Он проводил их до двери.
Валентина Викторовна тем временем поставила сирень в красивую синюю вазу.
Воскресенский вернулся, насвистывая, потрогал указательным пальцем цветы:
– Молодцы какие. Роскошная сирень…
– А ребята какие хорошие, – улыбнулась Валентина Викторовна, – и девушка милая. Ты даже руку ей поцеловал…
– Ты ревнуешь?! – засмеялся профессор.
– Брось глупости говорить. Просто она вся покраснела, испугалась.
– Ну да! А я и не заметил.
– Зато я заметила.
Они посмотрели друг другу в глаза, обнялись и рассмеялись.
Константин Филиппыч погладил аккуратную седую голову жены:
– Вот и до шестидесяти дотянули.
– Осилили, – улыбнулась она.
В дверь позвонили.
– Наверно, ребята что-то забыли, – засуетился профессор.
– Не торопись, я открою…
– Пошли, пошли…
Он быстро прошаркал к двери, открыл.
На пороге стоял рабочий с корзинкой гвоздик.
– Товарищ Воскресенский?
– Да. Это я.
– Это вам.
Рабочий шагнул через порог и поставил корзину перед профессором.
– Караул! – шутливо поднял руки Воскресенский.
– За доставку распишитесь, пожалуйста, – улыбаясь, протянул квитанцию рабочий.
Профессор поспешил за ручкой.
– Боже мой! Какие чудные гвоздики! – всплеснула руками Валентина Викторовна.
– Хорошие цветы, – улыбнулся рабочий. – Давайте я вам их куда-нибудь определю. А то самим неудобно поднимать.
– Пожалуйста, будьте любезны… вон туда можно, на тумбочку.
Рабочий пронес корзину через коридор и поставил на тумбочку. Вернулся с ручкой Воскресенский, расписался в мятой квитанции и вместе с ней протянул рабочему рубль.
– Эээ, нет, – тот спрятал квитанцию и быстро отворил дверь.
– Вам за беспокойство. Возьмите.
– Так это ж работа, а не беспокойство. Спасибо. До свидания.
Он ушел.
Профессор покачал головой, спрятал рубль:
– Неловко как-то получилось…
– Дааа, – вздохнула Валентина Викторовна и обняла мужа, – ну, ничего, ничего. Ты лучше скажи – от кого это такие роскошные цветы?
– Это Сергей, наверно, прислал. Или с кафедры. Но мне кажется – Сергей.
Константин Филиппыч подошел к гвоздикам, улыбнулся:
– Не забыл еще меня. Помнит…
– Тебя, Костя, все ученики помнят.
– Ну уж, не преувеличивай…
– А я и не преувеличиваю.
Профессор прошел в комнату, отдернул штору и неловко открыл окно. Теплый июньский ветер ворвался в комнату, заколыхал шторы.
– Пух летит, – улыбнулась Валентина Викторовна.
– Да. Как снег.
– А помнишь, тогда тоже пух летел, после сессии?
– Дааа, – грустно улыбнулся Воскресенский и покачал головой. – Я еще в лужу вляпался, помню. Там прямо у остановки была.
– Это когда мы трамвая ждали?
– Да. Они ведь ходили редко. А ты была в шляпке. Моей любимой.
– В сиреневой? – засмеялась Воскресенская.
– Да… страшно подумать! Сорок лет назад. И так же пух летел, и люди встречались, шутили, целовались… А пух все такой же. Поразительно!
– А как быстро все промелькнуло.
– Да. И главное, как много сделано, а кажется – ничего…
– Ну, это ты слишком. Ничего! Дай бог каждому так – ничего.
Профессор вздохнул:
– Ну, Валечка, это все относительно… относительно…
Валентина Викторовна ласково смотрела на него.
Профессор потрогал усы:
– Тополиный пух… тополиный пух…
– Да… тополиный пух… – тихо прошептала Воскресенская.
Константин Филиппыч побледнел, сжал кулаки:
– Какая ты сволочь… сука…
Жена недоумевающе открыла рот.
– Сволочь!
Профессор неуклюже размахнулся и ударил Валентину Викторовну кулаком по лицу.
Ахнув, она повалилась на пол.
– Сволочь! Мразь! Курва проклятая! – шипел побелевший профессор.
– Костя… Костя… – испуганно прошептала Воскресенская.
Трясясь, он надвинулся на нее и стал бить ногами:
– Мразь! Мразь! Мразь!
Воскресенская пронзительно закричала.
Профессор схватил стул и с силой пустил его в трюмо.
Куски зеркала посыпались на пол.
– Курва… сволочь…
Он плюнул в окровавленное лицо жены, но плевок застрял в бороде.
Воскресенская продолжала пронзительно кричать.
Константин Филиппыч выбежал в коридор, трясущимися руками открыл дверь и бросился вниз по широкой лестнице.
Внизу в подъезде ему попался восьмилетний сосед. Профессор наотмашь ударил его рукой по веснушчатому лицу и выбежал во двор.
Вызов к директору
До обеденного перерыва оставалось двадцать минут.
Людмила Ивановна убрала кипы замусоленных чертежей в шкаф, справочник и таблицы допусков сунула в ящик стола.
Сидящий напротив Кирюхин, не торопясь, стягивал темно-синие нарукавники. Соня пудрилась, глядя в треснутое зеркало, и что-то напевала.
Отворилась дверь, вошла Сарнецкая:
– Соньк, ну чо ты?
– Иду, иду…
Соня убрала пудреницу, встала.
