— Что перестань? — Она вскинула голову и обвела глазами собравшихся. — Что именно я должна перестать? Может быть, перестать пора именно Ольге. Перестать врать нам всем, как она делала всю жизнь?
— Вера, пожалуйста. — В голосе Ольги Павловны послышались слезы. — Я не врала. Никогда. Никому. С самого начала я говорила правду. И Саше, и Георгию Егоровичу.
— Тетя Вера, мама, вы о чем вообще? — Тата растерянно переводила взгляд с матери на тетку и обратно.
— Ни о чем, Таточка. Все в порядке. — Ольга Павловна даже задыхаться начала от охватившего ее волнения.
— Опять врешь. — Вера торжествующе тыкала в нее указующим перстом. — Ну же, скажи своей ненаглядной доченьке о том, что она на самом деле вовсе не Липатова. Расскажи уже всем, что мой брат подобрал тебя брюхатой и женился, чтобы покрыть твой позор. Или что, ты думала, что никто из нас этого не узнает?
— Мама, — в голосе Таты звучал ужас, — что она говорит? Мама…
Ольга Павловна затравленно молчала.
— Я, в отличие от твоей матери, говорю правду. — Вера неслась со скоростью локомотива, который уже невозможно было остановить. — Сашка на своих подводных лодках облучился. Схватил какую-то там дозу радиации, поэтому у него не могло быть детей. Он с твоей матерью учился в одном классе и вроде даже был в нее влюблен, но когда уехал в военное училище, она начала встречаться с кем-то другим. С каким-то козлом, который заделал ей ребенка и сбежал. Сашка приехал в отпуск и нашел ее всю в слезах и в губной помаде. Пожалел, женился.
— Да, он меня пожалел. — Голос Ольги Павловны звучал тихо, но в нем был слышен вызов. — В отличие от тебя, Вера, Саша был способен на жалость. И Георгий Егорович тоже. Это я настояла на том, чтобы Саша сказал родителям, что его невеста беременна не от него. Я не хотела входить в семью обманом. И до конца своих дней буду благодарна Липатовым, что они приняли меня, несмотря ни на что. Да, Саша не мог иметь детей, но Тату он с самых первых дней считал своей дочерью, а Георгий Егорович — внучкой. Он действительно ее любил и дом ей оставил, потому что любил. А все остальное не имеет значения, и твои злобствования в том числе.
— Погодите. — Гоша подошел к матери и схватил ее за руку. — Если папа, — он поперхнулся этим словом и откашлялся, чтобы продолжить, — если Александр Липатов не мог иметь детей, значит, я тоже не его сын? А кто тогда мой отец, мама?
— Вот-вот, — Вера Георгиевна засмеялась, словно закаркала, — эта святоша еще Сашке и рога наставляла. Он один ее грех покрыл, так она, пока он в плавании был, еще с кем-то спуталась.
— Не смей, — Ольга Павловна выпрямила спину, теперь она выглядела грозно и надменно, ничуть не менее надменно, чем ее золовка, — не смей говорить гадости ни про меня, ни про Сашу. Твой брат был святой. Тебе этого не понять. Не было для него ничего мучительнее, чем невозможность стать отцом. Он любил детей, считал, что в семье их должно быть несколько, чтобы жили дружно, чтобы опора в жизни была. Ваш пример ничему его не научил, ничему. Вы же, Липатовы, всю жизнь, как пауки в банке, прожили, друг друга ненавидя. Нет у вас родственных чувств. Нет. А он мечтал, чтобы были. Поэтому, когда Таточка во второй класс пошла, мы и приняли это решение — усыновить ребеночка.
— Мама! — Гоша вскрикнул тонко, по-заячьи, а Тата подошла и решительно обняла младшего брата. — Мама, я что — неродной?
— Гошка, ты у нас самый родной, — успокаивающе сказала Тата и погладила его по вихрастой макушке. — Тебя в дом принесли, когда тебе три месяца было. Помню, что мне было так интересно на тебя смотреть. Я тебя сразу полюбила. И мама, и папа, и все…
— Неправда, — из горла Гоши вырвалось сдавленное рыдание, — не все. Дед меня ненавидел. С самого детства терпеть не мог. Я все думал, за что он меня так, а оказывается, это потому, что я неродной.
— Гошенька, да бог с тобой. Я же, как выясняется, тоже ему была по крови неродная, но он меня любил.
— А меня — нет. Меня вообще никто никогда не любил, кроме, кроме… — Он задышал открытым ртом тяжело-тяжело, как будто воздух внутри кончился, а затем махнул рукой и выбежал прочь из столовой.
— Бинго, — задумчиво произнес Николай, — прекрасный семейный ужин. Впрочем, вполне достойный нашей семьи. Браво, мама, тебе удалось-таки выпустить джинна из бутылки. Хоть бы в память о Витьке обошлась без скандала.
Услышав о старшем сыне, Вера Георгиевна побледнела еще больше, всхлипнула и опрометью бросилась вон из комнаты. Николай, тяжело вздохнув, пошел следом за ней.
— А как же ужин? — растерянно спросила Люба. — Остынет же все.
В столовую вошел Никита, выражение лица которого было задумчивым. Оглядел расстроенные лица собравшихся, подошел к Нине, отвел ее в сторону:
— Что здесь случилось?
Она коротко рассказала ему о сцене, которой только что стала свидетелем.
— Господи, да что же здесь происходит-то! — в сердцах сказал Чарушин. — Каждые полчаса новости. Прямо жаль, что пропустил такое представление. А я между тем только что тоже стал свидетелем интересного разговора. Наша вдовица по телефону с кем-то разговаривала.
