Только оказавшись на улице, Грош понял, что ключ от пятой аудитории остался лежать на кафедре рядом с документами.
Но волновало его не это. Ключ – всего лишь железка. Тревожил вопрос: почему ему не понравилось, что следователь обвинил Лису? Не понравилось настолько, что он, не задумываясь, залез в аудиторию, где работали специалисты из Шоромы. Какой смысл, раз девчонка Самарского мертва?
И, что самое обескураживающее, он не уверен, что хотел бы знать ответ.
– Макс, – окликнули его, когда он огибал тренировочную площадку. – Есть работа.
К Грошу подбежал невысокий щуплый четверокурсник, которого в насмешку над внешностью прозвали Шпалой.
– Работа? Сейчас? – переспросил Грошев.
Старшекурсник пожал плечами. Лагерь продолжал существовать, и каждый занимался тем, что мог, иногда даже делая вид, что ничего не случилось. Преподаватели читали лекции, спасатели прочесывали горы и доставляли предметы первой необходимости, студенты учились или писали тесты. Все были заняты или делали вид, что заняты.
– Что надо делать?
– Одного мужика в Некропольском хвост навещает в самые неподходящие моменты. Он заплатит за час спокойствия. Быть рядом – это все, что от тебя требуется, чтобы призрак держался в стороне.
– А неподходящие моменты – это?..
Шпала отвел глаза и скупо ответил:
– Блуждающий приходит, когда он с женщиной, и у того, как правило, ничего не получается.
– Он платит за то, что псионик подержит свечку? – не поверил Грош.
– Вроде того.
Клиент оказался полноватым и краснолицым работягой с мозолистыми руками. Женщина, с которой он встречался, – крашеной блондинкой с длинными ярко-розовыми ногтями. Местом романтической встречи – неказистый пятистенок с пристройкой. С открытой веранды, где устроился Грош, открывался вид на лес, подступавший к окраине Некропольского. Сель прошел в километре западнее, выдирая деревья и камни из земли. Отсюда почти не видать, словно ничего и не было.
В два часа дня влюбленные были сильно нетрезвы. Парень подумал, что насчет часа – это они себе польстили. Но раз клиент платит, он и не подумает возражать.
Грошев вытянул ноги, толстые стены из бруса не пропускали ни одного звука. Слава богам за маленькие радости. Макс прикрыл глаза, вспоминая свою первую подработку. Самое простое действие – поднятие сопротивляемости кад-арта. Дел на минуту. Но он решил все сделать по правилам.
Кристалл принадлежал ребенку, девочке десяти лет, которая подхватила воспаление легких. Атака единственного хвоста, пусть и не смертельного, не добавляла малышке здоровья.
Ненужные подробности чужой неинтересной жизни. Иногда знания – это зло.
Макс не только разузнал все о носителе камня, но и решил измерить силу блуждающего, чтобы знать, насколько повышать кад-арт. Грошев, тогда студент, едва окончивший первый курс, только-только начинающий смиряться с уготованной ему участью. Он договорился с матерью девочки, что та даст ему знать сразу же, как призрак атакует. Парень провел в ожидании три часа, не приближаясь к дому заказчицы ближе, чем на три сотни метров. Иначе почувствовавший псионика блуждающий не пришел бы. Например, как сейчас: Грош сидит, клиент развлекается, а хвост держится на расстоянии. Он чувствовал его присутствие где-то на границе десятиметрового радиуса.
В то первое лето на Инатаре он расставил ловушку – и мертвый попался. Прибежавший по звонку матери студент успел застать его возле задыхающейся от слез девочки. Псионик установил контакт с призраком, а потом от волнения перепутал вектор. Вместо того чтобы измерить силу блуждающего, влил в него часть собственной, за секунду повысив класс опасности с седьмого до пятого уровня. Канал – это улица с двусторонним движением.
Старший был в ярости. Трое суток в карцере, месяц мытья туалетов, насмешки, шепотки и открытая враждебность сокурсников. Призраки – враги, и тот, кто помог им, даже невольно, становился изгоем. Кончилось все вполне ожидаемо – избиением. Их было четверо, он один. Итог – перелом руки, ключицы и трех ребер, выбитые зубы и ушиб почки. Обычные синяки и ссадины, от которых его лицо стало похожим винийскую маску, он даже не считал.
Больше его не трогали. Возможно, сами испугались того, что сделали, а возможно, посчитали достаточно наказанным.
Девочка поправилась.
Скрипнула дверь. Макс открыл глаза, на крыльцо вышел мужик в спортивных трениках. Красное лицо, мутный взгляд. Грош ему польстил, на все ушло не больше десяти минут.
– Сидишь, чернорубашечник? – Он плюхнулся рядом.
Грош едва заметно вздрогнул. С того мига, как его забрали в Академию, отец называл его только так. И ни разу по имени.
– Как тебе моя Кисана? – Он подмигнул, заржал и попытался хлопнуть парня по плечу, едва не завалившись вперед.
– Блуждающий находится в одиннадцати метрах справа от вас. И очень злится.
Мужик подавился смехом и оглянулся, ожидаемо ничего не увидев.
– Но-но, – пьяно качнулся он и икнул. – Для этого… ик… ты здесь… ик…, я плачу. – Он снова посмотрел на пустое место. – Не вовремя Ирыч умер. – Мужик поднялся, оперся об стену. – Раньше мы эту стерву… ик… – неопределенный кивок, – делили на двоих. Теперь, когда он скопытился… ик… она только моя, – он сплюнул.
Макс не сразу понял, что тот говорит о призраке, о хвосте, а не о крашеной возлюбленной.
– Откуда только знает, когда мы с Кисанкой? Ик… Ходит за нами, что ли?
– Мертвые не видят, как мы ходим и что делаем. Они чувствуют. Они ощущают ваш эмоциональный подъем… – парень посмотрел в пустые глаза заказчика и не стал продолжать. Тот не понял и половины слов.
– Чертова семейка… ик… – Пьяный развернулся. – Пацан сбежал, Ирыч сдох, потом Иш. – Он пошел к двери.
– Семейка? – удивился Грош. – Иш и Ирыч – родственники?
– Точно, чернорубашечник. Рутка – двоюродная… ик… сестра Ишки. – Мужик взмахнул рукой, задев косяк. – Сидеть здесь, понял? Ик… Меня хватит еще на раз. Или на два, – и снова заржал.
Минут через пять блуждающий отдалился. А потом и вовсе исчез. Макс встал, потянулся и сбежал с крыльца. Долго клиент не продержался, скорей всего, уснул, став призраку неинтересным. Не то чтобы вернувшиеся не атаковали живых во сне, атаковали еще как, но именно этот предпочитал бодрствующую жертву, находящуюся на эмоциональном пике.
Макс прошел Некропольский насквозь, мысленно перечисляя хвосты Ирыча, о которых ему рассказала библиотекарша. Друг детства, теща, собутыльник и какая-то девка из Малоозерца. Девка!
Он не понимал, куда и зачем идет, пока не увидел перед собой красный забор.
«В Некропольский к свояку подался», – так пытался объяснить причину отсутствия хозяина Игрок. Мир показался Грошу не просто тесным, а съежившимся, словно ореховая скорлупка. Все было рядом, все было здесь, в доме, где еще недавно сжигали вещи. Парень распахнул калитку. Он не следователь, не официальное лицо, но женщине придется если не поговорить, то выслушать. И пока он будет говорить – не спустит с нее глаз, иногда ответы не обязательно произносить вслух.
Дверь открылась, едва он сделал пару шагов по дорожке. На крыльцо вышла худая тетка в мешковатом свитере с натянутыми до кончиков пальцев рукавами. Казалось, в этот летний день она мерзнет. Когда он приблизился, Рутка грубо и одновременно беспомощно проговорила:
– Вам придется подождать, пока я не продам дом.
Грош молча поднялся по ступеням.
– У меня нет денег. – Она отступила к распахнутой двери, вскидывая руки в извечном защитном жесте. – Сколько он вам должен? Я все отдам, но…
– Ваш муж нанял псионика, – то ли спросил, то ли констатировал факт он.
Он прошел мимо нее в дом, и женщина не стала его останавливать. Внутри царила разруха. Сломанная мебель, сваленные как попало на стульях и столе вещи, выброшенный ящик комода, треснувшее зеркало на стене. За потертую рамку воткнута фотография. Макс не знал, что говорить. И не мог уйти, поэтому зацепился взглядом за цветное изображение. Трое мужчин и Рутка. Улыбающийся Иш, угрюмый мужик вполоборота – Ирыч – и напряженный пацан в черной футболке с серо-стальным кристаллом на шее.
– Я заплачу, только подождите. – Она оглянулась, недоумевая: только что они были на улице и вот уже стоят в комнате. – Вы ведь за этим приходили тогда?
Она его узнала. Что ж, этого стоило ожидать.
– Иш – ваш брат?
– Да. – Она обхватила себя руками. – Его дом я тоже продам. И уеду.
– К сыну? – спросил Макс, вглядываясь в прямоугольник картона, такой несовременный в век компьютеров и кад-артов. Его мать тоже любила именно такие, как она говорила: «настоящие фотографии».
Они встретились глазами в зеркале, и он все понял. В один миг увидев отражение правды на стекле.
Она знала. Знала, что сын мертв, может, с того самого момента, как ее муж увез собаку в горы. Она всхлипнула, по-бабьи некрасиво скривив рот, тут же зажав его ладонями, костлявые плечи затряслись. Она закрыла глаза, не в силах произнести ни слова.
– Это вы завернули тело брата в пленку. Это могли быть только вы. – Он повернулся. – Вы не боялись призрака, вы знали, что это ваш сын. Призраки никогда не приходят к тем, кого любят.
Он вытащил фото. На парне была другая одежда, серые брюки и синие кроссовки вместо желтых кед. Но кад-арт, больше похожий на отлитый из металла брусок. Вольфрамит.
– А Хрум? Что вам сделал пес?
– Он лаял! – закричала она. – Он лез в поленницу, он бы привел туда людей. Да и зачем ему жить без хозяина.
– Почему не сказали специалистам? Он сжег двоих, возможно, собственных убийц, но…
– Потому что! Вы захотите его привязать. Если бы я только смогла найти тело, найти моего мальчика. Я бы никогда не отдала его вам, слышите!
– Поздно, – глухо ответил Макс. – Он уже у нас.
– Нет! – застонала она.
– Прекратите, – припечатал он, – ваш сын умер не сегодня и даже не вчера. Вы могли сто раз найти его, но не сделали этого. А теперь скажите мне: почему?