– Не рановато, девочки? – спросила Людмила Ивановна, комкая ненужные бумаги.
– Людмила Ивановна! – Соня притворно надула губы. – Мы ж зато раньше приходим.
Буркова улыбнулась:
– Ну, идите…
Соня с Сарнецкой вышли.
Кирюхин вытащил из портфеля завернутые в пергамент бутерброды, разложил на столе.
Зазвонил телефон.
Буркова подняла трубку:
– Технологический.
– Карапетяна, пожалста.
– Он в отпуске.
– А… да… забыл…
– Виктор Васильич?
– Да. Это Людмила Ивановна? Вы ведь его замещаете.
– Да, Виктор Васильич.
– Зайдите ко мне, пожалста.
– Хорошо, иду.
– Ага… жду вас… Да, и технологию малого редуктора прихватите…
– Всего?
– Да, желательно.
– Хорошо.
Директор положил трубку.
Людмила Ивановна удивленно пожала плечами:
– Всего… да там три папки по пуду каждая…
Кирюхин жевал бутерброд с колбасой:
– Людмила Ивановна… может помочь вам, а?
– Не надо, доволоку как-нибудь.
– А то давайте… давайте, а?
– Не надо, спасибо.
Она открыла шкаф, нашла три зеленые папки:
– Виктор Сергеич, только пожалуйста в мое отсутствие не уходите. Здесь из Запорожья звонить должны.
– Ну, о чем разговор!
Буркова поправила прическу, одернула жакет и, подхватив папки, вышла в коридор.
Возле открытого окна стояли и курили несколько мужчин. Заметив ее, они повернулись.
– Людмила Ивановна сегодня, как кинозвезда, – смеясь, выпустил дым Соцков.
– Технологам хорошо, – подхватил Зельниченко, – а вот от нас все бабы сбежали!
– А вы кричите на них побольше, – улыбаясь, прошла мимо Людмила Ивановна.
В конце коридора из бухгалтерии выносили стулья и ставили друг на друга.
– Это что за баррикада? – усмехнулась Буркова.
– Ааа… – вяло махнул рукой Гершензон. – Два года обещаниями кормили, теперь привезли и третий день вопят, чего, мол, не берете!
– Мебель?
– Да конешно!
– А чего ж вы не берете?
– А кто возить будет? Я? Да Раиса Яковлевна?!
– Ну, попросите кого-нибудь.
– Кого?
– Господи, неужели так сложно найти мужиков? Вон стоят, курят. Попросите их.
– Попросите вы. Вам не откажут.
– На обратном пути, – улыбнулась Людмила Ивановна. – И с вас шампанское.
– Лады! – засмеялся Гершензон.
Людмила Ивановна свернула, спустилась по небольшой лесенке, миновала малый зал и вошла в директорскую приемную.
Ира печатала, Алевтина Сергеевна включала в розетку штепсель самовара.
– Виктор Васильич у себя?
– Да, Людмила Ивановна, – подняла голову Ира. – Заходите. Он один.
Буркова отворила массивную дверь:
– Можно, Виктор Васильич?
– Проходите, Людмила Ивановна.
Директор ткнул окурок в пепельницу, встал, через стол пожал Бурковой руку:
– Садитесь.
Буркова села напротив, положила пухлые папки на длинный светлый стол. Сергеев сел за свой темного дерева стол, упирающийся в торец длинного, отодвинул в сторону пачку сводок:
– Я ведь совсем забыл, что Мухтарбекович в отпуске.
– Уже три дня.
– Склеротиком становлюсь! – рассмеялся директор и, сощурясь, посмотрел на Буркову. – А вы чудесно выглядите.
– Да что вы, Виктор Васильич.
– И кофточка ненашенская, красивая какая-то…
– Стараемся.
– А что на ней написано… не разгляжу…
– Монте-Карло.
– Ух ты! Шикарно. Неделикатный вопрос: это по блату или напали где?
– Подарили.
– Понятно. Моя дочурка все за такими гоняется… ну да ладно. О кофточках потом.
Он нашарил в пачке сигарету, сунул в губы, чиркнул спичкой:
– Карты редуктора принесли?
– Вот. Еле доволокла.
– Так. Людмила Ивановна, что там у нас с валиком этим… ну… промежуточным…
– А что?
– Да вот допуски, говорят, ни к черту. Посмотрите, вот сводки принесли. Вместо 0,06 – 0,32.
– Как?
– Да вот так.
– Но ведь он же четыре года в производстве, Виктор Васильич. Там же давно уж все отлажено, проверено сто раз…
– Тем не менее.
Директор положил перед ней листок.
Людмила Ивановна подняла его к глазам:
– Так… торцы в норме, шлиц, так, под шестерни… так… под подшипники… господи… действительно 0,32.
Директор грустно чмокнул, затягиваясь.
– Но, может, напутали что? Наладчик ошибся?
Сергеев вздохнул:
– Дело в том, Людмила Ивановна, что эта сводка не первая. Вот, смотрите…
Он выдвинул ящик стола, вынул пачку скрепленных листков, протянул Бурковой:
– Это за три последних месяца.
Буркова стала перебирать листки:
– Это что… все только по промежуточному?
– Да. И везде вместо 0,06 – 0,32.
– Господи, действительно…
– Действительно… – директор грустно посмотрел в окно, выпустил дым.
Буркова подняла голову:
– Но, как же… но… Виктор Васильич, но ведь… и это что… все три месяца?!
– Все три.
– Кошмар! А почему же мы не знали ничего?! Это же… это значит, все за три месяца – брак?!