Груз получился нелегкий. Кто же будет нести? Решили — пусть груз несет собака. Шайтан первый прибежал на зов. Для пробы привязали ему на спину мешок с песком. Перед этим Шайтан весело махал хвостом, но когда ему на спину привязали мешок и потянули за поводок, он будто взбесился: становился на задние лапы, катался по земле, рычал, вывернулся из ошейника, сбросил груз, отбежал и сел. Сколько его ни звали, больше так и не подошел. Повезло с Громом, волкодавом. Он спокойно дал привязать мешок себе на спину, спокойно пошел с грузом, правда, часто оглядывался. Но когда груз сполз на бок, завертелся на месте, и мешок соскочил. Мальчики повели Грома к Ильку, чтобы тот сделал на него седло из кожи и выездил Грома за один день.
Юра и Алеша вошли в конюшню. Пахну ло приятным конским запахом. Почти все рабочие лошади были в разгоне. Навоз был убран, соломенная подстилка подгребена, сено задано. В другом отделении конюшни стояли выездные лошади и племенные жеребцы. Всех лошадей друзья знали по именам. Были у них и свои любимые. Но ни тот, ни другой в стойла не входили. Опасно!
Пробравшись по верху перегородок, мальчики протягивали к лошадиным мордам кусочки сахара. Мягкие лошадиные губы осторожно брали кусочек. Друзья, чуть побаиваясь, гладили могучие шеи. К Орлику и другим жеребцам, танцевавшим в своих денниках, они не подходили, старались забросить сахар прямо в кормушку.
В третьем отделении в денниках помещались кобылы с маленькими жеребятами. Друзья вошли в денник к трехмесячным. Жеребята обступили их, дружелюбно тыча мордочками, и тоже получили по сладкому кусочку. Юра подсадил Алешу на ближайшего жеребенка. Тот испуганно рванулся. Алеша соскользнул с его спины на солому, а жеребята отбежали в угол и оттуда с интересом смотрели на мальчиков.
На шум прибежал Илько и рассердился, что с ним случалось очень редко:
— А ну, геть отсюда! Жеребят мне не портите!
Просьба мальчиков рассмешила и даже задела Илька. Вьючное седло на Грома сделать нетрудно. Но вот выдрессировать его… Выезжают только лошадей, и то надо немало времени. А чтобы собак?
— Нет, хлопчики, пошукайте другого. Може, где и найдете собачьего гусара.
Юра и Алеша грустно приумолкли. Опять не вышло с путешествием к горизонту.
Прибежала Нина, закричала:
— Юр, заячий дядя приехал!
Юру как пружиной подбросило. Через мгновение он уже мчался домой.
2
Юра любил «заячьего дядю» не столько за конфеты, которыми он всегда одарял, сколько за рассказы о том, как эти конфеты ему удавалось со всевозможными приключениями отвоевать у зайцев.
«Заячий дядя» — Дмитро Иванович, загорелый, с длинными усами и в железных очках, с лукавым, всегда шутливым выражением лица, очень напоминал писаря с картины Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану». Юра очень любил рассматривать эту картину, висевшую на стене в каморке Илька.
Увидев Дмитро Ивановича, Юра сразу ухватился за его протянутый кулак, пытаясь разжать пальцы и достать конфеты.
— А где твое «здравствуйте»? — строго спросил Дмитро Иванович. — Я даже зайцу говорю «здоровеньки булы». А ты с крестным не здороваешься.
— Здравствуйте! Отняли конфеты у зайцев?
— Их целая рать на плотине меня встретила, все с самопалами, злые, лапами стучат. «Назад, приказывают, стрелять будем!»
— У зайцев нет самопалов!
— У твоих, детских, нет, а у моих есть. «По какому такому праву, спрашиваю, задерживаете свободного человека?» — «А по такому, говорят, что приказал нам наш пан Эраст Константинович Бродский не пускать археологов в его степи. Запретил выискивать в его степях древние курганы и увозить каменных баб в музей. И хотя вы сами нашли «каминьци» в кургане, вы не имеете права увезти их в музей». — «Смилуйтесь, говорю, паны зайцы! Для вас это «каминьци», а для науки это формочки для изготовления бронзовых отливок. До сих пор считалось, что до скифов не было бронзы у народа, обитавшего в наших степях, а эти «каминьци» свидетельствуют иное». — «А. разве вы забыли, — говорят зайцы, — что находки принадлежат владельцу земли и собственник вправе распоряжаться ими по своему желанию?» — «А чего желает пан Бродский?» — спрашиваю. «Его высокопанское дворянское превосходительство, — отвечают зайцы, — выразило желание, чтобы «каминьци», поскольку они редчайшая находка, украсили его собственный кабинет. А кто пожелает ознакомиться с нею, пусть низко поклонится пану Бродскому. Кому разрешит, а кому и откажет».
— Не пойму я, куме, — вмешался отец, — действительно ты нашел формочку или…
— Никаких «или»!..
— Ведь это крупное научное открытие!
— А я что говорю?
— Эх, куме, нашел, перед кем сыпать бисер, перед Бродским!
— Сам казнюсь! Расхвастался, старый дурень, забыл про честолюбие пана.
— Надо что-то предпринимать, пока не поздно…
— Ох, надо! Просил, молил. Деньги предлагал. Не захотел отдать. Трудно, куме, с нашими панами помещиками! Как будто учились люди и гимназии кончали, а только куда все это девается?.. Побывал я на хуторе Ольги Власьевны Стасючки, выпросил разрешение на раскопку курганов в ее степи. Вдруг, думаю, и там найду «каминьци»!
