Неторопливо объехав весь рубеж обороны, оценив опытным взглядом сильные и слабые стороны каждого участка, Хмельницкий понял, что быстро до замка не добраться. И лишний раз обложил крепкими словами обозников, застрявших далеко позади с пушками… Именно их поджидал гетман, надеясь сразу же обрушить на врага всю мощь своей артиллерии, и в результате потерял несколько драгоценных дней, которые могли решить исход всей кампании этого года.
Накопившееся раздражение властно требовало выхода. Поэтому не в меру горячим полковникам Ивану Вороненко, командиру черкасского полка, и Даниле Нечаю, командовавшему брацлавцами, которые предложили не тратить времени, ударить с севера и, захватив город, пробиться по мосту через пруд к стенам замка, досталось от гетмана так, что у них потом долго и жарко горели уши. Богдан не стеснялся в выражениях…
– По одному длинному и узкому мосту, где нет никаких укрытий? Который насквозь простреливается? Да что у вас на плечах вместо голов, панове?! – кричал он, топая и потрясая кулаками. – Только попусту людей своих там положите! Или своих же казаков не жаль? А если каким-то чудом и прорветесь, что дальше делать будете? Там все как на ладони, расстреляют со стен в упор, будто куропаток!
К счастью для командиров, потупившихся от стыда, на горизонте наконец-то показался долгожданный обоз с пушками, и гнев Хмельницкого тут же был направлен по другому адресу.
– Ну, сейчас узнаем, где их черти носили! – зловеще улыбнувшись, произнес гетман.
– Брат мой, к чему сердиться? – равнодушно пожал плечами Ислам-Гирей. – Все равно происходит только то, что угодно Аллаху! Если бы ты был мусульманином, тебе и в голову не пришло бы торопиться и кричать, ведь это бессмысленно.
– Славный хан, я молюсь своему богу, – уклончиво ответил Хмельницкий. – Потому позволь мне поступать по-своему! Уж поверь, впредь они задерживаться не станут! Или пусть больше не зовут меня гетманом Войска Запорожского.
На следующее утро началась канонада. Пушкари, которым вчера крепко влетело, работали как двужильные, устанавливая орудия на позициях, и справились с этим делом в немыслимо короткое время. Лично проверив, все ли сделано как нужно, гетман отдал приказ – и все тридцать пушек открыли огонь, сметая ядрами все, что оказывалось в пределах досягаемости. Плотная едкая пелена светло-серого дыма повисла в воздухе, почти не редея: не было даже самого слабого дуновения.
– Пороху и ядер не жалеть! – распорядился гетман. Благо боеприпасов хватило бы хоть на три месяца такой стрельбы… Обещание, переданное через дьяка Бескудникова, царь Алексей Михайлович Романов выполнял добросовестно.
Глава 32
«У баб всегда глаза на мокром месте!» Не знаю, кто и когда первым выдвинул это весьма спорное утверждение. Во всяком случае, до и после беременности обе наши дамы вели себя достаточно спокойно. Даже пресловутая «послеродовая депрессия» благополучно обошла стороной и Анжелу, и Агнешку. Может, еще и потому, что им не приходилось падать с ног от усталости, ухаживая за малышами. В помощницах недостатка не было, благодаря любезности Иеремии и Гризельды… Хотя увы, спасти от пресловутой женской логики не смог бы никакой князь, даже самый богатый и могущественный!
Вишневецкий, поздравив счастливых отцов со столь знаменательным событием (как от себя лично, так и от княгини), снова поднял вопрос о переезде в его имение. Дескать, уж теперь-то оставаться в прежних условиях просто недопустимо! Поколебавшись, мы с Тадеушем дали согласие. Но только на то, чтобы «под крыло» к княжеской чете перебралось «слабое звено» – мамочки с младенцами. А нам надлежало по-прежнему неустанно готовить и обучать ударную силу княжеского войска, находясь на базе.
– Наступает самая ответственная пора, ясновельможный! Господь свидетель, минуты свободной нет, да еще нужно следить за каждой мелочью. А дорога от маетка твоей княжьей мосьцы займет время, которое сейчас на вес золота! – настойчиво убеждал я.
Иеремия, подумав, согласился.
– Жаль, конечно… А еще больше будет расстроена моя супруга, панство же знает, как приятно ваше общество княгине! Но – интересы дела на первом месте, тут пан Анджей совершенно прав. За жен и детей не беспокойтесь, им будет обеспечен прекрасный уход. А я ради соблюдения секретности отменю все приемы, под разными предлогами. Ничего, соседи как-нибудь переживут…
«Слава богу!» – я вздохнул с облегчением. Всем будет хорошо, особенно детям. Все-таки и условия там куда лучше, и хорошие медики под рукой, если (тьфу, тьфу!) что-то случится… Магдаленке (так назвали дочку Тадеуш и Агнешка – в честь матери полковника, к нескрываемому раздражению и обиде пани Катарины) и Сашке. Это имя для сына выбрал я, в честь моего бывшего подчиненного – того самого владельца турагентства, благодаря которому отец ребенка не только познакомился с его матерью, но и вообще остался жив за много лет до знакомства. Если бы Сашка тогда не заметил боковым зрением, как на дальнем краю поляны чуть шевельнулась ветка куста, и не упал с криком: «Ложись!», пуля попала бы мне в голову. А так она прошла над ней, застряв в стволе старой раскидистой ели…
Молодые мамаши, которые, едва оправившись после родов, начали снова жаловаться на тесноту и скуку (Анжела наедине со мной – еще и на кошмарные средневековые бытовые «удобства», которые правильнее было бы назвать неудобствами), почему-то не пришли в восторг от известия, что их с нетерпением ждут в княжеском имении, где будут и просторные светлые комнаты, и куча вышколенной прислуги, и развлечения, и много чего другого. Напротив, они попробовали устроить нам сцену.
