– Это версия для любящей сестры, она же – трепетная невеста, – снисходительно посмотрел на меня Андрей.
– Значит, Слава никого не ранил?
– Разумеется, нет. Для этого мой сын слишком порядочный, как оказалось.
– Похоже, ты разочарован?
– А ты как думаешь? Чего этот болван сможет добиться в жизни, имея такие взгляды на жизнь? Вместо того чтобы сидеть тихо и не мешать, этот паршивец решил, что он «мужчина и должен поступать по-мужски»! И пытался сбежать, чтобы донести на родного отца!
– Видно, нужные книги он в детстве читал…
– Что? Какие еще книги?
– Нужные.
– Не выпендривайся, я Высоцкого тоже в свое время слушал.
– Но не слышал!
– Заткнись!
– Какое же ты все-таки быдло, Анж! – я покачала головой.
– Да ты…
– Стоп! – гаркнул фон Клотц. – Молчать! Мы уже приехать.
– Куда, интересно? – я с недоумением рассматривала пейзаж, мало чем отличавшийся от успевшего мне надоесть за время пути: горы, дорога, горы… Правда, в этом месте склон был словно вдавлен ударом гигантского кулака. Похоже, бедолаге пришлось несладко, и теперь он изо всех сил старался восстановиться. Ему это почти удалось: выпавшие валуны практически полностью завалили рану.
Фон Клотц выбрался из машины и открыл дверцу передо мной. А вот мне последовать примеру любезного хозяина почему-то вовсе не хотелось. Машина стала вдруг такой милой и уютной, даже запачканное кровью сиденье выглядело всего лишь стильной дизайнерской вещичкой.
– Выходить! – немец наклонился и протянул мне руку.
– Но я не хочу в туалет! – я отодвинулась к противоположной дверце.
– Какой туалет?
– А разве остановка не для этого? Как это обычно бывает: мальчики налево, девочки направо?
– Зачем мальчики, какой еще девочка? – окончательно запутался фон Клотц.
– Хватит идиотничать, достала! – Дверца, к которой я прижалась, открылась, и изысканно-вежливый пан Голубовский выдернул меня из машины, словно торжествующий дед – репку из земли.
Не выпуская мою руку, Андрей поволок меня прямо к валунам. Фон Клотц, тщательно заперев машину, последовал за нами. На плече у него висела небольшая спортивная сумка.
Оказалось, что валунам все же не удалось закрыть рану горы полностью, и она черной прорехой уродовала склон.
– Нет, ребята, – я освободилась от захвата потерявшего бдительность Голубовского и прижалась спиной к нагретому боку ближайшего валуна, – я туда не пойду! Даже и не пытайтесь! Нести себя тоже не позволю. Вы что, окончательно рехнулись?!
– Слушай, Фрицци, – Голубовский, совершенно не обращая внимания на мои вопли, повернулся к напарнику, – давай я ее вырублю, а? Это будет понадежнее твоих препаратов.
– Анж, ты есть идиот, – отозвался немец, копаясь в сумке. – Я же объяснять в машина насчет след побития.
– Но ведь крысы…
– Найн!
– Эй-эй-эй! – я с ужасом смотрела на омерзительного вида шприц, сладострастно всасывающий в себя какую-то прозрачную жидкость из ампулы. – Это еще зачем?! «Следов побития» вы боитесь, а следов отравы, значит, нет?
– Это не есть отрава, это есть снотворное, – Фридрих, держа насосавшуюся дрянь жалом кверху, приказал будущему тестю: – Анж, держать ее. Только сильно, чтобы она не дергаться и не мешать.
– С удовольствием! – Голубовский, победно ухмыляясь, двинулся ко мне.
Перспективы мои становились все мрачнее. Теперь они очень напоминали творения глашатая депрессии и пессимизма, господина Иеронимуса Босха. Персоналии происходящего выглядели теми самыми отвратительными уродцами с его картин. Все, кроме меня, конечно. Уродец со шприцем перекрывал мне путь к дороге. Другой монстр не давал мне возможности попытать счастья в горах. Свободным оставался только черный провал в горе, но вот туда-то мне как раз и не хотелось.
Оставалось прорываться с боем. Правда, из оружия у меня имелись только зубы, ногти и пилочка для оных.
Ах да, я чуть не забыла о своих любимых кроссовках! Недавно мне удалось на время вывести из строя пана Голубовского удачным пинком в его коленную чашечку, а сейчас-то выбор целей у меня гораздо богаче! Может, удастся дотянуться и до…
Не удалось. Наученный горьким опытом, Андрей неожиданно отскочил в сторону и перехватил в воздухе мою выброшенную в ударе ногу. И не просто перехватил, а еще и дернул! Тело мое последовало за неудачницей и с размаху грохнулось на землю. Где и было немедленно зафиксировано Голубовским. Но обездвижить ему удалось лишь мою верхнюю часть, чем я не преминула воспользоваться.
Извиваясь и брыкаясь, я старалась выбить ногой шприц. Андрей, матерясь сквозь зубы, придавил мне предплечьем шею. В глазах у меня потемнело, стало нечем дышать…
Минутная слабость сделала свое дело. Когда давление на мою шею ослабло, я обнаружила, что двигаться самостоятельно не могу.
Голубовский, тяжело дыша, сидел у меня на бедрах, с силой вдавив мои руки в землю. Его потная физиономия находилась сантиметрах в сорока от моего лица, что повышало градус моего омерзения до недопустимой величины.
