовой каркас корабля. Она создает локальное гравитационное поле, противоположно-направленное ускорению с небольшим коэффициентом для того, чтобы пассажиры чувствовали обычную силу тяжести даже при полном форсаже. А теперь кстати о нём. Если снять все ограничители с магнитных катушек и гравитационных фокусаторов, а плазму разогнать до критического состояния, то можно получить пятьдесят тысяч километров в секунду и даже больше. Правда термокинетический буфер не справится и через несколько секунд плазма сожрёт двигатель изнутри, а сам звездолёт просто взорвётся.
Окружающие её люди дружно загудели и сгрудились, поближе рассматривая агрегат.
— А что насчёт прыжковых технологий? — Задал вопрос всё тот же неугомонный инженер.
Мне он чем-то сразу не понравился, слишком уж жадным взглядом он пожирал ладную фигурку моей подруги. Решил позариться на то, что принадлежит мне? Очень плохая идея. Пожалуй, следует принять превентивные меры, чтобы он не разевал пасть.
Рийса перевела дух, указав на другой, более изящный, но не менее сложный агрегат рядом — устройство, похожее на гигантскую, многослойную линзу из черного металла и сияющих кристаллов.
— Прыжковый двигатель. Принцип действия: проламывание пространства путём создания сверхустойчивой сингулярности в точке входа путем колоссального фокусированного выброса энергии. Корабль проваливается в нее и выныривает в другой точке, предварительно вычисленной навигационным оборудованием. Но есть нюанс! Прыгать можно только из зон с минимальной гравитацией. Попробуйте прыгнуть рядом с планетой — и сингулярность схлопнется неравномерно. Корабль может быть и останется цел, но вот гарантировать куда вы попадете — невозможно. И попадёте ли вообще. Истории известно всего несколько удачных случаев спасения из такой ситуации и то, большинство разумных сходили с ума.
Она видимо вспомнила свою подругу, попавшую в такую-же ситуацию и помрачнела, не желая продолжать эту тему.
— Привет! — Крикнул я, понимая, что ей нужна помощь и отвлекая от лекции.
Рийса собиралась показать что-то еще, но услышав мой зов, обернулась. Ее взгляд упал на меня, зрачки девушки сузились, мелькнуло узнавание, она радостно улыбнулась и побежала ко мне навстречу. Прыгнула на шею и жарко поцеловала.
Я краем глаза уловил недовольный взгляд инженера и поставил мысленную галочку выдать ему запрет на посещение станции. Пусть летит на Землю и там делает что угодно: кладет взгляд на чужих женщин и флиртует с занятыми девушками. Для него лично это будет безопасней, потому что если он продолжит — рискует заполучить огромные проблемы со здоровьем.
— Макс! — Раздался её радостный голос.
— Привет! — Поздоровался я с девушкой. — Ты мне нужна. Хочешь слетать в одно место? Вдвоём, как раньше?
Она бросила на меня лукавый взгляд.
— Прям как тогда? В старые, добрые времена? — У меня моментально в памяти возникли воспоминания о том, как мы чинили старый звездолёт, а она продолжила. — Сам знаешь, что я только за.
— Ну и отлично. Тогда выдвигаемся.
Мы шли по коридору станции к звездолёту, болтая о разном. Я только на секунду отвлёкся, отправив сообщение Урзул’Рагу с просьбой выкинуть со станции наглеца, и он пообещал выполнить её в кратчайшие сроки. Вот проблема и решена, а если он настолько тупой, что будет проявлять настойчивость, пытаясь добиться справедливости, то это будут сугубо его проблемы. Думаю, парочка орков сумеет объяснить, что ему тут не рады.
— Куда кстати летим и зачем? — Наконец задала Рийса вопрос. — Что-то важное? Будем искать новых специалистов? Закупка материалов? Продажа ресурсов? — Продолжила она попытки угадать, чем мы будем заниматься.
Мне не хотелось вываливать на неё свои проблемы с Системой, да и коммуникатор на её запястье красноречиво свидетельствовал о том, что это знание не принесёт ей ничего хорошего, но ведь всегда можно было найти обтекаемые фразы?
— Скажи. Ты когда-нибудь, что-нибудь слышала про живые планеты? Вернее, как живые — самые обычные, но на поверхности, которых словно натянута вторая кожа. Хитиновая или нечто наподобие оголённых мышц.
Рийса остановилась как вкопанная.
— Макс. Во что ты опять вляпался? Почему вокруг тебя вечно происходит какая-то чертовщина? Сначал витроглоты, а теперь ещё и осколки Роя?
Я сразу заметил, что она использовала ту же терминологию, что была написана в системном задании, а значит, скорее всего, это было не создание Системы, а нечто — давно существующее в галактике.
— Так… Можно поподробнее?