Первый закон — страница 27 из 29

В мире много забавного; среди прочего — убеждение белого человека, что он — в меньшей степени дикарь, чем все другие дикари.

Марк Твен

Тройки

— Сука… Как же холодно, — прошептала Шай.

Они затаились в корнях промерзшего дерева, но все равно налетающие порывы ветра били, словно кулаком, в лицо. Даже кусок одеяла, дважды обернутый вокруг головы, так, что снаружи оставались только глаза, не спасал. Лицо Шай покраснело и жгло, как после хороших пощечин. Она лежала на месте, отчаянно страдая от желания отлить, но не осмеливалась стянуть штаны, поскольку не хотела, чтобы к общему неудобству добавилась еще желтая сосулька, торчащая из задницы. Шай плотнее укуталась в плащ, утепленный сверху обледеневшей волчьей шкурой, которую дал ей Свит, пошевелилась онемевшими пальцами ног в заледеневших сапогах и прижала пальцы ко рту, чтобы на полную использовать крохи тепла, вырывающиеся при дыхании. Пока она еще могла дышать.

— Сука, как же холодно.

— Это мелочи, — проворчал Свит. — Однажды меня захватила врасплох метель в горах поблизости от Хайтауэра. Мы просидели два месяца. Выпивка замерзала прямо в бутылках. Мы разбивали их и раздавали бухло кусочками.

— Ш-ш-ш… — осадила их Кричащая Скала.

Едва заметное облачко пара слетело с ее синих губ. За миг до того Шай задавалась вопросом: не замерзла ли духолюдка насмерть пару часов назад прямо с трубкой в зубах? За все утро она, пожалуй, не моргнула ни разу, внимательно вглядываясь через хворост, из которого они соорудили укрытие, как на горы, так и вниз, на Бикон.

Зрелище не из самых интересных. Поселок казался вымершим. Снег на единственной улице замел двери домов, скопился на крышах, которые оскалились клыками-сосульками. Он лежал нетронутым, если не считать цепочки следов любопытного волка. Ни тебе дыма из труб, ни света из приоткрытых пологов наполовину занесенных палаток. Древние холмы казались белыми сугробами. Разрушенная башня, из-за которой это место и назвали Биконом, торчала из снега. Было тихо, как в могиле Иувина, если не считать свиста ветра в чахлых соснах и размеренного «стук-стук-стук» какого-то ставня.

Шай никогда не отличалась долготерпением и не скрывала этого, но нынешняя засада в подлеске очень уж сильно напоминала о днях, проведенных в разбойничьей шайке. О том, как она лежала на животе в пыли, а рядом чавкал Джег, чавкал и сплевывал, и все над ухом, а Нири потел, источая неимоверное количество соленой воды. Они поджидали неудачливых путников, едущих по дороге внизу. Шай притворялась разбойницей, полубезумной от жестокости Драконицей, хотя чувствовала себя всего-навсего маленькой девочкой, полубезумной от постоянного страха. Она боялась преследователей, боялась спутников и больше всего боялась саму себя. Не представляла, что будет дальше. Как будто неистовый безумец завладел ее руками и ртом, пользовался ею без устали, словно безвольной марионеткой. От этих воспоминаний захотелось вывернуться из собственной зудящей кожи.

— Потерпи, — прошептал Лэмб, неподвижный, как бревно.

— Зачем? Ни хрена тут нет, город вымер, как…

Кричащая Скала подняла шишковатый палец и, подержав его перед лицом Шай, медленно указала на опушку по другую сторону долины.

— Видишь две большие сосны? — прошептал Свит. — И три скалы, похожие на пальцы, между ними? Там они прячутся.

Шай вглядывалась в бесцветную путаницу камней, дерева и снега, пока не заболели глаза. Только потом ей удалось уловить едва заметное движение.

— Это один из них?

Кричащая Скала подняла два пальца.

— Они ходят парами, — пояснил Даб Свит.

— А она хороша, — пробормотала Шай, чувствуя себя жалким любителем в их обществе.

— Лучшая.

— Как мы их достанем?

— Они сами себя обнаружат, как только пьяный придурок Коска выполнит свою часть задачи.