— Вдовица — это Марина Липатова? — уточнила Нина.
— Она. В библиотеке она была, а я зашел книгу на место поставить, брал детектив на ночь почитать. И слышу, как она у кого-то спрашивает, приехал он уже или нет.
— Приехал? Кто приехал? — Голос Нины звучал очень ровно, так ровно, что и не догадаешься, что она волнуется.
— Не знаю. Она спросила: «Ты уже приехал? То есть ты уже здесь? Хорошо, а то мне кажется, что я одна с этим не справлюсь». Мне подслушивать было неудобно, тем более что она так на меня посмотрела, будто сейчас на месте испепелит. Я книгу поставил на стеллаж и ушел. Но интересно мне, с чем таким она не может справиться и кого позвала на помощь.
— А по-моему, все ясно, — так же ровно сказала Нина. — Не справится она с похоронами и всем, что связано с убийством ее мужа. А приехал сегодня только один человек — мой непосредственный начальник. А я-то все гадала, что это его сюда внезапно принесло. А оказывается, Марина Липатова призвала его под свои знамена.
— Да ну, — усомнился Никита, — откуда они могут быть знакомы?
— Не знаю. — Голос Нины был тусклым, как свет горящей вполнакала лампочки. Черт, она даже и не думала, что ей может быть так больно. — Но разговаривала она точно с Павловым, потому что, когда я выходила из комнаты, ему как раз позвонили. Вряд ли это может быть совпадением.
— Все страньше и страньше, — задумчиво сказал Никита. — Так, кажется, утверждала Алиса из Страны чудес. В этом доме происходит что-то очень странное. Чувства, эмоции, родственные связи, человеческие отношения — все так запутано, что разобраться невозможно. Только потянешь за кончик нити, а она обрывается у тебя в руках.
— Что вы там шепчетесь? — звонко спросила из другого конца комнаты Тата. — Можете говорить вслух. Ничего страшного не случилось. В нашей семье еще один скелет в шкафу. Подумаешь, эка невидаль. Мама, ты из-за этой ерунды так сильно волновалась в последнее время? Боялась, что мы с Гошкой узнаем правду? Зря, мамуля. Давно уже надо было нам все сказать. Гошка, конечно, расстроился, но он молодой, быстро отойдет. А что касается меня, то вы все просто даже представить себе не можете, насколько я счастлива. Господи, спасибо тебе, оказывается, я и не Липатова вовсе. Это так все упрощает.
Она засмеялась. Смех ее становился все громче и громче. У Таты явно начиналась истерика. Артем подошел к ней, чтобы успокоить, но Тата замахала руками, спрятала лицо в ладонях и тоже выбежала из комнаты. Чарушин проводил ее задумчивым взглядом.
До самого вечера Нина использовала любую возможность, чтобы не оставаться с Павловым наедине. Наибольший эффект дало уединение с Аббасовым в кабинете для обсуждения ситуации в трастовом фонде. Часа на три Нина погрузилась в мир цифр, биржевых графиков, ценных бумаг и ситуации на фондовых рынках. Разбиралась она в этом слабо, поэтому терпеливые объяснения Рафика слушала внимательно и сосредоточенно. На иные мысли места в голове не оставалось, да и слава богу.
Павлов попытался было прорваться внутрь, чтобы принять участие в беседе, но Нина сухо попросила их не отвлекать. Мол, назначил меня главной по расхлебыванию всего этого дерьма, теперь терпи, поскольку я привыкла работать обстоятельно и вдумчиво. Раз уж назвалась груздем, лезу в кузов.
Сергей послонялся под дверью и куда-то пропал, что Нину на данный момент совершенно устроило. Через три часа, когда у нее уже невыносимо чесались глаза от сухости и противно кружилась голова, Рафик предложил закончить на сегодня.
— Ты и так огромная умница. Даже не верится, что у тебя нет экономического образования, — скупо похвалил он, и Нина вдруг зарделась от этой похвалы, хотя чужое мнение никогда особо ничего для нее не значило. Высокая оценка, поставленная Рафиком Аббасовым, была сродни ордену.
Она встала из-за стола, подошла к окну и от души потянулась, разминая затекшие плечи. За окном был все тот же февраль — морозный, серый, сыплющий мелким снегом, заметающий прошлое и стирающий робкие следы по дороге в будущее.
Под этим снегом по дорожке из леса деловито шла Марина Липатова. Голова ее, покрытая ярким шарфом, мячиком мелькала среди высоких, укутанных снегом кустов. И куда она ходила совсем одна? Впрочем, додумать эту мысль Нина не успела. С крыльца, невидного из окна, сбежал Павлов. На плечи его была накинута щегольская дубленая куртка. Он щелчком отбросил сигарету, которую держал в руке, и поспешил навстречу Марине. Та, увидев его, остановилась.
У Нины пересохло в горле. Сергей и Марина стояли под снегом и разговаривали как два давно и хорошо знакомых человека. Марина даже приподнялась на цыпочки и поцеловала Павлова в щеку — так не ведут себя с незнакомцем, которого видят первый раз в жизни.
Получается, что подозрения Нины были обоснованными? Сергей, ее Сергей действительно приехал в Знаменское, потому что его вызвала сюда Марина Липатова, приехал и разговаривал с ней по телефону, а потом назначил эту встречу. На улице, подальше от чужих ушей, которые в доме были повсюду. Нина до боли закусила губу.