— Тёма? — Тата смотрела непонимающе, глаза ее, серьезные, серые, становились все больше и больше, как будто, кроме них, ничего и не было на ее симпатичном встревоженном личике. — А при чем здесь Тёма? Никита, вы что, считаете, что это Тёма похитил Нину? И что это он убил дедушку? И Витю с Валентиной?
— Тата, — голос Чарушина звучал ласково, как будто он разговаривал с напуганным ребенком, — пожалуйста, прямо сейчас позвоните Артему и попросите его срочно вернуться в усадьбу. В ближайшее время вам понадобится его помощь. И еще: постарайтесь не отходить от вашей мамы. И лекарство какое-нибудь припасите успокаивающее, валокордин там, я не знаю.
— Зачем? Господи, я ничего не понимаю! — Тата закрыла лицо руками.
— Затем, что там, в коттедже — а я уверен, что именно в коттедже, — Нину удерживает ваш младший брат. И отвечая на второй ваш вопрос, скажу: да, это он убил Георгия Егоровича и напал на Валентину.
— Гошка? Никита, этого не может быть, вы с ума сошли! — Тата отняла руки от лица, которое теперь было таким же белым, как и у Павлова.
— Нет, с ума сошел ваш брат. Хотя сомневаюсь, что экспертиза признает его невменяемым. Тата, идите к маме. Я обещаю, что все вам расскажу, но позже, когда весь этот кошмар кончится. Тата, и пожалуйста, не делайте глупостей. Возвращайтесь в дом. Вы меня поняли?
Молодая женщина, как зачарованная, кивнула, повернулась к ним спиной и скрылась за входной дверью.
— Георгий Липатов? — спросил Павлов, голос которого не предвещал для молодого мерзавца ничего хорошего. — Ты в этом уверен?
— Абсолютно. Рафик Валидович, вы ведь знаете, что я прав?
— Я догадывался, — глухо ответил Аббасов. — Мне не хотелось в это верить, но я догадывался. Хотя бы потому, что больше было некому. Гошка отчаянно ненавидел деда, хотя я и не понимал почему.
— Об этом я вам позже расскажу тоже, — пообещал Чарушин. — А пока пошли, только тихо. Один вопрос: Рафик, Сергей, где книга с маркой?
— Я положил ее обратно в сейф, — отозвался Аббасов. — Нина начала плакать, Сергей ее увел, а книга осталась лежать на моем столе. Я решил, что это непорядок, и спрятал, а что?
— А то, что это дает нам маленький шанс. Он не будет ее убивать, пока не поймет, как заполучить марку. Он узнал про то, что она у нее. Скорее всего, просто подслушивал под дверью. Если бы книга была у Нины в спальне, то, быстро выяснив это, он бы избавился от нее и выкрал книгу. А из сейфа нет, не получится.
— Может, со стороны леса зайдем? Окна, ведущие к дому, он, я думаю, просматривает, — предложил Рафик.
— Да хрен его знает, что он просматривает. Думаю, что мы поступим иначе. Сергей уже подходил к коттеджу, думаю, не будет ничего подозрительного, если теперь это сделаете вы, Рафик Валидович. Идите по основной дорожке, не скрываясь. А мы с Сергеем зайдем со стороны леса. Попробуем эффект неожиданности, вдруг сработает. Только начните с другого коттеджа, чтобы это выглядело естественно. Хорошо?
Аббасов кивнул, что все понял, и деловито пошел по дорожке, ведущей к гостевым домикам. Вид у него был сосредоточенный и хмурый. Сразу видно — идет человек, проверяет, исключает все неожиданности.
Проводив его глазами, Никита кивнул Павлову и повернул в другую сторону, к тропинке, ведущей к лесу. Через три минуты они уже были на месте и, спрятавшись за покрытой широкой подушкой снега елкой, остановились, прикидывая, где сейчас может быть Рафик.
— Он еще не дошел сюда, особенно если послушал тебя и начал с другого коттеджа, — шепотом сказал Павлов. Никита кивнул, досадуя на себя, что не догадался договориться о каком-нибудь условном сигнале.
— Подождем, — одними губами сказал он. — Заодно оглядимся. Вот это окно — это маленькая гостевая спальня. Мы здесь сына укладывали. Вон те два окна — это спальня побольше. В ней Полина ночевала. — Он покраснел, вспомнив бурные несколько часов, проведенных в этой комнате. Хорошо, что темнота скрывала его смущение. — Гостиная и кухня выходят окнами на ту сторону. Подвала здесь нет, так что они в одной из комнат. Понять бы еще, в какой.
— А в какой находился бы ты?
Чарушин немного подумал.
— Я бы считал, что если будут нападать, то точно отсюда, со стороны леса. Именно поэтому я бы старался держать под наблюдением эти три окна. Но периодически проверял бы и те. Другими словами, Нину я привязал бы в одной из этих комнат, а сам ходил между окнами, проверяя обстановку. Теоретически ему надо дождаться, пока все уйдут на поиски в лес, а потом проникнуть в дом, чтобы попытаться открыть сейф. Думаю, что пароль он знает.
— Откуда?
— Так от Валентины. — Чарушин посмотрел на Павлова, как на маленького ребенка. — Ему нужно попасть в дом, а затем сделать вид, что он только что вернулся с дискотеки, на которую поехал. Решить проблему с книгой, а потом присоединиться ко всем остальным.
— Сложно. Как говорил мой дед в таких случаях, соплями писано. Очень многое основано на допущениях. А если бы никто не пошел в лес, а взяли запасные ключи и начали обходить коттеджи?