— Я не была бы так уверена, — ответила Шай.

Несмотря на разговоры о необходимости спешки, Рота долго слонялась без дела по Кризу, словно мухи вокруг дерьма, и потратила две недели на пополнение запасов, выступая источником любых подозрительных неразберих и непрестанного опустошения. Еще больше времени им потребовалось, чтобы преодолеть расстояние между Кризом и Биконом, когда уже заметно похолодало. Изрядное количество самых честолюбивых шлюх Криза, игроков и торговцев, рассчитывающих прикарманить денежки, которые наемники не успели растратить, увязалось следом. И все это время Старик доброжелательно улыбался, глядя на неразбериху, как будто она являлась частью его глубокомысленного плана, и плел затейливую вязь истории своего великого прошлого для слабоумного биографа.

— По-моему, обещания и дело этого старого ублюдка значительно расходят…

— Тс-с-с-с… — прошипел Лэмб.

Шай прижалась к земле, когда стая обиженных ворон с шумом взлетела к промерзшему небу. Сперва донеслись приглушенные расстоянием крики, звон сбруи, а потом в поле зрения появились всадники. Двадцать или чуть больше человек пробивались сквозь снежные заносы, чертовски осложняющие их задачу, проваливались и поднимались, лупили по бокам исходящих паром коней, чтобы заставить их идти вперед.

— Пьяный придурок прибыл, — заметил Лэмб.

— В этот раз да. — Шай испытывала сильнейшие подозрения, что исполнять обязанности не входило в привычки Коски.

Наемники спешились и разбрелись по лагерю, ныряя в дверные проемы и окна, вспарывая парусину палаток, замерзшую до состояния дерева, поднимая крики и шум, не уступавшие громкостью битве конца времен. То, что эти отбросы общества сейчас на ее стороне, заставило Шай усомниться — правильную ли сторону она выбрала? Но она была там, где была. Выбор из двух видов говна лучшего проходил красной нитью через всю ее жизнь.

Лэмб тронул ее руку. Проследив за его пальцем, указывающим на схорон, Шай заметила темную фигуру, мелькнувшую среди деревьев. Низко пригибаясь, человек стремительно растворился в чаще, среди ветвей и теней.

— Один пошел, — проворчал Свит, уже не приглушая голос, благодаря заварухе, устроенной наемниками. — Теперь, если нам улыбнется удача, он помчит прямиком в Ашранк и расскажет Народу Дракона, что в Бикон прибыли двадцать всадников.

— Иногда слабый кажется сильным, — сказал Лэмб. — А иногда сильный кажется слабым.

— А как насчет второго? — спросила Шай.

Спрятав трубку, Кричащая Скала вытащила кривую дубинку, весьма красноречиво ответив на вопрос, а потом гибко, будто змея, скользнула за дерево, к которому до той поры прислонялась.

— За работу, — бросил Свит и последовал за ней, двигаясь гораздо быстрее, чем Шай когда-то замечала за ним.

Два старых разведчика поползли между черными стволами деревьев, по снегу и опавшей хвое по направлению к схорону, и вскоре исчезли из виду.

А Шай осталась ждать на промерзшей земле рядом с Лэмбом.

Выехав из Криза, он постоянно брил голову и, похоже, вместе с волосами избавлялся от всех чувств. Жесткие линии, угловатые кости и непроницаемое лицо. Швы срезал Савиан, отметины, нанесенные кулаками Гламы Золотого, сошли, затерялись среди прочих. Избитая наковальня лица, словно летопись, хранила воспоминания о прежней жизни, наполненной насилием, но Шай, как и прежде, ничего не могла там прочитать.

Трудно поверить, как раньше легко было с ним разговаривать. Ну, или, по крайней мере, обращаться к нему. Старый добрый трус Лэмб, который никогда не удивит тебя. Теперь пролив, разделяющий их, с каждым днем становился шире и глубже. Множество вопросов крутилось в ее голове, но стоило открыть рот, и с языка сорвался самый бессмысленный.

— Ты трахал Мэра, да?

Лэмб молчал так долго, что она начала думать, что не удостоится ответа.

