Конечно, неприятно отдавать столь ценное заклинание другим задаром. Благодаря ему Кларита, возможно, заключила союз, даже если ей больше нечего было предложить. Мое собственное защитное заклинание тоже высшего класса, но это просто личный щит. И у остальных оно тоже есть, поскольку его придумала мама, а она бесплатно раздает свои заклинания всем, кто попросит. Один волшебник раз в год приезжает в коммуну, забирает у нее новые заклинания и рассылает копии подписчикам. Уж он-то берет с них деньги. Как-то я рассердилась на маму за то, что она просто так отдает ему заклинания, но она ответила, что он оказывает ей услугу. А если он хочет денег, так это его забота.
– Четверо заклинателей, так? – спросил Дэвид, который дошел до конца страницы, прежде чем я успела осилить хотя бы четверть.
– Пятеро, – поправила Кларита и неприязненно взглянула на меня.
Лишний человек – это снижение эффекта: чем больше область, которую надо закрывать щитом, тем больше нужно маны. И тем труднее Ориону будет отгонять злыдней. Но я держала рот на замке; я не собиралась убеждать остальных, доказывая им, что я просто супер и надо положиться на меня.
Следующий заклинатель в списке, номер пять, уже имел гарантированное место в Сакраменто и умеренное самолюбие, в отличие от Паэрса, поэтому он с нами не собирался. Зато под номером семь значилась Майя Вуландари, канадка, знающая английский и испанский, – а вот гарантированного места в Торонто, куда ей отчаянно хотелось, у нее не было. Это один из немногих анклавов с замечательной практикой принимать не только новичков, но и членов их семей: если бы Майя добилась своего, ее младшие брат и сестра поступили бы в школу как члены анклава.
Впрочем, такие анклавы очень разборчивы. Будь она номером третьим, ребята из Торонто предложили бы ей место; номер семь мог дать ей только союз и обещание подумать. Она могла бы получить гарантированное место для себя в каком-нибудь другом анклаве, но решила рискнуть: если она выберется, то сумеет убедить совет анклава, что она и ее родные – отличный выбор. Поэтому Майя начала другую игру: она поговорила с ребятами из Торонто, и они условились, что если она не переживет нашу так называемую миссию (ах, сколько драматизма!), место все равно останется за ней – и ее семья сможет вступить в анклав.
Следующим заклинателем, который вызвался добровольцем и владел двумя языками – испанским и английским, – оказался Анхель Торрес, счастливчик под номером тринадцать (недостаточно, чтобы получить гарантированное место в анклаве после трех с половиной лет упорной борьбы за каждую отметку). Типичная рабочая лошадка, из тех, кто спит пять часов в сутки, получает десять заклинаний в неделю сверх нормы и берется за дополнительные проекты по каждому предмету.
Таким образом, нас стало пятеро. Вень просмотрел список добровольцев и выбрал пятерых мастеров и десять техников, не обращая внимания на рейтинг. Выпускники заглядывали ему через плечо, делая вид, что им все равно; на самом деле они внимательно следили, чьи имена он пропускал, а чьи без промедления вносил в список. Мнение эксперта о том, кто тут лучшие мастера и техники, получить трудно, но оно очень ценно – не столько для школы, сколько для любого анклава, вербующего людей. Вень в первую очередь отбирал тех, кто владел северокитайским диалектом, поэтому я никого не знала, кроме Чжэнь Ян, которая поступила в школу уже владея двумя языками и сделала то же самое, что и Лю, – стала заниматься математикой, литературой и историей по-английски, чтобы иметь больше времени на рабочие смены.
У остальных «адская неделя» прошла, как обычно, в панике и лихорадочной беготне, а вдобавок еще и пришлось собирать ману для нашей миссии – три раза в день, после еды. У всех больших анклавов и так есть крупный запас маны, сложившийся за несколько поколений; эти хранилища спрятаны где-то на верхних этажах или в библиотеке, и только выпускники из каждого анклава знают, где они. Десять крупнейших анклавов, в том числе нью-йоркский, отдали нашей маленькой команде разделители, и взамен все вливали ману в их хранилища. Целые шеренги учащихся делали отжимания в столовой, как на армейском плацу.
Наша группа проводила время в мастерской, тоже в панике и лихорадочной суете. Мастерам, естественно, приходилось тяжелее всего: им нужно было сделать большую часть работы заблаговременно. Остальные снабжали их едой и материалами и пять дней защищали от злыдней, которые буквально сыпались с потолка (пожалуй, мы неплохо попрактиковались). Кларита стала испытывать ко мне чуть меньше неприязни, после того как мы в среду, решив потренироваться, вместе успешно наложили ее заклинание. Поскольку выпуск предстоял в воскресенье, вы, наверное, подумаете, что мы запоздали – действительно запоздали, – но других вариантов не было. Наложить одно заклинание сообща – совсем не то же самое, что заниматься йогой с инструктором, который поощряет всех двигаться в своем ритме. Больше это похоже на разучивание танца с четырьмя малознакомыми партнерами и раздраженным хореографом, который орет, чуть высунешь ногу за линию.
