— Ой, как грозно… боюсь-боюсь. Ну и где он этот твой Алекс?
— А он тут.
— Тут — это где?
— В городе.
— Прекрасно. Знаете что, дамочка, я, честно говоря, хотел бы с вами провести сегодня вечер, а может быть и ночь, но вы, видимо серьезно затаили на меня какую-то обиду и нам с вами придется трахать друг другу мозги, а не тела. Обидно, но удовольствия от этого вдвоем не получишь. Но я вам обещаю, что если мне понравится, я даже оставлю частицу вашего разума на предстоящую ночь. Чтобы вы поняли, от чего вы добровольно отказались.
— Заманчивое предложение, но я, пожалуй, откажусь.
Вокруг них не осталось ничего. Теперь были только они и пустота. Но Шейн не спешил, он любил побольше узнать о тех, кого через несколько мгновений отправлял в небытие их собственного разума. Ведь они же тоже до встречи с ним, были кем-то. Он всегда себя убеждал, что вселенная ему не простила бы, если бы он их просто хладнокровно стирал, а не выведывал какую-то изюминку личности и таким образом не сохранял бы память о тех, кого уничтожал.
— А я надеялся, что на этой планете не осталось идиотов, которые будут так безропотно губить свои жизни, пытаясь меня одолеть.
— Ну, на этой планете их, может, и не осталось вовсе, — сказала незнакомка и очаровательно улыбнулась.
— Дамочка, вы хоть понимаете, что связались с одним из сильнейших телепатов на планете?
— Понимаю.
— И вы не боитесь?
— Нет.
— И почему же, позвольте узнать?
— Может потому, что я дура, — она улыбнулась, но улыбка уже была не мягкой, а холодной. — А может и потому, что я один из сильнейших телепатов в галактике.
— Врете.
— Не больше, чем ты.
Что-то кольнуло Шейна в затылок. Была ли это догадка о том, что она могла и не обманывать. Или может задним умом он уже запаниковал. Нет, Шейн бы не приобрел славы человека, готового для достижения цели на то, о чем другие и не задумывались, и не был бы столь сильным, если бы каждый раз поддавался подобным мыслям. Вот только если она действительно была не с этой планеты…
— А ты дерзкий! — и вновь незнакомка подарила ему очаровательную улыбку. — Это самоуверенность или гордость?
— Это понимание закономерности вещей. Я силен, я знаю уровень своей силы, я уверен в себе. Я победитель от природы. А победители побеждают. В этом и заключается закономерность.
— Тоже самое я могу сказать и про себя. Так что в этом мы равны.
— Зачем нам это? — спросил Шейн для разрядки обстановки. Он уже попробовал ее атаковать. Чувство было такое будто на большой скорости головой влетел в железобетонную плиту. Но он все еще был уверен в победе. «И не таких орешков кололи». — У нас столько общего. Мы оба сильны, так давайте добиваться всего вместе, весь мир прогнется под нас.
— Опять заманчиво. И опять нет. Мы с тобой разнимся тем, что у нас отличающиеся взгляды, как на человеческие ресурсы, так и на способ сосуществования с миром.
— А с ним и не надо сосуществовать. Им надо управлять! Это закон эволюции. Люди были созданы, чтобы управлять животными, элита среди людей появилась, чтобы управлять людьми. Лучшие из людей — это телепаты. И они здесь чтобы управлять миром.
— Да, это все замечательно. Только вот вы никогда даже не замечаете, как мир сопротивляется вашему управлению.
— Это всего лишь люди, им свойственно бунтовать.
— Я не о людях сейчас. Да и к тому же уж если и прогибать мир под себя, то с более достойным.
— Это с кем?
— Да с тем же Алексом. Он и телепат помощнее тебя и мозгов у него поболее будет. И еще одно отличие у нас есть: я тоже знаю твой уровень силы, а вот ты мой — нет. Прости, малыш, я бы тебя сама с удовольствием заарканила и перевоспитала. Но сейчас ты тут лишний и ты стоишь на нашем пути. Я тебе тоже кое-что пообещаю.
— И что же?
— Что если у меня будет время в будущем, я пороюсь в тебе и попробую таки найти ту изюминку, на которую сейчас у меня просто нет времени. А, может, даже частично верну тебе разум.
Подсознание во все колокола било тревогу. Но было уже слишком поздно.
— Как тебя хоть звать-то? — спросил Шейн.
— У друзей для меня существует множество шутливых и милых имен. Для тебя же я — Вивер.
— Вивер? Постараюсь запомнить, — его лицо озарила саркастическая ухмылка.
— Постарайся не забыть, — совершенно серьезно сказала Вивер.
И мир для Шейна потух. И разум по своей воле больше не возвращался в это тело. Никогда.
ГЛАВА 3
В одном из многочисленных коридоров клиники на лавочке сидела Каролина и плакала. Никто не подходил ее утешить, да и она утешения, в общем-то, не искала. Сидела она так уже минут десять.
Совершенно неожиданно из-за угла вывернула Джессика, увидела плачущую девушку, притормозила и спросила:
— Линка, ты что ли? А чего ты плачешь?
— Ой… привет, — подняла мокрые глаза Каролина. — Да так… ничего.
— Так улыбнись, раз ничего.