— Во все дыры, и нисколько не жалею.

— Полагаю, это занятие даже для людей в возрасте может оставаться приятным.

— Несомненно. Особенно если раньше приходилось долго воздерживаться.

— Но это не помешало Мэру вогнать нож тебе в спину, когда она почувствовала выгоду.

— Ты много надежд возлагала на Темпла до того, как он выпрыгнул в окно?

Тут уж замолчала ненадолго Шай.

— Не много, врать не буду.

— Вот! Полагаю, если я кого-то поимел, то это не значит, что он не попытается поиметь меня.

— У кое-кого из нас, — она испустила длинный вздох, — это, напротив, становится обязательным условием.

Свит выглянул из-за сосен позади убежища, неповоротливый в своей огромной шубе, и помахал. Рядом появилась Кричащая Скала, которая наклонилась и вытерла дубинку о снег, оставив едва заметный розовый мазок.

— Полагаю, дело сделано, — сказал Лэмб, рывком садясь на корточки.

— И я так думаю, — Шай обхватила себя за плечи. Так холодно, что ни о чем, кроме стужи, думать не хочется. Но она все-таки повернулась к нему, первый раз за время разговора глядя в глаза. — Могу я тебя спросить кое о чем?

Желваки заходили на его челюстях.

— Иногда неведение бывает спасительным. — Он вперил в нее на удивление жалкий и виноватый взгляд, как будто преступник, пойманный с поличным и осознавший вину. — Но я не знаю, как тебя переубедить.

У Шай засосало под ложечкой, она едва смогла заставить себя заговорить, но и молчать тоже не получалось.

— Кто ты? — прошептала она. — Я имею в виду — кем ты был? Я хочу сказать… Вот дерьмо!

Краем глаза она уловила движение — человек мчался между деревьями к Свиту и Кричащей Скале.

— Вот дерьмо!

Шай вскочила, побежала, споткнулась, зацепившись занемевшей ногой за корягу, и упала в ложбину, покатившись через кустарник, поднялась и начала карабкаться по голому склону, увязая в глубоком снегу. Казалось, на ногах висят не сапоги, а тяжеленные кандалы.

— Свит! — хрипела она.

Человек выскочил из-за деревьев и по девственному снегу летел к старому разведчику. Мелькнуло оскаленное лицо и блестящий клинок. Шай не успевала. И ничего не могла поделать.

— Свит! — выкрикнула она снова.

Разведчик повернулся к ней, улыбнулся, вдруг покосился, глаза его расширились, и он отпрыгнул, уворачиваясь, а нападающий не отставал. Подпрыгнул, перевернулся в воздухе и рухнул на снег. Кричащая Скала подоспела и ударила его по голове дубинкой. Мгновение спустя Шай услышала резкий хруст.

Савиан, отодвинув рукой ветки, побрел по снегу к ним, невозмутимо взводя арбалет.

— Хороший выстрел, — сказала Кричащая Скала, засовывая дубинку за пояс и зажимая в зубах трубку.

— Она говорит — хороший выстрел, — Даб Свит пристроил на место оброненную шляпу. — Да я чуть не обделался, черт побери!

Шай наклонилась и уперлась ладонями в колени, пытаясь успокоить горевшие огнем легкие.

Лэмб подошел к ней, всовывая меч в ножны.

— Похоже, иногда они ходят тройками.

Среди дикарей

— Не сильно-то они похожи на демонов… — Коска толкнул женщину из Народа Дракона сапогом в щеку и рассматривал откинувшуюся назад наголо обритую голову. — Ни тебе чешуи. Ни тебе раздвоенного языка. Я слегка разочарован.

— Обычные дикари, — проворчал Джубаир.

— Как и те, что на равнинах, — Брачио отхлебнул вина и заглянул в стакан. — На ступеньку выше зверей, но эта ступенька очень низкая.

Темпл откашлялся.

— Это не дикарский меч.

Он присел на корточки и покрутил в руках клинок — прямой, отлично сбалансированный и отлично заточенный.

— Они не просто духолюды, — заметил Свит. — Точнее, они — просто не духолюды. Они хотят убивать и умеют. Они перерезали всех старателей в Биконе без всякого труда.

