«Я должна быть осторожнее, — подумала Ольга. — Враги могут использовать любую слабость, любую неосторожность».
Вечером в княжеском тереме был устроен пир в честь древлянского посольства. Ответ на их предложение о пересмотре дани был дан — вежливый, но твёрдый отказ, смягчённый обещанием других торговых привилегий. Мал принял решение без видимого неудовольствия, хотя Ольга заметила тень разочарования в его глазах.
Она сидела рядом с Игорем, как полагалось княгине, но немного позади — уважая традицию, требовавшую от женщин скромности на публичных мероприятиях. Олег восседал по другую руку от Игоря, внимательно наблюдая за реакцией гостей на каждое слово молодого князя.
В разгар пира, когда медовуха и вино развязали языки, двери главной палаты открылись, пропуская нового гостя. Высокий мужчина с длинными чёрными волосами, заплетёнными в сложную косу, вошёл с достоинством человека, уверенного в своём праве находиться здесь.
— Кто это? — тихо спросил Игорь у Олега.
— Велеслав, — ответил регент. — Сказитель, недавно появившийся в городе. Говорят, знает множество древних преданий.
Ольга напряглась, услышав имя. Так вот он какой — противник Виктора, о котором говорила Ярослава. С первого взгляда он производил впечатление — статный, красивый, с уверенными движениями человека, привыкшего быть в центре внимания. Но главное — глаза. Даже издалека она видела их необычный блеск, словно внутри тлели угольки древнего огня.
— Великий князь Игорь, — обратился Велеслав к хозяину пира. — Прости за позднее появление. Дошли слухи, что ты принимаешь посольство древлян, и я подумал, что мои истории о дружбе между полянами и лесными соседями могли бы украсить этот вечер.
— Входи, сказитель, — ответил Игорь, подчиняясь неписаному правилу гостеприимства. — Всякий, кто может порадовать нас древними преданиями, желанный гость за моим столом.
Велеслав поклонился с изящной простотой, которая, казалось, пришла из другой эпохи, более утончённой и церемонной. Он прошёл к центру палаты, где пирующие освободили для него место. Ольга заметила, как многие, особенно из старой киевской знати, смотрели на него с нескрываемым интересом и ожиданием.
— О чём бы хотел услышать великий князь? — спросил Велеслав, окидывая взглядом присутствующих. — О древних героях? О великих битвах? О давних союзах между племенами, населяющими эти земли?
— Расскажи о Кие и его братьях, основателях нашего города, — предложил Игорь. — Говорят, ты знаешь предания, которых не помнят даже старейшие волхвы.
Велеслав улыбнулся — обаятельно, но с затаённой хитринкой, которую Ольга сразу заметила.
— О Кие, Щеке и Хориве могу рассказать многое, — сказал он. — Но сегодня, когда за столом гости из земли древлян, может быть интереснее услышать о том, как поляне и древляне жили в мире и согласии, прежде чем пришли варяги с севера.
В палате повисла напряжённая тишина. Тема была скользкой, почти опасной — прямой намёк на чужеродность новой власти, на то, что коренные славянские племена могли обойтись без северных правителей. Олег нахмурился, Игорь напрягся, а Мал, глава древлянского посольства, с интересом подался вперёд.
— Расскажи, — разрешил Игорь после короткой паузы, и Ольга уловила в его голосе лёгкую хрипотцу — признак волнения, который молодой князь пытался скрыть.
Велеслав кивнул и начал свой рассказ. Голос его изменился, став глубже, мелодичнее, словно сама древность говорила его устами:
— В стародавние времена, когда славянские племена только пришли на эти земли, не было между ними вражды и раздоров. Каждое племя занимало свою землю — поляне на холмах у великой реки, древляне в непроходимых лесах, северяне в долинах рек, впадающих в Днепр. У каждого были свои старейшины, свои капища, свои обычаи.
Он сделал паузу, отпив из поднесённого кубка с медовухой.
— Поляне славились умением выращивать хлеб на тучных полях, древляне — искусством охоты и сбора мёда в диких лесах. Северяне были мастерами рыбной ловли, вятичи добывали железо и ковали из него орудия труда и оружие. И торговали племена между собой, обменивая то, что имели в избытке, на то, чего не хватало. И не нужны были им общие правители, общие законы, общие дани.
Ольга видела, как рассказ сказителя действует на слушателей. Многие кивали, соглашаясь с идиллической картиной прошлого, где каждое племя жило по-своему, не подчиняясь единой власти. Особенно явно это было заметно на лицах древлянских послов — их племя всегда с трудом признавало верховенство Киева.
— Но пришла беда, — продолжил Велеслав, и его голос стал тревожным. — С востока надвинулись хазары, с юга — печенеги. И не могли разрозненные племена противостоять этой угрозе поодиночке. Но и объединиться не могли — слишком разными были, слишком привыкли к самостоятельности. И тогда решили призвать князя со стороны, чтобы судил по справедливости, не склоняясь ни к одному из племён. И пришёл Рюрик с братьями, и принёс северный порядок, и многие поклонились ему, признав власть.
