Впервые за двести четырнадцать лет существования Петропавловской крепости ее орудия стреляли боевыми зарядами!
После третьей шрапнели на набережной перед Зимним и в самом дворце погас свет. Все окна - черные. И сразу, как по команде, перестали стрелять пушки.
6
Городской голова Шрейдер вместе с двумя гласными, думы прибыл в Смольный и предложил свое посредничество для переговоров с Временным правительством. Центральный комитет большевиков, заседавший непрерывно, сейчас же обсудил этот. Вопрос. Цель Шрейдера была ясна - затянуть время и спасти правительство от немедленного разгрома.
Можно было просто отказаться от «услуг» городского головы, но большевики решили иначе: если Шрейдер так беспокоится о правительстве, пусть доберется до дворца, скажет министрам и защитникам Зимнего, чтобы они сложили оружие. Пожалуйста, гражданин городской голова: вот вам транспорт, вот охрана - езжайте с мирной миссией, добивайтесь, чтобы не текла понапрасну кровь.
Шрейдер попал в самое неловкое положение. Отказаться неудобно, миссия-то действительно мирная. Но и помогать большевикам вовсе не входило в его планы. Поэтому к Зимнему он поехал, однако идти во дворец особого стремления не проявил. Сославшись на стрельбу, на опасность, поспешно ретировался к себе в думу.
В зал заседаний уже возвратились депутации, которые были посланы на «Аврору» и к Зимнему дворцу. Они с возмущением рассказывали, что солдаты не стали их слушать. А на крейсер их вообще не допустили. Матросы возле катера встретили думцев насмешками и посоветовали господам катиться куда подальше. Обстановка была такова, что делегаты выполнили это не очень вежливое пожелание безропотно и быстро.
Михаил Иванович с улыбкой слушал, как кипятятся гласные, обсуждая свои неудачи. Пока все их попытки помочь правительству заканчивались провалом. Что еще они придумают в ответ на просьбы министра Никитина, который продолжал звонить из дворца?!
Никитин требует самых решительных мер. Пусть дума пришлет хотя бы небольшие вооруженные отряды, чтобы вдохновить юнкеров, без этого правительство не продержится до утра. Но у соглашательских партий нет в Петрограде никаких войск, все части гарнизона идут за большевиками.
На трибуне сменялись ораторы. Выскочил худой, с красными воспаленными глазами эсер Быховский:
- Граждане гласные! Борцы за народ оставлены одни в Зимнем дворце и готовы умереть все, как один! Дума не может остаться равнодушной к их судьбам. Я предлагаю пойти в Зимний дворец и умереть со своими избранниками!
Масла в огонь подлила графиня Панина. Заговорила, сдерживая рыдания:
- Если городская дума не может проникнуть в Зимний дворец, то она сможет стать перед орудиями, стреляющими по дворцу. Я первая готова заслонить собой пушку!
Взвинченный до предела зал ответил восторженным гулом. Шум начал стихать лишь тогда, когда на трибуну поднялся Дмитрий Захарович Мануильский.
Его спокойный облик никак не вязался с полуистерической обстановкой, царившей вокруг.
- Мы, большевики, выступаем за то, чтобы убедить Временное правительство сдаться. Прислушайтесь к этому разумному совету...
Мануильскому не дали продолжать, заглушили его криками. Председатель заявил: предложение эсера Быховского необходимо обсудить по фракциям.
В зале остались только большевики.
- А вы что же? - поинтересовался председатель.
- Нам обсуждать нечего, позиция у нас ясная, - ответил Михаил Иванович. И продолжал, обращаясь к товарищам: - Как мы, здесь будем или - в Смольный, на съезд Советов?
- Анатолий Васильевич пусть едет, - сказал Мануильский, - а мы останемся до конца.
- Только ни в коем случае не заслоняйте собой пушки ради Временного правительства, - пошутил Луначарский.
Пока заседали фракции, Михаил Иванович связался по телефону со Смольным и предупредил, что дума намерена идти ко дворцу.
Наконец гласные снова собрались в зале и началось поименное голосование. Председатель называл фамилию - депутат поднимался и отвечал:
- Иду умирать с Временным правительством! Процедура была торжественной. Один за другим вставали эсеры, кадеты, меньшевики, произносили кто громко, кто еле слышно, кто со слезой в голосе:
- Да... Иду умирать...
Михаилу Ивановичу смешно и досадно было видеть эту трагикомедию. Никто думцев убивать не собирается, а они эка вон раскудахтались! Фарисействуют граждане гласные, упиваются своей самоотверженностью, находясь в безопасном месте. Если бы им действительно грозила смерть, перестали бы сценки разыгрывать... Какие герои, скажите на милость: если помирать собрались, то зачем же служители готовят каждому в дорогу сумку со свежим хлебом и колбасой? Вот ведь артисты, любой исторический момент способны в спектакль превратить!
- Калинин! - председатель назвал его фамилию.
- Нет! - громко произнес Михаил Иванович. - Идите выручать свое правительство, а мы пойдем приветствовать Петроградский Совет от революционной части думы!
Гневные крики он пропустил мимо ушей.
Думцы спешили получить сумки с хлебом и колбасой, одевались и выходили во двор. Там ожидало их подкрепление - меньшевики, правые эсеры и бундовцы, покинувшие Всероссийский съезд Советов, чтобы вместе с думой «спасать правительство».
Всего набралось около четырехсот человек. Люди штатские, немолодые, они долго и неумело строились шеренгами. Было уже за полночь, когда колонна тронулась в путь. Первым, тяжело переваливаясь, шагал грузный Шрейдер. Рядом с ним, подобрав узкую юбку, семенила графиня Панина.
Мануильский спросил:
- Не навредят они? Закроют вход во дворец, начнут митинги...
- Товарищи предупреждены, - ответил Калинин. - Ну, нам тоже пора по своим делам.
Чем дальше колонна уходила от думы, тем медленнее она двигалась. Одно дело - произносить речи в теплом уютном зале, а другое - шлепать среди ночи по улице, освещенной редкими тусклыми фонарями. Холодный сырой ветер вызывал озноб. Колдобины были заполнены грязной водой, у многих думцев сразу промокли ботинки. Пугала стрельба, слышавшаяся все ближе. Некоторые гласные отставали от колонны, исчезали в переулках и проходных дворах.
На перекрестках горели костры, грелись вооруженные солдаты и красногвардейцы. С удивлением смотрели они на нестройные ряды хорошо одетых людей, на их бледные лица.
Около Казанского собора думцы увидели тяжелые орудия на тракторной тяге. Массивные стволы были направлены в сторону Зимнего. Артиллеристы балагурили возле ящиков с огромными снарядами. Шрейдер замедлил шаги. Графиня Панина что-то горячо доказывала ему, увлекая вперед.
Вблизи от Дворцовой площади, перегородив Невский проспект, цепью стояли матросы, опершись на винтовки. Стояли, очевидно, уже давно, изрядно промерзли. Они оживились, увидев думцев. Те моряки, которые курили в сторонке, быстро заняли свои места в цепи.
Колонна сжалась и замерла. Графиня Панина попятилась. Рядом с городским головой остался только министр Прокопович.
Несколько минут думцы и моряки стояли молча. Матросы разглядывали незваных гостей, а те переминались встревоженно, не зная, как преодолеть преграду. Шрейдер обратился к матросу, который был ближе к нему:
- Мы идем в Зимний дворец и требуем, чтобы нас пропустили.
Моряк был молод, высок: шея длинная, глаза округлые, пострижен наголо - деревенский парень, недавно надевший бушлат. Слова вальяжного, солидного господина в котелке смутили его.
- Нельзя... Не приказано.
- Здесь вся городская дума, а я городской голова. С нами министр. Мы имеем право пройти в Зимний.
- Нельзя, - более решительно ответил матрос.
- Стоп травить, папаша! - поддержал его сосед по цепи, щеголеватый морячок, бескозырка которого чудом держалась на шевелюре. - Отчаливай, пока штиль!
Третий, широкоплечий богатырь, пробасил добродушно:
- Приказ Военно-революционного комитета.
- Но мы настаиваем...
- Обращайтесь в Военно-революционный комитет.
Гласные придвинулись к цепи, убеждали, просили:
- Во дворце избранники народа... Ваши избранники...
- Не надо кровопролития!
- Мы предлагаем переговоры, предлагаем перемирие - это ли не разумно?
В ответ слышалось:
- Своих избранников мы знаем!
- Эй, Федя, бабу задержи - под рукой проскочит!
- Полный назад, говорю!
- Стреляйте! - истошно крикнул кто-то из думцев. - Стреляйте в меня! Мы все равно пройдем!
- Нет! - раздался громкий голос, сразу привлекший общее внимание. - К Зимнему вы не пройдете. Безусловно!
- Но мы требуем!
С тротуара на середину проспекта вышел коренастый человек в кожаной куртке с широким поясом, в кожаной кепке.
- Вам объяснили: есть приказ Военно-революционного комитета. И никаких разговоров!
Он наклонился, прикуривая. Спичка осветила рябое лицо. Матрос-богатырь шагнул вперед, будто заслоняя этого, в кожанке. Пробасил:
- Ступайте домой, граждане хорошие. Да поживее!
7
За день министр Никитин очень устал, переволновался, охрип от телефонных разговоров. До полуночи не спадало нервное напряжение. Но потом стало спокойнее. Прекратилась пальба из пушек, реже трещали винтовочные выстрелы. Во дворце снова зажегся свет. И хотя Зимний находился в блокаде, хотя часть юнкеров покинула его, большевики все же не пошли на штурм. Уж не Шрейдеру ли с думцами удалось задержать их? Во всяком случае, теперь можно считать, что ночь выиграна.
Никитину хотелось посоветоваться с коллегами, поделиться своими мыслями, но министры были настолько подавлены и растерянны, что у него быстро пропала охота говорить с ними. Адмирал Вердеревский прохаживался по комнате, словно совершал вечерний моцион по палубе от борта к борту. Генерал Маниковский подремывал, развалившись в кресле и подставив под ноги стул. Из-за полуоткрытой двери слышались голоса Кишкина и Маслова.
Никитин чертыхнулся и пошел в пустовавший кабинет Керенского. Рослый юнкер с туповатым лицом старательно вытянулся при виде министра. «Надежный, пост не покинет», - подумал Никитин.