— Но ясно, что в них течет кровь. — Коска сунул палец в дыру, проделанную арбалетным болтом Савиана, и вытащил его, рассматривая алую влагу. — Ясно также, что они умирают.

— Во всех течет кровь, — пожал плечами Брачио. — И все умирают.

— Одна лишь жизнь — святая истина, — пророкотал Джубаир, возводя глаза к небу. Ну, вернее, к поросшему плесенью потолку.

— А что это за металл? — Суорбрек вытащил амулет из-за пазухи женщины. Серая пластинка матово отсвечивала в огнях факелов. — Очень тонкая, но… — Он даже оскалился от напряжения. — Я не могу ее согнуть. Вообще. Поразительное искусство.

Коска отвернулся.

— Сталь и золото. Другие металлы меня не интересуют. Похороните мертвецов за лагерем. Если я что-то и выучил за сорок лет войны, Суорбрек, так это то, что покойников нужно хоронить за пределами лагеря. — Он плотнее запахнул плащ, ежась от ледяного ветра, поскольку дверь не закрывали. — Проклятый холод. — Жадно сгорбившись над очагом, он стал похожим на ведьму над ее колдовским котлом, которая протянула к огню скрюченные когтистые пальцы. — Здесь все напоминает мне север, а это не очень-то хорошо, правда, Темпл?

— Не очень, генерал. — Напоминания о любом мгновении минувших десяти лет, по мнению Темпла, ничем хорошим быть не могли. Море жестокости, обид и утрат. Кроме тех дней, когда он окидывал взглядом равнины, сидя в седле. Или забравшись на остов лавки Маджуда. Или препираясь с Шай относительно долга. Танцуя, тесно прижимаясь к ней. Наклоняясь, чтобы поцеловать ее, глядя на ее улыбку, когда она тянулась поцеловать его. Темпл передернулся. Он просрал все полностью и окончательно. В самом деле, ты никогда не ценишь того, что имеешь, пока не выпрыгнешь из окна.

— То проклятое отступление. — Коска погрузился в борьбу с собственными неудачами, которых тоже хватало. — Тот проклятый снег. Тот ублюдочный предатель Черный Кальдер. Сколько достойных людей мы потеряли, правда, Темпл? Таких как… Имена я позабыл, но и так понятно. — Он обернулся и сердито бросил через плечо: — Когда вы говорили о форте, я ожидал увидеть что-то… более надежное.

На самом деле главное сооружение Бикона представляло собой большую бревенчатую хижину на полтора этажа, разделенную на комнаты звериными шкурами, с прочной дверью и узкими окнами, с выходом на ныне сломанную сторожевую башню на одном углу и множеством сквозняков.

— В Дальней Стране мы нетребовательны, — пожал плечами Даб Свит. — Воткнешь рядом три палки, вот тебе и форт.

— Думаю, мы должны радоваться любому убежищу, которое доступно. Еще одна ночь под открытым небом, и вам пришлось бы дожидаться весны, чтобы меня разморозить. Как я тоскую по прекрасным башням Виссерина! Пьянящие ночные ароматы у реки! А знаете ли вы, Суорбрек, что однажды я владел этим городом?

— Кажется, вы уже упоминали об этом, — вздрогнул писатель.

— Никомо Коска! Великий герцог Виссерина! — Старик прервался, чтобы сделать глоток из фляги. — Я должен вернуть его! Мои башни, мой дворец, мою славу. Я часто испытывал разочарование, это правда. Мое прошлое — переплетение, как бы выразиться, рубцов и шрамов. Но ведь все еще впереди, не правда ли?

— Конечно! — Суорбрек фальшиво хихикнул. — Впереди у вас долгие годы успеха, я уверен!

