— Шлепнуть! — крикнул Мышонок, потрясая винтовкой. — В расход гадов!
Командир спокойно и твердо приказал Мышонку, Сандетову и другим побыстрее собрать оружие на шоссе, погрузить все на лошадей и уходить в лес. Пленных, в том числе и офицеров, взять с собой. За жизнь их командиры взводов отвечают головой!
Тут же был выделен заслон.
— А ты как здесь очутился? — спросил командир, увидев Юру.
— Я? Воевать!
— Молод еще!
Когда партизаны возвращались в лагерь, Юра шел возле командира и рассказывал ему о вчерашних событиях в Эльбузлах. Закончил он просьбой зачислить его в какую-нибудь партизанскую роту или, еще лучше, в конный взвод Бескаравайного.
— Пойми, дружок, ты будешь нам полезнее в Судаке, если захочешь, — сказал командир. — Может, услышишь что-нибудь новое о Степном отряде. Похоже, что это фальшивые партизаны, провокаторы. Белые стягивают войска. Предстоят серьезные бои. И вас, подводчиков, мы скоро отпустим по домам. Большой обоз только мешать будет, руки свяжет.
В лагере командир вызвал к своему шалашу человек двадцать, в том числе Бескаравайного, Сандетова, Мышонка. Юра остался возле шалаша. «Раз не прогоняют, значит, можно», — решил он.
— Мне известны случаи нарушения воинской революционной дисциплины в наших рядах, — начал командир. — Предупреждаю в последний раз: людей, уличенных в пьянстве и буйстве, в анархических выходках, в самовольных действиях будем карать беспощадной пролетарской железной рукой. Из многих маленьких и разобщенных отрядиков создана Крымская повстанческая армия, сформированы полки. Здесь не махновское Гуляй-Поле, где каждый сам себе батька и атаман. С пленными и перебежчиками из врангелевской армии приказываю обращаться с умом, не запугивать и не отпугивать их. С населением обращаться вежливо! За продовольствие и фураж будем платить. Ясно? Самовольные реквизиции запрещаю! Виновных будем расстреливать. Особо предупреждаю перебежчиков из махновских отрядов. — Тут командир взглянул на Мышонка.
Юра чувствовал себя очень нехорошо. «Вот почему, — думал он, — командир не хочет меня оставить… Он узнал, наверное, о вчерашней гулянке…»
Потом командир приказал созвать всех мобилизованных в Судаке подводчиков. Он сказал, что повстанческая армия состоит только из людей, добровольно вступивших в нее.
— Каждый наш боец пришел в горы, чтобы сражаться с оружием в руках за советскую власть и против белогвардейщины. Пришел по своему личному убеждению и по зову сердца.
Он сообщил, что, как было обещано, подводчиков отпускают по домам, к своим семьям. Но строго приказал им молчать обо всем, что они видели и слышали.
— Ехали-де ночью, в лагере держали нас в лесу, отлучаться не разрешали; а сегодня утром проснулись — никого нет, партизаны ушли. А вам приказали побыстрее сматываться. Сколько всего партизан, как вооружены, вы не знаете. Ваше дело было привезти груз. Пробыли несколько дней, и вас отпустили. Ясно?.. Мне известно, — говорил он, — что некоторые из вас припрятали трофейное, взятое у беляков оружие. Мы посоветовались с товарищами. Решили вас не обыскивать и оружия не отбирать. Это оружие никогда против нас не повернется. Верно я говорю?
— Верно!
— Правильно!..
Юра грустно побрел к своему возку. Он прощался с Бескаравайным. Казак обнял его, поцеловал:
— Держи, хлопец, хвост пистолетом! Бог даст — встретимся. Благодарствую, сынок, за заботу. Хоть рикошетная была пуля, но шибко контузила… А ты молодец!
Подошел Лука:
— До свиданья, Сагайдак! Ты парень грамотный, в комсомоле такие нужны. Ну, бывай!
Мышонок сказал:
— Давай все пять, кореш! Надейся на Жору, как на брата родного!
С Сандетовым Юра не попрощался. Его все время мучило, что они командиру не сказали всю правду.
Пустые подводы и повозки быстро катили по дороге в Судак. Жар полуденного солнца. Стрекот цикад. Пыльные кусты и деревья у дороги. Юра едет вторым, вслед за Умаром.
Все подводчики веселы. Кто не обрадуется возвращению домой! Веселы и встревожены: не попасть бы в лапы контрразведки. Там шутить не любят… Многих беспокоило оружие. Если хорошенько поискать в подводах, найдут. И тогда… Поэтому возле Таракташа подводчики свернули с шоссе на плохую, но безлюдную дорогу, а на перекрестке разъехались.
Глава V. ИСПЫТАНИЕ
1
Дома ворота были заперты. Пока Юра вытаскивал деревянный засов, к нему выбежали все. Конечно, объятия, поцелуи, слезы, вопросы.
— Потом, потом! Сейчас же идите все домой! — строго приказал отец. — А мы с Юрой выпряжем Серого. Идите! Идите же!.. Правь к сараю! — распорядился отец, закрывая ворота.
Пока Юра распрягал, отец говорил:
— Никому: ни домашним, ни знакомым, ни тем более в контрразведке о партизанах ни слова! Все видели, как ты вез раненого. Слышали, как ты требовал в больнице матрас и подушку. В Таракташе тебя тоже видели.
— Я только с Юсуфом говорил…
— При чем тут Юсуф? Тебя видели многие. Будут допрашивать, скажешь: «Силой мобилизовали. Заставили ехать ночью в горы, куда — не знаю. Какой численности был десант красных, не знаю. Нас никуда не пускали, стерегли. Был все время возле лошади. Потом отпустили. Поэтому я ничего не знаю».
— Командир тоже учил нас так говорить. Только никакого десанта не было. Они — крымские.
— Был или не был, не все ли равно. Здесь считают, что Судак был захвачен высаженным с моря красным десантом. Для борьбы с ним Врангель отозвал с фронта вторую конную дивизию, мобилизовали военные школы, даже гардемаринов из Севастополя послали в район Судака. Переполох страшный… Теперь дальше: ты болен!
— Я здоров, как бык!
— Не спорь! Притворись больным. У тебя очень болит голова, тебе трудно говорить, болит горло, болит живот. Одним словом, ты еле живой. Если надо будет, доктор подтвердит. А теперь быстро беги в дом и ляг в постель.
Петр Зиновьевич испытующе посмотрел на Юру:
— Ты не привез с собой оружие? Зная твою болезненную страсть…
Юра успокоил его. Никаких пулеметов, винтовок, гранат и наганов у него нет. О велодоке за поясом под рубашкой он умолчал. Направляясь в дом, он, однако, сначала забежал в крольчатник, вынул из стены один колыбный кирпич и в этот тайник спрятал велодок.
Когда Юлия Платоновна с тарелками и стаканом чая на подносе вошла в комнату, Юра, лежавший под одеялом, объявил, что он болен: голова раскалывается на куски, болит горло, в животе рези. Обхватив руками голову, он застонал как можно жалобнее и начал надрывно кашлять, а потом схватился за живот и стал конвульсивно дергаться.
— Боже мой! Я сейчас же пошлю папу за доктором, или пусть он сразу отвезет тебя в больницу, ты, наверное, заразился тифом! — испуганно запричитала Юлия Платоновна.
— Ага! Здо рово получается! Это папа мне приказал, чтобы я был больным.
Не прошло и десяти минут, как с веранды послышался голос Варвары Дмитриевны:
— Где же он? Я вся сгораю от любопытства услышать из уст нашего мученика и героя о том, как ему удалось удрать из плена.
Юлия Платоновна распахнула дверь, пропуская Варвару Дмитриевну с Лизой. Юра сделал «зверскую физиономию», застонал.
— Бедный! Он так страдает! Тебя истязали?.. — воскликнула Варвара Дмитриевна, склоняясь над Юриной кроватью.
— Голова раскалывается… Горло болит! В животе такие рези.
Лиза настороженно прищурила глаза. И Юра понял, что переборщил.
— Юлия Платоновна, что же вы медлите? Скорее доктора!.. — затараторила Варвара Дмитриевна. — И надо сообщить сотруднику «Юга» о том, как красные истязают детей! Эти палачи… Ужасно!
— Успокойтесь, дорогая, уже все сделано, — сказала Юлия Платоновна. — Ему предписан полный покой. Пройдемте на веранду. Я вам все расскажу.
— Юра, ты в самом деле болен? — спросила Лиза, когда они остались одни.
— Разве ты не видишь?! — буркнул Юра. — Я здоров, только молчи об этом, Джемма… Нет, Нэлле… Я был у гёзов!
— Может быть, ты, правда, немножко болен, Юра? — сказала Лиза, смотря ему в глаза. — Я попрошу маму, чтобы мне разрешили ухаживать за тобой.
Теперь Юра был бы очень рад заболеть на самом деле и пожалел, что сказал Лизе правду. После прошлогоднего бала они несколько месяцев были почти в ссоре. Лиза поддразнивала его «креольчик!» и дулась. Но в последнее время они снова подружились. Однако Лиза, сложив губы в ехидную улыбку, нагнулась к Юре и сказала:
— Знаешь, твоя «невеста» сейчас в Судаке. Узнает, что ее «креольчик» болен, и прибежит целовать его.
Юра подумал: «Хорошо бы и Лизе и Тате рассказать обо всем, что с ним случилось! Бешеная скачка! Засада на шоссе. А главное — приключения в Эльбузлах! Мышонок и Шура прыгают в окно, как Григорий в «Борисе Годунове». Чемодан золота! Стрельба!»
Юра решил рассказать Лизе только о Дусе. «Вот это дивчина! Смелая, хитрая! А танцует как!»
Лиза выслушала рассказ про Дусю довольно холодно.
— Интересно ты веселился там… Овод так бы не поступал…
Юра опешил. Действительно, главного он не рассказал, а про вино, закуску, пляску наболтал. Глупо! И Юра мысленно послал себе «дурака». Это все Мышонок наделал. Да-да, из-за Мышонка и этой гулянки он валяется под одеялом, а мог бы скакать сейчас верхом на коне за Бескаравайным…
Когда гости ушли, в комнату к сыну зашел Петр Зиновьевич. Он присел на кровать.
— Я сам советовал тебе не болтать, но все же я должен знать подробно, что с тобой приключилось.
Юра рассказал, ничего не утаивая. Судя по выражению лица Петра Зиновьевича, Лука, Бескаравайный и особенно командир ему очень понравились. Он несколько раз переспрашивал о Гоге, брезгливо морщился и сказал:
— Слякоть, грязь… Это страшно, когда таким ублюдкам дают в руки оружие и право распоряжаться человеческими жизнями!.. Слушай, Юра, — серьезно и строго проговорил он, — меня очень беспокоит оружие. Ты мне правду сказал, что ничего не привез? Ведь если найдут боевое оружие, буду отвечать я. И не надо прикидываться сверхбольным, а то твои «колики» похожи скорее на цирковой номер.