Мы оглядывали наш щит, очень довольные собой, когда вдруг большая вентиляционная шахта у нас над головой взорвалась и оттуда рухнул шипозмей размером с дерево – он обвил нас своими пульсирующими конечностями и без особого успеха попытался разорвать на части. Признаюсь, я взвизгнула – и тут же устыдилась: никто из выпускников не отвлекся ни на секунду. Все они последние полгода неустанно тренировались в спортзале; можно было подкрасться к любому из них, пока тот спал, и лопнуть у него над ухом шарик – и он, скорее всего, убил бы тебя, не открывая глаз.
Дэвид Паэрс сказал:
– Ясно. – И вышел из-под действия заклинания, оставив нас удерживать щит. Он сделал глубокий вдох, явно намереваясь произнести внушительное заклинание, но прежде чем Дэвид успел начать, Орион разорвал шипозмея на части как тряпку и сбросил безжизненную тушу на пол.
К пятнице наш щит казался таким же прочным, как стальные панели на лестнице. И пока мы все поздравляли друг друга, наши техники вдруг завопили и заскакали, обнимая друг друга. Примерно пять минут мы орали, требуя, чтобы они объяснили, в чем дело. Ян и еще одна англоязычная девочка – Элен Чэн из Техаса – сказали, что Вень придумал разделить всю конструкцию на три складные части. Они соберут их и поставят на место меньше чем за пять минут.
И все выпускники в нашей команде внезапно поняли, что у нас есть неплохой шанс выжить, и если наша миссия удастся, они выйдут из Шоломанчи героями с правом получить место в любом анклаве. Когда впереди замаячил выпускной, техники принялись всерьез соревноваться на скорость. Чтобы не пришлось чересчур растягивать щит, только четверо самых быстрых (двое основных и двое про запас, если нам вдруг не удастся отогнать всех злыдней) могли пойти с Венем. Элен и Каито Накамуру он взял с собой на тот случай, если понадобится какая-то неочевидная деталь.
Хорошо, что у нас был повод для оптимизма, потому что иначе, боюсь, половина нашей группы передумала бы, когда дело дошло до основной проблемы, а именно – как спуститься.
Школа спроектирована так, чтобы та часть, в которой находятся ученики, была полностью отделена от той части, где ворота. Причина проста: если легко спуститься – значит, легко и подняться. Технологический колодец, который мы видели за стеной на лестнице – и в котором засел аргонет, – не значится на чертежах. Даже техники-выпускники понятия не имели, откуда он идет и сможем ли мы пройти сквозь те защиты, которые установлены там против злыдней. Техники полагали, что все будет в порядке – скорее всего, эту шахту построили для профессиональных ремонтников, которые время от времени должны были наведываться в школу, – но в справочниках, даже в самых старых, о ней не нашлось ни слова.
Это даже разумно: место, про которое все забывают, почти наверняка исчезает, а значит, исчезает и лишняя брешь. Злыдни в выпускном зале, возможно, вернули шахте существование благодаря коллективному голодному отчаянию и желанию как-нибудь добраться до еды. И единственным способом спуститься к ним было лезть в темноту, где ждал неизвестно кто.
Когда в день выпуска зазвонил утренний колокол, Орион зашел за мной; мы спустились на этаж выпускников и встретились на площадке с остальными членами нашей команды. Вень дал каждому пояс с крюком для соответствующего заклинания, которое, как мы надеялись, должно было вытащить нас живыми; конец закрепили за сточное отверстие в старой комнате Тода – прямо напротив, через площадку. Мы, все тринадцать, спустились в самый низ, и там глава технической бригады, Винь Тран, используя скребок, осторожно открыл технологический люк на прекрасной новой стальной панели. Поначалу люк походил на плоский рисунок, но по мере того как Винь его разглаживал, бормоча себе под нос какое-то заклинание, он становился вполне реалистичным. Винь достал из кармана массивную латунную ручку, вставил ее в маленький черный кружок, одним быстрым движением открыл дверцу – и тут же отпрыгнул, готовясь заслониться щитом.
Но из люка никто не выскочил. Орион подошел, сунул внутрь голову и руку, в которой горел свет (мы все вздрогнули), сказал: «Кажется, чисто», перевернулся и влез в отверстие, ногами вперед.
Несмотря на то что шествие возглавлял наш бесстрашный герой, никто не спешил лезть в дыру вторым. Мы переглянулись, и все взгляды предсказуемо сошлись на мне. Я не стала дожидаться, когда меня начнут понукать, – я просто сказала: «Ну? Пошли, пока Лейк не убежал слишком далеко» – и сделала вид, что совершенно спокойно лезу в мерзкий каменный мешок.
Все мы знаем, что школа огромна – нам приходится ходить по ней с утра до ночи. Но сознавать это, идя в столовую, – совсем не то же, что спускаясь по бесконечной лестнице в узкой шахте. Здесь так тесно, что спина трется о противоположную стенку и нельзя расставить локти. Человек, конечно, гораздо меньше аргонета, но и шахта, видимо, с тех пор сузилась, вновь стремясь исчезнуть. Внутри стояла удушливая жара, и стены вокруг содрогались от работы механизмов. Бульканье жидкости, текущей по трубам на другой стороне, то усиливалось, то стихало, не становясь фоном. Свет исходил только от тусклого сияния в руке Ориона.