— Есть немного времени, чтобы поправить дела… — Коска увлеченно рассматривал кисти рук и, содрогаясь, пошевелил узловатыми пальцами. — Знаете, Суорбрек, обычно я поражал всех искусством метания ножей. Мог с двадцати шагов попасть в муху. А теперь? — Он оглушительно фыркнул. — Теперь я ее и разглядеть с двадцати шагов не могу в ясный день. Это наибольшее предательство из всех возможных. Предательство собственной плоти. Проживешь достаточно долго и увидишь, как она тебе отказывает…

Очередной порыв сквозняка возвестил о прибытии сержанта Балагура. Его толстый нос и прижатые к черепу уши слегка порозовели, но больше ничего не указывало, что он страдает от холода. Казалось, жара, солнце или ураган ему безразличны.

— В лагерь подтянулись последние из отставших, — доложил он.

— Прихлебатели, ползут за нами, как опарыши за падалью. — Брачио налил себе выпивки.

— Не уверен, что сравнение нашего благородного сообщества с гниющим трупом — правомерно, — возразил Коска.

— Насколько бы метким оно ни было, — прошептал Темпл.

— Кто смог доехать сюда?

— Девятнадцать шлюх и четыре сутенера, — сказал Балагур.

— Они найдут дело, — кивнул Коска.

— Двадцать два погонщика и грузчика, включая калеку Хеджеса, который продолжает утверждать, что должен с вами говорить.

— Всем я нужен! Как будто я — праздничный пирог со смородиной!

— Тринадцать мелких торговцев, разносчики и ремесленники, шестеро из которых жалуются, что их обобрал кто-то из Роты…

— Я угодил в общество нечистых на руку людей! А когда-то был великим герцогом. Еще одно разочарование.

— …два кузнеца, барышник, меховщик, цирюльник, который утверждает, что ему знакомо ремесло хирурга. Парочка прачек, виноторговец, но без товара. Навыки и умения еще семнадцати человек установить не удалось.

— Бродяги и бездельники, мечтающие разжиреть на крохах с моего стола! Неужели ни в ком не осталось чести, правда, Темпл?

— Слишком мало, — ответил Темпл, ведь и его собственный запас был позорно мал.

— А фургон… — Коска придвинулся вплотную к сержанту и после очередного глотка из фляги довольно внятно прошептал: — Фургон Наставника Пайка прибыл?

— Так точно, — ответил Балагур.

— Выставьте охрану.

— И все-таки, что там прячут? — спросил Брачио, прочищая ногтем закисший глаз.

— Если я поделюсь знаниями, то он перестанет быть фургоном-загадкой, а станет… обычным фургоном. Думаю, мы все согласимся, что исчезнет всяческая таинственность.

— А где эти помои будут отогреваться? — решительно спросил Джубаир. — Наши бойцы едва поместятся в доме.

— А как там курганы? — поинтересовался Старик.

— Пусты, — ответил Свит. — Разграблены много веков назад.

— Вот там пускай и греются, как могут. Какова шутка, правда, Темпл? Герои былых времен изгнаны из гробниц современными шлюхами!

— Я потрясен до глубины души, — пробормотал стряпчий, содрогаясь от одной мысли о гробовом холоде внутри курганов, не говоря уже о том, чтобы трахаться там.

— Не буду мешать вам, генерал, — встрял Даб Свит. — Я, пожалуй, пойду готовиться.

— Конечно! Слава, она, как хлеб, со временем теряет свежесть! Это Фаранс сказал или Столикус? И каков ваш план?

— Я надеюсь, что их разведчик помчится домой и сообщит своим друзьям-драконам, что здесь не больше двадцати человек.

— Лучший противник — удивленный и обманутый! Все-таки это Фаранс… Или Байеловельд? — Коска бросил на Суорбрека, который увлекся своей записной книжкой, испепеляюще-презрительный взгляд. — Все писатели похожи друг на друга… Так что ты говорил?

— Полагаю, они встанут перед выбором — затаиться в Ашранке и сделать вид, что не заметили нас, или спуститься вниз и перебить нас.

— Спустятся и будут неприятно поражены, — сказал Брачио и хихикнул, подергивая челюстью.

— Пока это всего лишь наши пожелания, — возразил Свит. — Но они не станут спускаться, если петух их не клюнет. Наши следы на их земле подтолкнут драконов к решению. Они чертовски злятся, когда дело доходит до их земли. Кричащая Скала знает дорогу. Она даже знает тайные тропы, ведущие в Ашранк, но это дьявольски опасно. Поэтому все, что мы сделаем, — поднимемся в горы и основательно наследим. Потухший костер, истоптанные тропы…

— Дерьмо! — торжественно, словно имя пророка, провозгласил Джубаир.