«Заячий дядя» слегка раскачивался на стуле, словно ехал по степи на иноходце.
— А как въехал во двор, — продолжал он, — глазам своим не верю. На земле, куда ни глянь, развалились коты, греются. Под деревьями лежат коты, на деревьях сидят коты, на крыльце и в комнатах десятки котов. И все там для них: и прислуга, и кухня с поварами, и коров для котов держат, даже телят для них режут.
Дмитро Иванович повернул стул и сел на него верхом, еще больше теперь походя на всадника.
— А рядом с котячьим курортом стоит село, в котором ни больницы, ни школы, ни плохенького фельдшера. Ох, гневят бога паны помещики. Дождутся!..
— Революция пятого года ничему их не научила, — согласился отец. И, подумав, посоветовал: — Ты бы, куме, сыграл на честолюбии Бродского. Он скупой, как Плюшкин, но ради славы готов на все.
— Ты уверен?
— Почти двадцать лет уговаривали помещиков продать немного земли под сельскохозяйственную школу и опытную станцию и не могли уговорить. Паны твердили одно: «Нам это ни к чему». Дикость! Когда Екатеринославское земство пригласило меня заняться этим делом, ох и поколесил же я по губернии в поисках нужных земель! Насмотрелся на помещиков и помещиц. Дикари, хоть и чванятся дворянским званием. Я еще тогда тебе про «котячий хутор» рассказывал, про пани Стасючку. А ты не верил.
— Теперь верю. Ты мне и про других расскажи.
— А чего стоят наши «великие» земские деятели с их прожектами! Для спасения разоряющихся помещичьих хозяйств артишоки, ворсяную шишку и райские яблоки собрались разводить. Эти «земледельцы» только и делают, что прожигают жизнь за картами, в пьянстве, в разврате, в вечном ничегонеделании. А в сельском хозяйстве ничего не смыслят. Есть, конечно, исключения. Редкие, очень редкие. Только одна Лидия Николаевна Бродская училась в Голландии молочному хозяйству. Науку уважает. Она-то мне и подсказала, как получить у старого Бродского землю под школу и опытную станцию. Попробуй и ты.
— Я обещал старику музейную славу. А ему этого мало. Как тебе удалось вырвать у него землю?
— Обещал прославить его на всю Россию, если уступит немного земли под школу и опытное поле. Орден обещал ему выхлопотать через профессора Тимирязева, если даст землю даром, из уважения к науке. Принялся расписывать, как все будут восторгаться благородным поступком Эраста Константиновича Бродского и обязательно выберут предводителем дворянства. Он до того распалился, что даром уступил землю. А чтобы не передумал, я тут же подсунул ему дарственную для подписи. Хочешь, улещу Бродского?
— Ох, куме, век не забуду!
— А зайцы? — нетерпеливо напомнил Юра, пытаясь разжать кулак.
— Зайцы? — спохватился Дмитро Иванович. — Зайцы направили на меня самопалы и ждут. А я говорю им: «Протрите очи и гляньте на меня. Или не узнали своего пана?»
Тут Дмитро Иванович быстро снял очки, нагнул голову набок, изменил выражение лица и громко прокричал, грозя кулаком:
— Давайте конфеты!
— Вылитый Эраст Константинович! — воскликнула мать.
— Ну, тут зайцы испугались и отдали конфеты. Глянь!
«Заячий дядя» раскрыл кулак, на ладони лежали три конфеты.
— А теперь показывай свое богатство!
По подсказу Дмитро Ивановича Юра недавно начал собирать коллекцию почтовых марок.
Юра побежал в детскую за марками. В коридоре его перехватила Ариша и потащила к себе на кухню. Юра было заартачился, но она обещала угостить вкусным.
— Молись, паныч, молись, грешник! — сердито начала она. — Не приведи господи не только слушать, а и видеть этого нечестивца, чтоб он сгинул!
— О ком это ты, Ариша? — спросил Юра.
— О твоем, стыдно сказать, крестном, Дмитро Ивановиче. Леший и тот лучше этого нечестивца! Тьфу, тьфу, тьфу!
— А почему он нечестивец?
— Да станет ли истинный христианин могилы раскапывать? Прах тревожить? А ведь он собственными руками человеческие кости оттуда вынимает. Даже над черепами и то, нечистый дух, измывается, всякие там слова шепчет.
— Ночью роет? — испуганно спросил Юра, вспоминая сказки.
— Ночью, дитятко, ночью!
— И кровь сосет, как упырь или кощей?
— И упырь, и кощей, и сам черт чертович! И не то еще о нем рассказывают. Как такого только земля держит! И как у него руки не отсохнут могилы грабить! Не только золото, серебро выгребет, а даже куска ржавого железа, каминьца и то, ирод, не оставит! Ох, будет ему на том свете, будет. Крестись, бей поклоны! Будешь на нечестивца смотреть — ослепнешь, будешь говорить с ним — отсохнет язык! Чур, чур, чур!
Эти заклинания так перепугали Юру, что, когда пришла мама и позвала его, он убежал в детскую и там забился под кровать, так что его еле нашли.
Юлия Платоновна чуть не силой привела Юру в кабинет. Дмитро Иванович попробовал его обнять, но он отстранился и, по-бычьи опустив голову, сказал: