У самой Нины так почему-то не получалось. Все ее попытки разбивались о быт, об обстоятельства, о нежелании ее мужчин что-то решать, за что-то отвечать, нести ответственность и за свои поступки, и за нее, Нину. И последнюю попытку тоже следовало считать неудачной, как бы Нине ни хотелось обманывать себя дальше. «Никогда Штирлиц еще не был так близок к провалу», — мрачно думала она, вышагивая по дороге и не замечая красоты, скрытой сейчас ночной тьмой. Дурацкая была идея отправиться на прогулку в темноте. И чем она только думала?
Впрочем, несмотря на всю очевидность совершенной ошибки, обратно Нина поворачивать не спешила и упорно продолжала идти вперед. Кого она догоняла? Зачем? Минут за десять до того, как она дошла бы до конца аллеи, мелькнул просвет, показывающий, что там впереди трасса, и у развилки Нина вдруг увидела машину. Такси. Пассажирская дверца открыта, на сиденье кто-то сидит.
Не отдавая отчет в собственных действиях второй раз за сегодняшнее утро, Нина шагнула в сторону, сошла хоть и с присыпанной снегом, но все-таки вычищенной аллеи в сугроб и спряталась за березой. Нине хотелось увидеть, что будет дальше. Минуты через три из такси вышел водитель, обошел машину, открыл багажник, достал из него средних размеров коробку и поставил на снег.
Пока он возвращался на свое место, с пассажирского сиденья вышла большая, неуклюжая, завернутая в меха фигура. Неуверенно потопталась, обретая равновесие, захлопнула дверцу, махнула рукой, мол, уезжай, и направилась к коробке.
Пожалуй, Надежду Воронину Нина была готова увидеть меньше чем кого бы то ни было. Зачем эта тучная, еле передвигающаяся женщина, все мысли которой были заняты исключительно едой, ранним утром пошла в пешее путешествие, чтобы забрать какую-то коробку? Почему ей не могли доставить необходимое прямо в усадьбу? Кому не положено было знать о полученной ею посылке? Сыну? Сестре? Рафику? Кому?
Коробка была, по всей видимости, довольно тяжелая, потому что несла ее Надежда с большим трудом, пыхтя и отдуваясь. Понимая, что она вот-вот поравняется с нею, Нина вылезла из сугроба обратно на дорогу и пошла навстречу Надежде с милой улыбкой случайной попутчицы, готовой оказать добрую услугу.
— Доброе утро, Надежда. Давайте я вам помогу.
Вряд ли можно было ожидать подобной прыткости от немолодой и крайне тучной женщины. Воронина метнулась в сторону, засуетилась, словно не зная, куда бежать, но коробку из рук не выпустила.
— Вы кто? А… Что вы тут делаете? Кто вас послал за мной следить? Артем? Тата?
— Меня никто не посылал, — мягко сказала Нина, не понимая причины столь сильного испуга. — Я просто вышла прогуляться. Не спалось. Я оказалась тут совершенно случайно, можете мне верить. Увидела вас, решила помочь. Вам же тяжело.
— А вы возвращаетесь в дом? — Надежда смотрела с подозрением, но, похоже, начала успокаиваться.
— Да, признаться, прогулка в темноте не такое уж и удовольствие. Я сглупила, когда отправилась на нее. Надежда, если вы хотите, я помогу вам донести вашу коробку.
— Надежда Георгиевна.
— Да ради бога. Ну что? Вы позволите вам помочь? В противном случае я, пожалуй, пойду быстрее. Есть очень хочется, а Люба уже наверняка приготовила завтрак.
При слове «завтрак» Воронина заметно оживилась:
— Любочка прекрасно готовит. И она очень добрая, всегда делится своими рецептами. Наша мама не очень много времени уделяла кулинарии. В те годы никто не знал толк в хорошей еде. Сейчас же все иначе. Ладно, пожалуй, вы очень меня обяжете, если немного понесете эту коробку. Мне это уже совсем не по силам.
— Зачем же вы таскаете тяжести? — Нина взяла коробку, которая оказалась не столько тяжелой, сколько неудобной. — Попросили бы Артема.
В глазах Надежды мелькнул непонятный Нине страх.
— Ну что вы, деточка. Зачем же просить Артема? Мой мальчик так занят, у него столько забот и проблем. Нет, я уж сама.
Нине стало интересно, что такого страшного может скрываться в коробке, которую она тащила в руках. Она попробовала потрясти ношу, внутри сдвинулось что-то большое, послышался глухой металлический звук, но понятнее не стало. Идти в одном темпе с Надеждой было невозможно. От этого коробка становилась еще тяжелее, и Нина пошла вперед, пообещав подождать Надежду в конце аллеи.
— О, а вы можете занести коробку в дом и оставить в своей комнате? — живо спросила та. — Мне бы не хотелось заставлять вас ждать на морозе. Потом, после завтрака, когда вы будете свободны, я зайду к вам и заберу ее.
— Да пожалуйста, — легко согласилась Нина, обрадованная тем, что ждать неторопливую толстуху не придется.
— И еще, милочка. Очень вас прошу, не рассказывайте никому, что вы встретили меня на прогулке и что эта коробка на самом деле моя. Не нужно, чтобы об этом кто-нибудь знал. Пусть это будет нашей маленькой тайной. Хорошо?
Она смотрела так умоляюще, что Нина согласилась, хотя происходящее ей не нравилось. На миг в голове мелькнула шальная мысль, что в коробке бомба и что она, Нина, сейчас своими руками пронесет ее в дом, да еще и спрячет в своей спальне. Мысль показалась настолько глупой и нереальной, что Нина тут же прогнала ее. В конце концов, мало ли что старуха-мать прятала от своего красавца-сына с голубыми, глубокими, но довольно-таки безжалостными глазами. В каждой домушке, как известно, свои погремушки. Не стоит задумываться над непростыми взаимоотношениями в семье Липатовых, вот и всё. И никакой тебе бомбы.
Изрядно устав, она дотащилась со своей ношей до входа в дом, ввалилась в прихожую, втянула носом приятные ароматы, похоже, только что испеченных блинчиков. И, предвкушая вкусный завтрак, начала разматывать шарф и снимать куртку. На часах было без двадцати восемь, не так уж долго она и гуляла. Разувшись и подхватив коробку, Нина прошла в холл и начала подниматься по лестнице.
Повернув налево, она двинулась к своей комнате, желая как можно скорее избавиться от дурацкой ноши. Мимо нее вниз неспешно прошествовала Ольга Павловна, кинула безразличный взгляд на коробку и прошла дальше. Из соседней комнаты раздавались странные звуки. Плакала Тата, причем так горько и отчаянно, что у Нины аж сердце зашлось. Так плачут только от очень большого горя. Она хотела было уже постучать и зайти, но ее остановил задыхающийся Татин голос:
— Нет, не надо. Не смей. Я очень тебя прошу, не сейчас. Я люблю тебя. Я люблю тебя больше всех на свете. Но я не могу позволить тебе сделать это сейчас. Не надо. Мы их убьем.
Она снова залилась слезами, видимо, слушая, что отвечает ей собеседник. Нине стало неудобно, будто она специально подслушивала под дверью. Отперев свою спальню, она втащила коробку, пристроила ее в стенной шкаф, выбежала обратно и быстро начала спускаться в кухню. Из Татиной комнаты больше не раздавалось ни звука.
Днем Никита съездил в город. Полине нужно было проведать маму и сестренку да заодно прикупить памперсов Егорушке. Сам Чарушин время это тоже провел с пользой — навестил ребят в отделе, чтобы попробовать найти информацию о каждом из членов липатовской семьи.
Тайна произошедшего в усадьбе манила его. Никогда не знавшему Липатова лично, Никите почему-то казалось очень важным найти человека, убившего старика. Найти и покарать. Почему-то он был уверен, что старик был просто замечательным человеком. Строгим, неуживчивым, с тяжелым характером, семейным тираном, самодуром и деспотом, но при этом замечательным человеком. Бывает же такое.
Информация, которую ему удалось найти, мало чем ему помогла. Репутация Рафика Аббасова была безукоризненной, Артем Воронин и Тата Липатова тоже никогда не были замечены ни в чем предосудительном. И даже Георгий Липатов, которого Чарушин подозревал в том, что парень балуется наркотиками, оказался чист перед наркоконтролем как слеза младенца — никогда не был замечен ни в употреблении, ни тем более в сбыте.
Та ветвь семьи, которая проживала в родном городе Липатова, казалось, не имела секретов или второго дна. Нормальные работающие люди, явно неспособные на убийство. Или это только так кажется? Чарушин попытался обобщить те сведения, которые у него были. Артем знал, что дед собирает марки, но никогда не интересовался их стоимостью. Информация о реальной стоимости коллекции повергла его в веселое изумление. Притворялся или действительно не знал?
Ярость и гнев Гоши выглядели более натуральными. Вот уж кто точно не имел понятия, какая ценность лежала в сейфе, спрятанная в небольшой кожаный кляссер. А если бы и знал, что с того? Как единственному члену семьи, фактически лишенному наследства, ему было проще выкрасть ту или иную марку, чем планировать убийство. И кстати, почему дед так отнесся к Гоше? Молодому неопытному парню, самому младшему внуку, студенту, не балующемуся наркотиками. Чем же было вызвано решение обделить его одного? Если не считать женщины со странным именем Мальвина, конечно.
Московская часть семьи тоже вела себя странно. Тщательно выстраивающий имидж благополучного человека Виктор, нервный Николай, стерва Марина, которую солидный и успешный муж отчего-то назвал шлюхой. А эти две старухи — надменная гордячка Вера и заплывшая жиром обжора Надежда. В жизни ведь не поверить, что они родные сестры. Кто из них спланировал убийство? Кто привез в усадьбу собаку, так напугавшую старика? Кто, а главное — зачем?
Обратно в усадьбу Чарушины вернулись в начале пятого. Уже начинало смеркаться, хотя темнота еще не совсем спустилась на снежную аллею от дороги до усадьбы. У поворота стояла машина. «Форд Мустанг», модный нынче среди «золотой молодежи», рядом девушка с длинными волосами, держащая на коротком поводке огромного рыжего риджбека, и два молодых парня, в одном из которых Чарушин без труда узнал Гошу Липатова.
Останавливаться не было необходимости, хотя Чарушину этого очень хотелось. Он и сам не знал почему. Из-за собаки, что ли? В зеркале заднего вида отразилась сцена прощания. Посторонний парень, девушка и собака уселись в машину, та тронулась с места, а Гоша, подняв воротник короткой стильной дубленки, пошел по аллее к дому. Чарушин нажал на тормоз. Полина вопросительно посмотрела на мужа.