– Анж, ты ничего не уметь делать правильно, – фон Клотц навис над нашей скульптурной композицией, выбирая место для инъекции. – Я просить всего лишь подержать один слабый женщина, а ты устроить здесь бой без правила.
– Вот сам бы и попробовал удержать эту взбесившуюся кошку, – пропыхтел Голубовский, – давай, коли быстрее!
Ядовитое жало вонзилось мне в руку, Андрей облегченно вздохнул и ослабил хватку. Препарат действовал быстро, очень быстро. Немели руки, исчезли ноги. Но я все же успела…
Последним усилием я рванулась вперед и вверх и вцепилась зубами в подбородок Голубовского.
Его дикий вопль поглотила вязкая пустота.
Часть IV
Глава 40
Я открыла глаза. Потом закрыла. Снова открыла. И как это понимать? Мрак пожал плечами, но с места не сдвинулся. Холодный и равнодушный, он топил меня в своей абсолютной непроницаемости. И заражал все вокруг: воздух дышал тленом, а тишина – смертью.
Ну, здравствуйте, катакомбы! Или подземелье? Как вас правильно звать-величать? А, собственно, какая разница, главное, чтобы это прелестное местечко не назвали моим персональным склепом.
Я пошарила руками вокруг себя. Стену мне обнаружить не удалось. Так, посмотрим, обыскали ребятки карманы моей вместительной жилетки или побрезговали?
Удивительно, но мои немногочисленные припасы оказались на месте, даже яблоки не выпали во время моей борьбы с этими негодяями. Правда, одно яблоко оказалось раздавленным, но такая ерунда, как запачканный соком карман, волновала меня в данный момент меньше всего. Главное, уцелела зажигалка.
Дрожащий огонек больно укусил вальяжно развалившийся мрак. Озлобленно зашипев, тот слегка отодвинулся, став у края световой полянки еще плотнее.
А полянка была крошечной, слабо подрагивающей от страха. Или это моя рука подцепила нервный тремор? Рано паниковать, надо сначала осмотреться.
М-да. Хотелось бы, конечно, обнаружить себя в плотно закрытом подвале, к примеру, в окружении банок с консервами, копченых окороков и бочек с вином. Но увы… Огонек отвоевал у мрака вполне предсказуемую картинку: неровный свод тоннеля, больше похожего на крысиную нору. Меня шустрые пацаны изволили бросить, похоже, там, где и решили. Даже к стене не прислонили! Я осветила пол тоннеля. Камень. Без какого-либо намека на след, указующий, в какую сторону ушли фон Клотц и Голубовский.
Чувствуя себя полной дурой, я все же осветила и стены тоннеля, надеясь увидеть большие, тщательно прорисованные стрелки с надписью: «Тебе туда». Предчувствие меня не обмануло: ни-че-го.
Я устроилась у одной из стен и позволила огоньку отдохнуть. Ничего нового он показать пока не может, а съесть раздавленное яблоко реально и в темноте.
Не то, чтобы я сильно проголодалась, просто мне хотелось побыстрее избавиться от мерзкого привкуса во рту. Это после снотворного там такая помойка?
Ой, да это же мечта гурмана – Голубовский в собственном соку! Стоит он, причем в одном ряду с жареной саранчой, змеиной кровью и аппетитными жирными личинками. Рекомендуется после употребления прополоскать рот и желудок двумя-тремя стаканами водки. Или перед употреблением?
Мне же пришлось довольствоваться яблоком. Помогло отчасти, конечно…
Оттерев пальцы и губы бумажным платком, я поднялась и, держась рукой о стену, побрела налево. Почему туда? А потому! Никогда я в своей жизни не сходила налево, надо же восполнить сей пробел? Наверное, мне следует отметить, что мои шаги гулко отдавались в могильной тишине. Но не отдавались они, ни гулко, ни со стоном. И тишина была не могильной, а вязкой и шуршащей.
Минут через двадцать стена под моей рукой оборвалась. Пришлось снова призвать на помощь зажигалку. Оказалось, что от моего тоннеля в сторону уходит еще один, причем побольше размером. Ну что ж, надеюсь, в данном случае размер значение как раз имеет. Пойду туда.
Сколько я брела по этой каменной кишке – не знаю. Долго. Может, два часа, а может – сорок минут. Мрак и тишина так деформировали время, что оно совсем не поддавалось идентификации.
Если честно, больше всего мне действовала на нервы именно тишина. Она радостно развлекалась с редкой здесь игрушкой – человеком. Эта гадкая старуха то звенела комаром, то бормотала, то шуршала, то скреблась. Наконец мне все это надоело. Врага нужно бить его же оружием. Получи, тварь!
И я запела. Военно-патриотические песни. А поскольку в нашей семье слух и голос экспроприировал Майоров, мне досталось то, что осталось. В караоке со мной обычно очень весело.
Тишина, понадеявшись, что запас моих песен скоро иссякнет, терпеливо затаилась. Наивная! Слуха и голоса у меня, может, и нет, зато память наличествует, причем прекрасная. Ведь не охвачены еще наследия Сереги и Верки Сердючки!
На «Черном бумере» тишина сломалась. И отправила в бой шорох, скрежет и писк.
Едва слышные вначале, они все нарастали. Словно источник этих омерзительных звуков приближался. Может, мне показалось?