— Замечательно! — Коска поднял флягу. — Подловим их на дерьмо! Я полностью уверен, что Столикус не посоветовал бы ничего подобного, правда, Темпл?

— А вы уверены, что они клюнут на наживку из дерьма? — Брачио глубокомысленно потеребил нижнюю губу.

— Они всегда были тут победителями, — пояснил Свит. — Привыкли убивать духолюдов и распугивать первопроходцев. Победы вселили в них непомерную гордыню. Они не пытаются придумать что-то новенькое. Но Народ Дракона по-прежнему опасен. Вам лучше подготовиться получше. И не спугнуть их, пока они не заглотят крючок.

— Я же говорю, что охотно верю, — кивнул Коска. — Я бывал по обе стороны засады не раз и прекрасно понимаю, о чем речь. А что вы думаете о нашем замысле, мастер Кантлисс?

Несчастный разбойник в разорванной одежде, с набитой за пазуху для сохранения тепла соломой, сидел до той поры в углу, баюкал сломанную руку и тихонько сопел. При звуках своего имени он приободрился и резво закивал, как будто его одобрение могло кому-либо помочь.

— Звучит неплохо. Они думают, что эти холмы принадлежат им — тут я согласен полностью. Этот Ваердинур убил моего друга Рябого. Убил равнодушно, как ни в чем не бывало. А можно мне… — Он потянулся к фляге Коски, облизывая губы.

— Само собой, — ответил Старик, допив все до последней капли и переворачивая флягу горлышком вниз, дабы показать, что она пуста. — Капитан Джубаир, ты отберешь восемь самых опытных бойцов, которые будут сопровождать разведку.

Свит недоверчиво покосился на неповоротливого кантика.

— Я предпочел бы ехать с людьми, которым доверяю.

— Как и все мы, но можно ли таких повстречать, не правда ли, Темпл?

— Очень мало. — Стряпчий не мог причислить к надежным ни себя, ни кого-либо из заполнивших хижину.

— Значит, вы нам не доверяете? — воскликнул Свит с видом оскорбленной невинности.

— Мне часто приходилось разочаровываться в людях, — возразил Коска. — С той поры, как великая герцогиня Сефелин предала меня и отравила мою дражайшую любовницу, я никогда не обременяю излишним доверием деловые отношения.

— Лучше всего, — Брачио громогласно отрыгнул, — внимательно следить друг за другом, держать оружие под рукой и оставаться подозрительным, не забывая, что личные интересы — главная побудительная причина.

— Великолепно сказано! — Коска хлопнул его по колену. — Это как нож в носке, который в трудной ситуации станет тайным оружием.

— Я пробовал носить нож в носке, — пробормотал Брачио, поглаживая нагрудную перевязь. — Ужасно трет ногу.

— Так мы выступаем? — прогремел Джубаир. — Нельзя тратить время впустую, когда Бог посылает тебе важную работу.

— Работу надо по-любому работать, — ответил Свит, поднимая воротник шубы и выходя в ночь.

Коска потянул к губам флягу, но вспомнил, что она пустая, и знаком потребовал наполнить.

— Дайте еще выпивки! А ты, Темпл, присядь рядом, поговори со мной, как бывало раньше. Успокой меня, Темпл, дай мне совет.

— Не уверен, что смогу дать правильный совет, — вздохнул Темпл. — Мы вышли за пределы досягаемости законов.

— Я говорю не о человеческих законах, а о праведном пути! Спасибо… — Сержант Балагур принялся наливать из открытой бутылки во флягу капитан-генерала с ювелирной точностью. — Я чувствую, что буря влечет меня по морю непонимания и мой компас моральных норм сбился! Стань звездой моей нравственности, Темпл! А как же Бог, человече, как же Бог?

— Боюсь, что мы могли выбраться и за пределы досягаемости Божьих законов тоже, — пробормотал Темпл, когда отворились двери.

