Бекс смотрит на меня. Щеки у нее покрываются румянцем, а глаза блестят от подступивших слез.
— Я люблю тебя, Бекс. Мне нравится, как ты морщишь нос, когда сосредоточена. Я люблю твой смех, твой талант к фотографии. Я ценю твою увлеченность, преданность и чертовски острый ум. Для меня ты — всё. Если бы ты попросила меня перестать играть в футбол, я бы не раздумывая согласился.
Бекс всхлипывает и качает головой.
— Не надо!
— Отлично. Потому что я подумывал стать учителем математики — не знаю, получилось ли бы у меня.
Девушка смеется сквозь слезы.
— Вряд ли, Джеймс.
— Если тебе нужно оставаться здесь ради дайнера и нам придется строить отношения на расстоянии, я каждый день буду стараться, чтобы все получилось, обещаю. Расстояние меня больше не пугает — теперь я знаю, что, если ты моя, любые усилия стоят этого.
Бекс отводит взгляд, дрожа и переминаясь с ноги на ногу. Она молчит так долго, что я начинаю немного переживать.
— А что, если я… недостаточно хороша? — бормочет она.
— Что?
Девушка смотрит на меня — ее нижняя губа подрагивает.
— Допустим, я буду здесь, а ты — где-то за много километров. И что, если через пару лет ты поймешь, что наши отношения, да и я сама, того не стоят?
Я делаю шаг вперед, утягивая Бекс в объятия. Мне не важно, что она взяла перерыв «на подумать», — я не могу видеть ее замерзшей и расстроенной и ничего не делать.
— Неужели ты правда так думаешь? — говорю я. — Ты — моя принцесса и стоишь целого мира.
Бекс поджимает губы.
— Я не какая-то особенная.
— А я — просто какой-то парень, который хорошо кидает мячик, — мягко смеюсь я, приглушаемый холодным ветром. — Может, ни я, ни ты не особенные, но это не главное. Важно то, что ты — лучший человек, которого я встречал в своей жизни. И больше всего на свете я хочу, чтобы так видела себя и ты.
Я сую руку в нагрудный карман и вытаскиваю фотографию.
— Я сделал этот снимок пару недель назад. Знаю, фотограф из меня фиговый, но ты выглядела такой счастливой!
Девушка берет фото. Оно простенькое, снятое на телефон, но так понравилось мне, что я распечатал его и положил в кошелек. На нем Бекс фотографировала в «Рэдс». На девушке был пушистый розовый свитер и те самые сережки в виде кусочков пирога. Она настраивала камеру, и глаза у нее мило сияли.
— Помню тот вечер, — мягко говорит Бекс.
— Так я тебя вижу. Когда я закрываю глаза перед сном или мечтаю, я представляю тебя такой. Ты создаешь прекрасные произведения искусства и показываешь настоящую себя. — Я касаюсь пальцем ее сережки — того самого кольца, что я подарил ей на Рождество. — Ты достойна всего на свете и можешь выбрать любой жизненный путь. Но не принижай себя — ты заслуживаешь того, чтобы заниматься любимым делом.
Бекс встает на цыпочки и целует меня.
Стоит мне почувствовать ее губы на моих, а ладони — на своей куртке, как часть тяжести из груди словно улетучивается. Я охотно отвечаю на поцелуй. Видимо, это мне и было нужно, чтобы все вновь показалось правильным, — любимая девушка в руках.
Отстранившись, Бекс гладит мою щеку холодной ладонью. Я приближаюсь еще сильнее.
— Мне надо подумать, — говорит Бекс. — Не о нас, а о своей жизни и дайнере. Я обещала маме, что буду вести ее бизнес, и не могу просто… Ты понимаешь меня?
Я киваю.
— Я подожду твоего решения.
Бекс прижимается лбом к моему.
— Спасибо.
Я снова целую ее — спустя почти две недели без поцелуев я просто не могу сдержаться.
— Какой бы выбор ты ни сделала, мы справимся. Вместе.
47
Бекс
Владелица галереи Джанет — одна из самых стильных женщин, которую я когда-либо видела, — предоставила в мое распоряжение целую стену. Я вешаю последнюю фотографию и делаю шаг назад, с волнением рассматривая композицию. Лора, которая пришла пораньше, чтобы помочь мне расположить снимки, бросает на меня взгляд.
— Как тебе?
— Думаю, вышло нормально, — отвечаю я, вытирая потные ладони о платье. — Ну, вроде бы.
На мне короткое черное платье и капроновые колготки. Несмотря на февральский мороз на улице, мне не холодно: так сильно я нервничаю.
— Не принижай себя! — возражает Лора, приобнимая меня. — Получилось просто прекрасно.
— Отлично задействовано свободное пространство! — замечает Джанет, проносясь мимо и слегка взмахивая шалью.
Лора сдерживает смешок.
— Видишь? Отлично задействовано свободное пространство. Просто супер!
Я неровно выдыхаю.
— Ну, мне кажется, что так красиво.
— Вот и хорошо! — Лора отходит на пару шагов и вытаскивает телефон. — Давай я тебя сфоткаю. Улыбочку!
Я краснею, осматривая галерею. Другие финалисты конкурса развешивают собственные работы, и большинство из них явно знают друг друга. Студенты общаются, подходят друг к другу, хвалят экспозиции и советуют, что можно улучшить. На меня они не обращают внимания — я понимаю почему, но это не мешает мне ужасно себя накручивать.