Велеслав сделал ещё одну паузу, давая слушателям осмыслить сказанное.
— Но не все были рады чужой власти, — продолжил он тише, так что пирующим пришлось подаваться вперёд, чтобы лучше слышать. — Многие помнили времена, когда каждое племя само выбирало своих вождей, само решало свою судьбу. И тосковали по той свободе, по тому равенству между народами одной крови, одного языка, одной веры.
Ольга внимательно следила за Велеславом, за каждым его жестом, за каждой интонацией. Теперь она понимала, о чём говорил Виктор. Сказитель не просто рассказывал древние предания — он умело вплетал в них идеи, подталкивающие к определённым выводам. Идеи о том, что власть северных князей чужеродна, что славянские племена могли бы вернуться к прежнему состоянию — без единого правителя, без общих законов, каждое само по себе.
— Но мудрость Рюрика была в том, — неожиданно изменил тон Велеслав, — что он не ломал местные обычаи, не навязывал северные порядки силой. Он стал первым среди равных, арбитром в спорах, защитником от внешних врагов. Не господином, а избранным вождём, чья власть основывалась на согласии племён, а не на праве завоевателя.
Мудрый ход, отметила про себя Ольга. Прямая критика Олега и Игоря, захвативших Киев силой, хитростью и убивших законного правителя, но высказанная через похвалу Рюрику, их предку и предшественнику. Трудно обвинить сказителя в подстрекательстве, когда он превозносит основателя княжеской династии.
Она заметила, как Игорь слушает Велеслава — с явным интересом, впитывая каждое слово. Молодой князь сравнивал себя с великим предком и, очевидно, находил различия не в свою пользу. Ольга подавила вздох. Игорь был умён, храбр, благороден, но всё ещё неуверен в себе, всё ещё искал своё место в тени Олега и в длинной тени отца, которого никогда не знал.
Велеслав завершил свой рассказ словами о том, как важно правителям помнить древние традиции, уважать особенности каждого племени, не пытаться унифицировать то, что по своей природе многообразно. Формально безупречная мысль, с которой трудно было спорить. Но подтекст был ясен — критика политики объединения, которую проводил Олег.
Когда сказитель закончил, палата взорвалась одобрительными возгласами. Особенно восторженны были древлянские послы — неудивительно, ведь рассказ подчёркивал законность их стремления к большей автономии. Но и многие из киевской знати, особенно те, кто помнил правление Аскольда, явно разделяли воодушевление.
— Славно рассказываешь, сказитель, — сказал Игорь, когда шум стих. — Откуда ты знаешь столько о временах, которые не застал?
— Я много путешествовал, князь, — ответил Велеслав с лёгким поклоном. — Слушал старейших из старейших, запоминал предания, собирал песни и сказы. В маленьких деревнях, далеко от больших дорог, ещё живы легенды, которые помнят первые дни славян на этих землях.
— А не приукрашиваешь ли ты прошлое? — вмешался Олег, глядя на сказителя с плохо скрываемым подозрением. — Я тоже немало слышал о древних временах, и помню, что славянские племена часто воевали между собой, грабили соседей, уводили пленных, жгли поселения. Не было той идиллии, о которой ты говоришь.
Велеслав улыбнулся — невинно, почти детски, но Ольга заметила искру в его глазах, словно он был доволен, что регент поддался на провокацию.
— Конечно, были и войны, великий воевода, — согласился он. — Как бывают ссоры в любой семье. Но это были внутренние дела славян, которые сами славяне и решали, без вмешательства извне. Братская ссора всегда не так горька, как чужое господство.
Олег хотел ответить — Ольга видела, как побелели костяшки его пальцев, сжимавших кубок, — но Игорь опередил его:
— Благодарим за рассказ, сказитель, — сказал молодой князь дипломатично. — В нём много мудрости, над которой стоит подумать. Оставайся нашим гостем сколько пожелаешь. Мы всегда рады тем, кто хранит память о прошлом нашего народа.
Велеслав поклонился, принимая приглашение, и отошёл к скамьям у стены, где его сразу окружили желающие услышать ещё истории. Ольга заметила среди них и киевских бояр, и древлянских послов, и даже нескольких воевод из дружины Олега.
— Опасный человек, — тихо сказала она Игорю, наклонившись к его уху под предлогом наполнения кубка. — Словами творит больше раздора, чем иные мечом.
Игорь кивнул, принимая её мнение, но ничего не ответил. Он был задумчив, словно рассказ Велеслава затронул в нём какие-то глубинные струны, заставил задуматься о вещах, о которых он раньше не размышлял.
Олег, сидевший рядом, не слышал слов Ольги, но заметил её шёпот. Он внимательно посмотрел на молодую княгиню, и в его взгляде она прочла смесь уважения и настороженности. Регент ещё не определился, считать ли её союзником или потенциальной угрозой.