Первый выстрел — страница 11 из 128

Очень хотелось есть… Пришла Нина, позвала обедать и убежала. Юра решил было отложить смерть от голода на после обеда, но тут появилась злющая тетя Галя.

— Брось капризничать, не валяй дурака! Хоть мама еще не вернулась — она сказала, что задержится, — немедленно садись за стол, мы начинаем обедать, пирожки стынут!

Видя, что Юра не встает, тетя Галя схватила его за руку. Но Юра будто взбесился: вдруг он укусил ее палец, за что получил затрещину. Тогда он начал драться. Тетя Галя отступила, крикнув, что это бандит, а не мальчик, и что отец выпорет его розгами. Вот почему, когда вернулась Юлия Платоновна, он опять заупрямился. Ему принесли обед в детскую. Аромат супа и пирожков мучил его, но он терпел, несмотря на уговоры.

Как Юра жалел, что тетя Оля уехала в Париж!

Вечером появился отец. Он заговорил с сыном без всякого раздражения, в обычном тоне, как равный с равным. Юра все ему объяснил: и про планки, и про молоток. Отец выслушал и ушел. Из-за закрытой двери Юра прислушивался к раздраженному голосу отца и оправданиям тети Гали. Но вот папа вернулся. Он обещал попросить столяра Кузьму Фомича позаниматься с Юрой.

— Всегда, — сказал он, — надо иметь в запасе вторую специальность, на всякий случай. Но безобразничать нельзя. Мужчина должен уметь сдерживать себя. Кусаться вздумал! Ты уже не маленький!

Юра смутился, покраснел. Помолчав, он спросил:

— Вторая специальность? Это как дядько Антон?

— Что ты имеешь в виду? — Отец насторожился.

— Ты сам сказал, что он мастер — золотые руки.

— Вот бы и тебе так все уметь делать. Только не надо разбрасываться. А совсем хорошо, если отец может передать свою профессию, свой опыт с детства. Я агроном. И тебе, может, надо выучиться на агронома.

— По полям верхом ездить? Опытные делянки смотреть?

— А разве неинтересно делать открытия? Выращивать новые полезные сорта растений? Выводить новые породы скота?

— Я буду наездником! — высказал Юра свою заветную мечту. — Скакать на самых быстрых лошадях, брать призы.

— Очень хорошо! Но, чтобы стать наездником, надо отлично изучить строение и породы лошадей, чем их кормить, чтобы лучше работали, резвее бегали, как за ними ухаживать, как подковать, надо уметь выезжать лошадей… А столярному делу ты уже не хочешь учиться?

— Очень хочу!

— Начнешь весной, когда потеплеет.

— Очень скучно дома! — пожаловался со вздохом Юра.

На другой день отец подвесил к потолку в коридоре гимнастическую трапецию, а несколько подальше — веревочную лестницу с круглыми деревянными ступеньками. И Юра с Ирой и Алешей так весело стали карабкаться «по лианам на деревья» и «прыгать с ветки на ветку», что им было даже некогда слезть поесть. А толстая Нинка не умела лазить, боялась.


4

За несколько дней до рождественских праздников мороз отпустил, ветер стих, небо затянуло облачной пеленой.

Детям было разрешено покататься на коньках на льду протекавшей внизу под фруктовым садом Саксаганке. Здесь на широком мелководье перед мостом специально сметали снег со льда, и получился отличный каток.

Перед походом на каток в доме Сагайдаков собралось много детей. Здесь были и приехавшие на каникулы из Екатеринослава дети священника: семинарист Саша и епархиалка Тая, и еще дочка одного из преподавателей — гимназистка Таня и, конечно, Ира — черная пантера, Алеша — Каа и Боря — Табаки.

Всем не терпелось идти, но Нина, никак не могла найти свои «снегурочки», она всегда что-нибудь теряла.

В это время у парадного крыльца зазвенели бубенчики, донеслось кучерское «Тпр-р-р!» и послышались веселые голоса. Все бросились к окнам.

Из широких ковровых саней, запряженных тройкой вороных, над которыми клубился пар, из-под медвежьей полости высаживалась Лидия Николаевна Бродская, жена соседнего богатого помещика, и четверо ее детей. Юра сразу узнал коренастого четырнадцатилетнего гимназиста Гогу в голубовато-серой шинели и синей с белым кантом фуражке.

Затем вылезли три его сестры: старшая Тата, учившаяся в Мариинской гимназии, и младшие — двойняшки Кадя и Катя.

Тата была в меховой шубке, а руки ее были засунуты в огромную пушистую муфту. Юра смотрел на Тату и не мог решить: спрятаться ли ему или сделать вид, будто он ее не замечает. Тата, с ее голубыми глазами, яркими губами и большой черной косой, была очень похожа на картинку с надписью «Красавица» в мамином журнале мод. В прошлом году, когда Юра научился читать и увидел эту картинку, он и понял, что Тата «красавица» и потихоньку сказал ей об этом шепотом на ухо. Тата неизвестно почему засмеялась, притянула его за руку к себе, обняла и так же шепотом' спросила: готов ли он полюбить ее на всю жизнь? Юра в знак согласия кивнул. Тогда Тата опять спросила: если бы ей угрожала опасность, готов ли он, Юра, защищать ее, не жалея своей жизни? И будет ли он хранить их любовь в тайне? Юра опять кивнул. Тогда она шепнула ему, что отныне они жених и невеста, и поцеловала. Конечно, он яростно вытер губы рукой, потому что терпеть не мог «лизаться», но все же торжественно повторил: «Жених и невеста!»

А за чаем при всех сама же Тата громко рассказала о том, что Юра в нее безумно влюблен, сделал ей предложение стать его женой, она дала согласие и теперь будет ждать, пока он вырастет, чтобы отпраздновать свадьбу.

Юра от стыда выбежал из-за стола и спрятался за шубами в передней. И он слышал, как туда пришли Тата и дядя Яша. Дядя Яша говорил, что нехорошо так зло шутить с Юрой — он очень впечатлительный мальчик — и что всякой игре есть предел. Тата визгливо хохотала и говорила, что нельзя же на нее сердиться из-за какого-то молокососа.

С тех пор Юра стал ненавидеть Тату. Она же при всех упрямо называла его своим женихом и даже ловила, чтобы поцеловать. Но он, конечно, не давался.


5

Юра и его друзья-мальчишки презирали девчонок — слабосильных плакс, пискливых трусих, обезьян из Бандерлога — и постоянно воевали с ними. Одна Ира была совсем другой. Попробуй задень ее, так даст сдачи, что другой раз не сунешься. Она вместе с Юрой и Алешей совершала набеги за стручками зеленого гороха и потемневшими головками мака. Ира часами могла ездить верхом, сидя позади Юры на костлявой спине огромного Султана, возившего бочку с водой. Они совершали на Султане далекие путешествия, когда он, понукаемый водовозом, монотонно вышагивал от колодца к домам и опять к колодцу. А когда осенью провели водопровод, Ира вместе с мальчиками влезла на самую верхушку водонапорной башни. Внизу тогда собралась целая толпа, за ними уже хотели послать пожарного, но они сами спустились по скобам.


Юра стоял в нерешительности перед окном, а Тата уже была около него и, широко раскрыв руки, звала:

— Иди же поздоровайся со своей невестой!

— Отстань!

— А кто клялся мне в вечной любви до гроба?

Юра отвернулся и зло крикнул:

— Ненавижу!

Но Тата, вместо того чтобы обидеться, засмеялась. Юра растерялся.

Скоро все пошли на речной каток. Деревянный забор, окружавший сад, не стали обходить, а прошли над ним по сугробам. Наст был крепкий.

Гога важно вышагивал впереди и покрикивал на отставших. Воображала! У него одного были настоящие коньки — «норвежки», намертво прикрепленные к ботинкам. Ботинки с коньками, перетянутые ремнем, он то нес под мышкой, то брал в руку и раскачивал их всем напоказ.

Ах, как хотелось Юре выступать впереди всех в такой же серо-голубой шинели и размахивать «норвежками»!

Сашка Евтюхов, до этого вызывавший у девчонок наибольший интерес, как самый старший, совсем скис. Он даже не набросился на Алешу, когда тот презрительно бросил ему:

— Не т-толкайся, поп — медный лоб!

Ирка сейчас идет рядом с Гогой. И ее не узнать — она и глаза щурит, как Тая, идущая с другой стороны, и кривляется, как Тая, и так противно ахает и хихикает. Тоже предательница! Будто и не Багира вовсе! Тая, так ведь той уже четырнадцать. Не хватало, чтобы Ирка пошла под ручку с Гогой!

Гога нарочно шел быстро, так что Ире и Тае приходилось почти бежать. «Так им и надо», — подумал Юра.

Другие девочки шли отдельной стайкой. Нина о чем-то говорила с Татой. Вот к ним подошла Нинкина закадычная подруга Таня Равич, мечтательная, вечно краснеющая и очень вежливая девочка, с огромными, как у теленка, глазами. Она что-то шепчет Нине и Тате, осуждающе кивая на Иру и Таю. Тоже «подруги», не могут одернуть Ирку, чтобы не воображала! Интересно все-таки, о чем они говорят?

Поглощенный этой мыслью, Юра обогнал девочек и пошел вслед за Гогой, Ирой и Таей, так что ему был слышен их разговор. Оказалось, что Гога болтал всякую чепуху о монахах и монашенках и задавал разные дурацкие вопросы. Ира и Тая заикались от смущения, а все же шли рядом с ним.

Наконец подошли к оледеневшему спуску и сели на снег, чтобы прикрепить коньки.

Юра почувствовал толчок в бок и оглянулся, Алеша заговорщически показывал на горизонт — там небо совсем-совсем вплотную сомкнулось с землей: снежный покров слился с белоснежным небом, так что нельзя было разобрать, где кончается земля и где начинается небо. Казалось, будто у горизонта колышется плотная белая стена, соединяющая землю с небом. Вот когда надо было дойти до горизонта!

Конечно, они не маленькие и понимают, что облако не твердое, а что-то вроде густого тумана. Но ведь бывает, что туча до того сгущается, что может поднять и унести на далекое расстояние даже плывущую в море лодку. Такая туча называется «смерч». На одной фотографии в журнале было видно сразу пятнадцать смерчей, соединяющих море с небом. А если и сейчас на горизонте стена смерчей соединяет небо с землей? Разве можно упустить такой случай!

Юра прошептал об этом Алеше. Тот обычно долго размышлял, но на этот раз сразу же согласился: да, надо идти. Вот только удастся ли пройти напрямик? Снег очень глубокий, и овраги замело. Вряд ли они успеют вернуться к ужину. Особенно если поднимутся на смерче на небо и их далеко унесет… Было над чем подумать, и они оба замолчали. Тем временем Гога, успевший надеть коньки раньше других, покатил вниз, на реку, подскакивая на неровностях ледяной дорожки, намороженной для спуска на салазках. А Ирка так восторженно ахала, так ахала!..