Начинается второй семестр, а значит, мне нужно сдать оставшиеся предметы, радоваться совместной жизни с Лорой, проводить время с Джеймсом (которого не отстранили от занятий за драку после того, как я написала жалобу на поведение Дэррила) и брать меньше смен в «Лавандовом чайнике», чтобы успевать фотографировать на хоккейных матчах университета.
Показ в галерее, возможность больше заниматься спортивной фотографией — все это довольно сильно мешает моей работе в дайнере. Я сказала Джеймсу, что обдумываю ситуацию, но на деле не знаю, как поступить. До этого учебного года я не допускала и мысли о том, чтобы оставить дайнер на маму. Я обещала ей продолжать семейный бизнес и не собиралась нарушать данное мной слово. Сейчас же я с каждым днем все сильнее хочу выбрать другой путь, но не знаю, могу ли доверить маме дайнер. В последнее время она чаще появлялась на работе, но в большинство дней там была и я — тушила (не настоящие) пожары и проверяла, как идут дела. Если верить последним слухам из НФЛ, Джеймса собираются отправить в Сан-Франциско — оттуда помогать с дайнером я уже не смогу.
— Ты так красиво получилась! — улыбается Лора и показывает мне фотографию.
— Вроде как, — киваю я Лоре.
Если честно, мне кажется, что я выгляжу очень нервной, но, может, на мое восприятие влияет настроение. Меньше чем через час на мои фотографии будет смотреть куча людей, пока я просто стою рядом. Я услышу их мнение о своем творчестве и, если повезет, выиграю пять тысяч долларов. Однако на другом конце зала расположил свои работы очень талантливый художник — будь я в жюри, главный приз бы достался ему.
— А Джеймс придет? — спрашивает Лора.
— Ага. Наверное, вместе с братьями.
— Купер такой горячий! — вздыхает Лора.
— Тебе что, нравится его борода? — морщусь я.
— Еще как! Джеймс, конечно, весь такой гладко-выбритый серьезный квотербек — это классно, но я бы замутила с Купером.
— Рада слышать, — сухо отвечаю я. — Учитывая, что Джеймс — мой парень.
— Он миленький, — соглашается кто-то.
Я оборачиваюсь и округляю глаза — передо мной стоит моя мама с букетом цветов в руках.
— Знаю, что я рано, — говорит она, целуя меня в щеку, — но мне надо с тобой кое-что обсудить.
Я смотрю на экспозицию, раздумывая, не стоит ли поменять расположение фотографий, но внутреннее чутье подсказывает, что все и так прекрасно.
— Вроде бы я пока свободна. До открытия галереи есть еще пара минут.
Мама берет букет под мышку и протягивает мне руку.
— В соседнем доме есть кафешка. Николь забронировала нам столик.
— Надолго остаться не смогу, — предупреждаю я.
— Мы только на минуточку, — обещает мама. — Лора, мы скоро вернемся.
Я накидываю куртку и выхожу из галереи вслед за мамой. Быть в городе Нью-Йорке — само по себе необычно, но видеть здесь маму!.. Я не помню, когда она в последний раз выезжала из городка — и уж тем более так далеко.
К счастью, кафе буквально в соседнем здании. Через окно я вижу тетю Николь — она сидит за столиком, держа в руках кружку чая. Когда мы заходим, она встает и обнимает меня.
— Бекс! Скорей бы увидеть твои фотографии!
— Спасибо, — улыбаюсь я.
Я сажусь напротив тети и кладу куртку себе на колени. Мама почему-то садится рядом с тетей Николь, а не со мной — это немного странно. Я боюсь, что меня сейчас отчитают, но причин вроде как нет. Я притопываю ботильоном.
— О чем хотели поговорить? — спрашиваю я.
Мама и тетя долго смотрят друг на друга. Мама глубоко вдыхает. Мои ногти впиваются в ладони.
— Что-то случилось? — выдыхаю я.
— Нет, — отвечает мама. — Совсем нет, милая. Я хотела сообщить хорошие новости. Я подумываю продать дайнер.
Я смотрю на нее.
— Что?
— Мы поговорили об этом с Николь, и она помогла мне понять, что лучше для нас с тобой. Мне нужно было продать заведение много лет назад, но я не могла оставить позади прошлое. — Мама моргает и, сбиваясь, продолжает: — Я так долго удерживала тебя. Привязывать тебя к дайнеру было несправедливо. Я все думала, что твой отец вернется и решит снова вести бизнес, но этого так и не случилось. Пора двигаться дальше.
Чем больше она говорит, тем быстрее бьется мое сердце. К концу ее речи я боюсь, что оно взорвется. Я вдруг осознаю, что дрожу.
— Мам? — с трудом хриплю я.
— В тот день, когда к тебе приехал Джеймс, я подслушала ваш разговор, — признается она, краснея. — Он прав: ты заслуживаешь большего. Ты заслуживаешь того, чтобы следовать за своей мечтой. Ты заслуживаешь быть с ним, куда бы его ни отправили после драфта. — Мама тихо смеется, качнув головой. — Я правильно употребила слово?
— Вроде бы да, — кивает тетя Николь, чуть наклоняясь к нам. — Бекс, так говорят?
— Все правильно, — бормочу я.
В голове крутятся тысячи мыслей, и я даже не возмущаюсь тому, что мама подслушивала наш с Джеймсом разговор.
— Когда мы с твоим отцом купили дайнер, мы думали, что это будет нашим общим делом, тем, на основе чего мы построим нашу жизнь. Я не хотела оставлять эту мечту, даже когда она потеряла смысл. Мне нужно двигаться дальше — и дать эту возможность и тебе.