ия с Советской властью, обращаясь к товарищу Калинину, который представляет в своем лице высшую власть Советской республики».
Приятно было Михаилу Ивановичу узнать о такой оценке, она окрылила его. Хотелось работать еще лучше, еще энергичнее.
На этот раз Калинин пришел в зал до открытия заседания, когда появились: лишь самые первые делегаты. Послушал, о чем толкуют крестьяне. Сразу уловил эсеровские настроения. Вот, дескать, в Советах одни большевики позасели, всех мужиков хотят в коммунию согнать. Душат крестьян продразверсткой, чтобы рабочих кормить, а мужику-то от этого какая выгода?!
Свернул самокрутку, чиркнул спичкой. Рядом остановился крестьянин с курчавой черной бородой. Хитроватые глаза глубоко запрятаны под густыми бровями.
- Эй, земляк, не пожалей серника. - И, прикуривая у Калинина, добавил: - Богато живешь. У нас в деревне этого чуда с самой революции нет. Как в старину, кресалом огонь добываем. Вот какая жизнь в Совдепии. Без спичек, без соли, без керосина теперь сидим.
- Трудно, - сказал Михаил Иванович. - Война. . - А на кой ляд она, война эта?
- А ты что, ждешь, чтобы белые воротились?
- По мне, хоть белые, хоть красные, хоть зеленые - один черт. Ярмо нам на шею.
- Так какая же тебе власть требуется? Ты сам-то инаешь?
- Почему не знаю, - обиделся бородатый. - Справедливая власть нужна, чтобы без всякого грабежа. Земля крестьянская? Крестьянская. Нашей кровью и нашим потом политая. Мы на ней будем хлеб растить, леи, овощ всякую. Мы свой товар в город, а город нам ткани, машины. И электричеству можно. Баш на баш, без обиды. А бездельников, которые на мужицкой шее сидят, нам не надобно. И чтобы никто порядок этот не нарушал, в хозяйство крестьянское не лез. Сами управимся. Умные люди пущай наукой интересуются, учителя наших детей учат, фельдшера от болезней лечат, милиция воров за решеткой держит. Вот и пойдет равная жизнь у всех мужиков.
- Да ведь мужик мужику рознь.
- Слыхали мы эту песню. Есть мужик работящий, а есть лодырь. Вот и весь сказ. Лодырь пущай в город подается, в городе бесталанным всегда дело есть. Дороги мести, ящики таскать, мусор выгребать. А хочет в деревне остаться, пущай справному мужику помогает.
- Батрачит? На кулака шею гнет? Какая уж тут равная жизнь! Нет, Советская власть с этим не согласится.
- Ишь ты, - сердито блеснули глубоко посаженные глаза. - Тогда на кой ляд хозяйственному мужику такая власть?
- Верно. Кулаку наша власть поперек горла. Он ведь как хотел? До революции помещик и кулак среднего мужика грабили, а теперь кулак за двоих грабить нацелился. И за себя, и за помещика. А Советская власть ему говорит: стой, эксплуатировать не позволим!
- Советская власть сперва бы о спичках позаботилась, о керосине.
- Спички рабочий делает. Его накормить надо, потом и спрашивать...
Разговор этот заставил Михаила Ивановича несколько перестроить свой доклад. О международном положении можно и поменьше, это сейчас не первостепенное. Основной упор на обстановку в стране. Главный удар нанести по эсерам, по эсеровским настроениям.
Открыл конференцию председатель Ивановского горсовета. Человек уважаемый, старый рабочий. Но сразу после него поднялся на трибуну тот самый крестьянин, с которым спорил Калинин, бойко зачитал список кандидатов в президиум. Ни председателя горсовета, ни Калинина в списке не оказалось. Это был явный выпад против Советской власти. И только после того как президиум был избран и занял свое место за столом, в первом ряду поднялся кто-то и начал говорить, что в зале сидит Председатель ВЦИК, что избрать его надо было первым, а так получается непорядок и безобразие.
Делегаты зашумели, оглядываясь, поднимались с мест.
- Калинина просим!
- На сцену его!
- Чего сразу-то не объявили!
Дружно взметнулись руки: Председателя ВЦИК единогласно выбрали в президиум.
Михаил Иванович остановился возле трибуны, поправил очки, спросил, обращаясь к делегатам:
- Как же это получается так? Ваш съезд происходит в губернии, где по крайней мере семьдесят процентов населения составляют рабочие и крестьяне, работающие на фабриках. Да и собрались-то вы в помещении, которое вам гостеприимно предоставили рабочие организации. А вы не избрали представителя ивановских рабочих в свой президиум.
Из зала донеслось:
- Мы сами по себе!
- На кой ляд!
- А ты чего учишь?! Чего учишь?! - орал кто-то, размахивая руками.
Михаил Иванович чувствовал: конференция эта готовилась тщательно и отнюдь не сторонниками Советской власти. Но все же основную массу делегатов составляют середняки, такие же, как в его родной деревне, - неужели он не найдет с ними общегоязыка?!