Каролина уставилась в какую-то точку, стараясь не встречаться взглядами с Джессикой. Последняя села рядом и сказала:
— Не хочешь улыбаться, тогда рассказывай.
Заплаканная промолчала.
— Линка, — сказала Джессика, — у меня времени много…
— Ты же шла куда-то!
— Может и шла… а теперь не иду. А так как не иду, то и времени у меня много.
Каролина опять промолчала.
— Ли-и-инка-а-а!
— Что «Линка»? Я Линка уже… черт, а сколько, кстати…
— Ну давай, колись уже, не томи!
Каролина помолчала еще с полминуты, потом коротко сказала:
— Я беременна.
— Э-э-э… — кажется, Джессика была в замешательстве. — Так это ж хорошо… наверное.
— Так «наверное» или «хорошо»? — повернулась Каролина к Джессике.
— Черт, да это прекрасно же! Линка, это здорово!
— М-да? — девушка опять отвернулась. — А вот мои родители так не считают!
— Это чего вдруг?
— Они говорят, что этот ребенок мне навредит.
— Навредит? Почему? У тебя проблемы какие-то?
— Да… у меня провал в памяти.
— Э-э… не поняла?
Каролина повернулась к Джессике и сказала:
— Вот скажи, какая разница, помню я, от кого у меня будет ребенок, или нет, если я решила, что хочу его в любом случае?
— Никакой. Хочешь — рожай.
— Вот и я так думаю. А мои родители говорят: «Мало ли с кем ты гуляла, сейчас родишь, потом проблем не оберешься…».
— Каких проблем?
— Не знаю. С кем я могла бы его сделать, они понятия не имеют… почему-то…
— Подожди, а на каком ты хоть сроке?
— Девятая… может десятая неделя… мне так сегодня сказали.
— А-а… — лицо Джессики переменилось, приобретя выражение загадочной задумчивости. — Вот оно в чем дело…
— Что… подожди, ты что-то знаешь об этом?
— Нет… я могу только догадываться. Просто я сначала подумала, что тебя кто-то из местных успел оприходовать, воспользовавшись тем, что ты память потеряла…
— Что?! Нет, я ни с кем не спала! Э-э-э… ну уж точно с момента последней потери памяти. Я только одного понять не могу.
— Чего именно?
— Почему мы с… ним не предохранялись?
— Мне это тоже не очень понятно, — с иронией в голосе сказала Джессика. — Будто было нечем…
— В смысле?
— Ну, в нашем мире… достаточно контрацептивов. Просто предостаточно. Да и ты до своей последней амнезии не очень-то о детях задумывалась…
— Точно? Ты уверена?
— Ну, в отличие от тебя, я память не теряла. Слушай, а чего врачи раньше этого не обнаружили?
— Говорят, обнаружили. Но почему-то именно сегодня они вдруг забеспокоились и взяли у меня какую-то… пробу…
— Какую еще пробу? — удивилась Джессика.
— А вот! — с этими словами Каролина приподняла футболку, открывая живот.
На животе девушки была маленькая красная точка. Джессика наклонилась, чтобы рассмотреть поближе и спросила:
— Это что — мол-игла?
— А… не знаю… но они что-то такое говорили… А что это такое?
— Мол-игла?
— Да.
— Это специальная игла для взятия анализов и некоторых уколов. Она настолько мелкая, что ею можно колоть человека даже не цепляя нервов. Организм при этом практически не замечает ее присутствия и очень быстро замещает ткань, проколотую ею. Ее диаметр, насколько мне известно, меньше, чем одна клетка твоего организма. А если и не меньше, то очень к ней приближен.
— Если она такая маленькая, то чего следы после себя оставляет?
— В том то и дело, что именно оставляет. Точка на животе — это вообще-то органическая краска, оставленная у тебя под кожей, буквально на выходе иглы.
— Зачем?
— Чтобы знать, что тебя ею кололи.
— Зачем?
— Ну… она, хоть и уже достаточно давно изобретена, достоверно не было изучено, действительно ли она не приносит никакого вреда или все-таки ей нужно пользоваться осторожно и не тыкать часто в одно и то же место. Точку оставляют, на всякий случай. Это заодно информирует врачей, что тебя недавно кололи. Недели через три краска растворится.
— Подожди, — Каролина опять задрала футболку, — а куда они меня ею кольнули?
— А ты угадай… — и Джессика невесело улыбнулась.
Лицо Каролины переменилось. Она резко встала. Джессика схватила ее за руку.
— Ты куда?
— Пойду им веселую жизнь устрою!
— Не надо.
— Почему это?
— Присядь, я расскажу.
— А я стоя послушаю!
Джессика силой притянула ее ближе и прошептала:
— Сядь, дура, пока они не заподозрили, что ты не с тем, с кем можно, разговариваешь. Тебе же хуже будет, если они не дадут мне тебе рассказать то, что я хочу. Тебе хуже будет и твоему ребенку.
Каролина, сама не зная почему, повиновалась. Джессика отпустила ее руку, воровато осмотрелась и тихо спросила:
— Скажи, твои родители сильно настаивали на том, чтобы ты сделала аборт?
— Э-э-э… — задумалась Каролина, — сильно. Даже очень. А что?
— Черт. Это херово.
— Почему?
— Потому что тут есть мол-иглы… как оказалось.
— Не понимаю.