– Мы отсюда, а баб – сюда? – возмущенно твердила Анжела, сверкая глазами. Агнешка кивала, всем своим видом показывая, что полностью разделяет точку зрения любимой подруги. – Жены, значит, больше не нужны? Ну, понятно: фигуры расплылись, спать с вами пока не можем… – Любимая блондинка чуть не всхлипнула от жалости к слабому полу. – А мы, между прочим, ваших детей вынашивали и рожали! Ваших, не чьих-нибудь!
– Святая правда! – поддержала Агнешка и даже перекрестилась с гордым видом великомученицы, хотя никто ее вроде и не подозревал в супружеской неверности.
– Милая, о каких бабах ты говоришь! – схватился я за голову. – Мы с Тадеушем к вечеру еле ноги волочим! Засыпаем как убитые, едва коснувшись подушки! Нас сейчас даже молодая Шэрон Стоун не возбудила бы, со всем ее «основным инстинктом»…
Запоздало спохватившись, что наговорил лишнего, я умолк.
– А кто это такая, проше пана Анджея? – насторожилась Агнешка. – Имя-то явно не московитское!
– Э-э-э… Это приемная дочь пани Камасутры, – извернулся я, брякнув первое, что пришло в голову. – Тоже родом из восточных земель… Прошу прощения, нам с паном Тадеушем надо кое-что обсудить.
И, схватив полковника за руку, буквально выскочил наружу. Нам вслед полетел негодующий упрек Анжелы:
– Зубы не заговаривай! Знаем мы вас, мужиков! Уж ее-то оприходовали бы сразу, вдвоем!
– Я хочу на войну! – теперь уже схватился за голову Тадеуш. – Как можно скорее! Где этот дьяблов Хмельницкий?!
В конце концов, естественно, состоялось примирение. Мы торжественно поклялись своим благоверным, что будем заезжать к князю при первой возможности, а от баб-искусительниц (если они каким-то чудом попадут в крепость) шарахнемся с воплем: «Изыди!», аки праведник от нечистой силы. Судя по скептическим выражениям лиц женушек, у них еще оставались сомнения, но они предпочли держать их при себе.
– Хорошо, но здесь будет только одна служанка! – решительно заявила Анжела. – Та самая, пожилая. Все же спокойнее! Мужики – не женщины, им много прислуги не надо.
А вот теперь они плакали и не могли остановиться. Временами даже пытались подвывать, как деревенские бабы. Получалось это у них плохо, но горе было непритворным. И мы с Тадеушем вовсе не думали на них сердиться или упрекать: мол, супругам пана первого советника князя Вишневецкого и его первого помощника подобает вести себя степенно, с достоинством, ведь не мещанки какие-нибудь и тем более не хлопки… Итак, мы действительно уходили на войну, где могло случиться что угодно.
Служанки, почтительно столпившись в отдалении, всхлипывали в унисон. То же самое делали крепкие, ядреные кормилицы, на руках у которых были кружевные свертки с Сашей и Магдаленой.
– Агнуся, ну не надо… – растерянно твердил Тадеуш, поглаживая черные косы жены, рыдавшей на его груди. – Все будет в порядке, вот увидишь!
– Анжела, не плачь, я вернусь живым и здоровым! – старался успокоить я любимую блондинку, гладя золотистый шелк, который так любил медленно пропускать меж пальцев, любуясь чудесной картиной. – Ты же знаешь, что это не первая моя война. К тому же чем выше звание, тем меньше опасность!
Судя по усилившемуся рыданию, моей благоверной было все равно, какая эта война по счету. Да и я немного покривил душой, чтобы успокоить жену. Уж мне-то хорошо было известно, что пуле или осколку все равно, кого разить: рядового ли, сержанта или офицера… Генералы, и те гибнут.
– Агнуся, ну хватит… Прошу тебя…
– Милая, перестань! Я сейчас сам расплачусь… Вот стыд-то будет для первого советника!
– Агнусенька, а если что… То есть, я хочу сказать, наверняка вернусь, но всякое же может случиться… Благословляю нашу милую Магдаленку заранее! Пусть она будет доброй и хорошей женой пану Александру! А если Езус благословит их детьми и среди них будут мальчики, пусть одного назовут Тадиком, в честь деда. Хорошо, милая?
– А-а-аааа!!! – вцепившись мертвой хваткой в мужа, завыла Агнешка так, что кормилица с перепугу чуть не уронила потенциальную невесту. Потревоженная Магдаленка присоединилась к матери пронзительным ревом.
– Пан Тадеуш, ну вы нашли что сказать! – досадливо покачал я головой.
– А разве пан Анджей против? – ахнул поляк. – Он считает, что моя дочь не пара его сыну?