- Крестьянин и рабочий - два родных брата, - продолжал Калинин. - Я сам являюсь крестьянином, но я не боюсь никаких «ужасов» коммунизма, о которых нашептывают вам враги народа. А мое хозяйство, пожалуй, не хуже, чем хозяйство многих из вас. И все-таки я за коммунизм, за прочный и нерушимый союз крестьян с рабочими. А вы вдруг чего-то испугались и выразили черную неблагодарность, грубое неуважение к одному из лучших отрядов российского пролетариата... Я думаю, товарищи, вы пересмотрите свое глубоко ошибочное решение!
Что оставалось делать эсеру, который вел заседание? Только одно - поставить внесенное предложение на голосование. Он и поставил, хоть и с явным нежеланием, заметно нервничая.
Значительное большинство делегатов поддержало Калинина. Представители рабочих заняли места за столом президиума рядом с крестьянами. Первая цель была достигнута. Но Михаил Иванович видел: перелом в настроении делегатов еще не наступил. Длинными речами их не переубедишь, надо сказать что-то простое, понятное всем. Он искал эту емкую фразу, отвечая на многочисленные записки, на острые, иногда провокационные вопросы. Отвечал спокойно и вроде бы убедительно. И все же это было еще не то.
Новая записка: «А кто дороже для Советской власти - рабочий или крестьянин?»
Сразу вспомнился вечерний разговор на бревнах с мужиками в Верхней Троице... И с Анной Алексеевной Бобровой.
Михаил Иванович улыбнулся впервые за все заседание. Люди смолкли, насторожились, удивленные этой улыбкой, столь необычной в напряженной атмосфере, среди резких споров и злобных выкриков.
- Вот тут задают вопрос, кто дороже Советской власти - рабочий или крестьянин? Это очень важно, товарищи, И вот я в свою очередь хочу спросить: а что дороже для человека, для каждого из нас - правая нога или левая?
Сказал и умолк выжидающе. Секунду, другую в зале было тихо. Потом раздались одобрительные возгласы. Кто-то громко и неумело захлопал в ладоши...
Впереди была еще большая работа, требовалось убедить сомневающихся, опрокинуть доводы врагов, рассказать людям о планах Советской власти. Труда предстояло еще приложить много, однако главное, пожалуй, было уже сделано: взаимное понимание достигнуто.
Глава девятая
1
Узнав, что Михаил Иванович отправляется в Петроград, жена сказала:
- Поеду с тобой. Давно там не была. Родню навестить надо.
- Может, в другой раз?
- Почему?
- Время неудачное выбрала. В Питере на заводах неспокойно, В Кронштадте тоже.
- Конечно, - повела плечами Екатерина Ивановна, - сейчас ты начнешь объяснять мне, что в эти дни перед самым съездом Троцкий и Шляпников навязали партии дискуссию. Силы и нервы на это тратятся. Троцкий даже требует военные методы на производстве ввести...
- Зачем же объяснять, сама все знаешь. И должна понять: поездка предстоит трудная.
- Тем более, глядишь, и помогу в чем.
- Ладно! - улыбнулся Михаил Иванович.
Все естественно: соскучилась Екатерина Ивановна по родственникам и знакомым. Собиралась в дорогу, словно на праздник. И первые дни в Петрограде так была занята, что Михаил Иванович почти не видел ее, тем более что и у самого время было распределено но минутам.
26 февраля он выступил с речью на расширенном пленуме Петроградского Совета. На следующий день сделал доклад о текущем моменте в Петроградской морской базе. Затем - выступление перед рабочими завода «Новый Лесснер». И каждый раз Михаил Иванович не только говорил сам, но и внимательно слушал других ораторов, беседовал с рабочими, с партийными руководителями, с военморами. Эти беседы еще и еще раз убеждали его в том, что республика переживает переломный момент.
Гражданская война закончилась почти всюду. Настало время заняться экономикой, которая пришла в полный упадок. Специалисты подсчитали, что промышленность в 1920 году дала продукции почти в семь раз меньше, чем в довоенные годы. Наполовину снизилось поступление сельскохозяйственных продуктов.
Один рабочий на заводе Лесснера сказал Калинину: «Может быть, лучше жить по-старому, старое было вовсе не так плохо - в царское время я все-таки мог получить белую булку, а теперь мы и этого не получаем...» Понятно, люди устали в долгой и трудной борьбе, настолько устали, что иные начали терять веру в свои силы. Это в городе. А в деревне до крайности обострилось недовольство продразверсткой.
Надо искать выход из трудного положения, прокладывать новые пути развития экономики. Этим озабочен сейчас Владимир Ильич. А «рабочая оппозиция» и «левые коммунисты» осложняют выработку новой экономической линии, накаляют и без того напряженную обстановку.
Из Кронштадта пришло сообщение, что 28 февраля общее собрание команды линкора «Петропавловск» приняло резолюцию, призывающую переизбрать Советы. И не только переизбрать, но не допустить в них коммунистов. Кроме того, разрешить свободную торговлю.
Хитро было задумано. Против Советов народ не поднимешь, так давай выхолостим их суть, вынем, так сказать, сердцевину и наполним своей начинкой. Тут действовали не столько матросы, сколько опытные политиканы, стоявшие за их спинами.
Михаил Иванович велел сообщить в Кронштадтский Совет, что 1 марта он приедет в крепость на митинг. Чтобы лучше познакомиться с положением дел, пригласил к себе вечером Ивана Евсеевича Евсеева и Федора Демидочкина.