— Он уверен, что поиски будут вестись в лесу. Потому что пример Валентины стоит у всех перед глазами. Прячь на самом видном месте. Вряд ли кто-то из вас подумал бы по-серьезному проверить коттеджи. Темно, тихо, заперто? Значит, все в порядке. Ты же так рассуждал. А меня нет. Я в город уехал. И на ночь не вернулся. Дура-а-к. Конечно, он рискует, но все совершенные им преступления не были тщательно спланированы. Он же еще ребенок, мальчишка. Идет на поводу у эмоций, нисколько не просчитывая ситуацию.
— А он точно ее еще не убил? Если Нина сказала, что книга в сейфе, то, значит, она ему больше не нужна. Зачем ему рисковать, возвращаясь в коттедж еще раз?
— Убивать Нину раньше времени ему не с руки. Она же не знает, что книга в сейфе. Она только знает, что оставила ее в кабинете Рафика. И он не может быть уверен в том, что Нина сказала ему правду. А если она солгала? Ему надо попасть в дом, обыскать кабинет, а потом вернуться в коттедж и либо вытрясти из нее правду, либо избавиться. В такой кутерьме это проще, чем кажется. Все бегают по территории туда-сюда. Ну и он побегает. Он уже совершил два преступления и уверен, что это сошло ему с рук. Чувство опасности притупилось, да, может, и не было его, этого чувства. Я целый день наводил справки. По официальным каналам это просто, даже несмотря на тайну усыновления. У мальчонки, как я узнал, наследственность того, не очень хорошая. Он оказался в Доме ребенка, потому что его мать попала в сумасшедший дом в связи с тяжелой формой шизофрении. Буйная она у него была. Так что склонность к насилию у него в крови. Вот так.
Павлов хотел что-то сказать, но Никита положил ему ладонь на плечо:
— Тихо.
С другой стороны дома бодро захрустел снег.
— Нина, — послышался голос Рафика, — Нина, ты здесь? Не пугай нас так, ради бога, выходи. — Было слышно, как заскрипели ступеньки крыльца и задергалась запертая дверь.
— Молодец этот Рафик, — сказал сквозь зубы Никита. — Я его не предупредил, но он сам догадался, издает много шума. Сейчас Гоша должен поверить и высунуться из этих комнат, чтобы посмотреть, что происходит. Давай, прыгай в окно, времени немного. Сейчас он очухается и метнется к Нине.
Он выскочил из-за елки, подтянулся на руках и с грохотом разбил стекло маленькой комнаты, пронося свое тело сквозь торчащие осколки и не думая о возможных последствиях. За ним в комнату так же лихо ввалился Павлов. Там было темнее, чем на улице, но глаза быстро привыкли к темноте. Вот кровать, рядом стул, на нем привязанная женщина, Нина.
Из дверного проема в комнату метнулась тень.
— Убью, суки, не подходите!
Никита свернулся клубком, подкатился по полу в ноги тени, ударил по коленям, одновременно выхватывая из рук тени ее оружие — украденный на кухне у Любы топорик для разделки мяса. Павлов бросился к Нине, закрыл ее собой, с тревогой вгляделся в лицо. Рот заклеен, глаза открыты, смотрит испуганно. Жива, слава богу. Он начал в ожесточении рвать узлы на веревке, сковывающей Нинины запястья. Зазвенело еще одно стекло, теперь уже то ли в гостиной, то ли на кухне, и в дверях появился Аббасов, догадался щелкнуть выключателем.
Желтый, мирный, совсем не тревожный свет залил комнату, осветил напряженное лицо Рафика, пересеченное длинным кровоточащим порезом от оконного стекла, Павлова, сорвавшего наконец веревки и теперь аккуратно отклеивающего широкий скотч с Нининых губ, Никиту, сидящего верхом на поверженном, но все еще брыкающемся Гоше, самого Гошу с искаженным от ненависти лицом.
— Веревку дай, — спокойно, совсем не запыхавшись, сказал Никита и кивнул в сторону валявшихся на полу пут, от которых только что освободили Нину. — Наручники я, извините, в машине оставил.
— Боже мой, ребята, — проговорила содранными в кровь губами Нина, наконец-то освобожденными от клейкой ленты, — как же я рада вас видеть. Вы даже представить себе не можете. — И, не выдержав, заплакала.
— Я сейчас убью этого гада. — Павлов угрожающе дернулся в сторону лежащего на полу связанного Гоши, но Никита схватил его за рукав:
— Спокойно. Без эмоций, — проговорил он. — Не уподобляйся этой скотине. Пошли в большой дом. Надо запереть этого, — он кивнул в сторону Гоши, по лицу которого тоже текли слезы, мелкие, злые, — и лечь спать. Всем. Завтра с утра ребята приедут, сдадим этого фрукта и разберемся со всем остальным. Я обещаю.
— Это Гоша убил папу? И Виктора? И на Валентину напал, да? — выпалила Нина, но Павлов не дал ей договорить, закрыв рот поцелуем. Она запищала от того, что моментально защипало губы.
— Никита же сказал: завтра. Завтра мы все узнаем, — сказал он. — Пойдем, я тебе помогу. Рафик, поможете Никите доставить наш малоценный, но важный груз в дом?
Рафик только тяжело вздохнул, вместе с Чарушиным рывком поднял Гошу на ноги и потащил к двери.
Остаток ночи прошел на удивление спокойно. Нина была уверена, что не сомкнет глаз из-за бушующего в крови адреналина, но уснула сразу, как только голова ее коснулась подушки. Сон был ровен и крепок, но даже сквозь него она чувствовала руки Сергея, обнимающие ее и надежно защищающие от любых невзгод. Он тоже спал, но и во сне не размыкал рук, чтобы не упустить, не потерять, не ослабить контроль за женщиной, которую он так любил и чуть было не потерял.