Вошел, сильно хромая и вцепившись в драную шляпу, Хеджес. Он казался еще изможденнее, чем прежде.

— Ты кто такой? — спросил Коска, вглядываясь в полумрак.

— Меня зовут Хеджесом, господин капитан-генерал. Я погонщик из Криза. Ранен при Осрунге, господин, командовал там атакой.

— Вот по этой причине я оставляю командование атаками другим.

Шаря глазами по сторонам, Хеджес пересек комнату.

— Не могу не согласиться, господин. Могу я с вами поговорить?

Довольный, что Коска отвлекся, Темпл выскочил в кромешную тьму.

Обитатели лагеря нисколько не заботились скрытностью. Люди, закутанные в шкуры и плащи, одетые в рваные одеяла и части доспехов, с ругательствами топтались по снегу, превращая его в грязную слякоть, высоко поднимали шипящие факелы, тащили упирающихся лошадей, разгружали из фургонов сундуки и корзины, пар от дыхания вился облаками вокруг их лиц.

— Можно мне пойти с вами? — спросил Суорбрек, пристраиваясь рядом с Темплом в общей неразберихе.

— Если не боитесь, что моя удача заразна.

— Вряд ли она хуже моей, — пожаловался биограф.

Они миновали кучку людей, которые набились в хижину с одной обрушившейся стеной и разыгрывали в кости место для постелей. Еще один точил клинок на скрипучем камне, и рой искр улетал в темноту. Три женщины спорили о том, как лучше развести огонь в очаге. Ни одна не знала правильного ответа.

— Вас когда-либо охватывало чувство… — рассуждал вслух Суорбрек, пряча лицо в воротнике потертого плаща. — Чувство, что вы каким-то образом угодили в более чем нежелательное положение, но не можете ума приложить, как оттуда выкарабкаться?

— В последнее время — ежедневно и ежечасно, — покосился на писателя Темпл.

— Как будто вы наказаны, но не знаете, за что…

— Я знаю за что, — пробормотал Темпл.

— А я не знаю.

— Жаль, что не могу сказать то же самое. Но, боюсь, это правда.

Один из курганов откопали от снега. Свет факела отражался от замерзшего мха в сводчатом проходе, который один из сутенеров уже занавешивал. Снаружи начала выстраиваться неровная очередь. Между двумя другими курганами дрожащий разносчик устроил прилавок, предлагая кожаные ремни и мазь для их пропитки. Хорошему купцу спать некогда.

Темпл уловил отголоски слов Инквизитора Лорсена, доносящиеся из-за неплотно закрытой двери:

— Вы, Димбик, в самом деле верите, что в этих горах прячутся мятежники?

— Вера — это роскошь, которую я не могу позволить себе довольно давно, Инквизитор. Я выполняю приказы.

— Чьи приказы, капитан? Вот в этом-то все и дело. Я получаю приказы от Наставника Пайка, а Наставник, в свою очередь, непосредственно от Архилектора. А распоряжение Архилектора гласит… — Голос перешел в невнятное бормотание.

На окраине лагеря в темноте собрались бывшие товарищи Темпла. Вновь пошел снег. Белые звездочки оседали на гривах коней, на седых волосах Кричащей Скалы, на старом знамени, которым она обмоталась, на плечах сгорбившейся Шай, проверявшей, как показалось, содержимое сумок на вьюках, которые Лэмб навешивал на лошадь.

— С нами собрался? — спросил Савиан, взглянув на приближающегося Темпла.

— Желаю всем сердцем, но у остальных частей тела преобладает здравый смысл, и они вежливо отказались.

— Кричащая Скала! — Суорбрек с надеждой потянулся за записной книжкой. — Какое загадочное имя!

— Да, — глянула она на писателя.

— Осмелюсь предположить, что за ним наверняка стоит загадочная история.

— Да.

— Не желаете ею поделиться?

Кричащая Скала подтолкнула коня и медленно растворилась в темноте.

— Похоже, это означает — нет, — сказала Шай.

— Писателю приходится учиться безропотно сносить презрение, — вздохнул Суорбрек. — Не каждое слово или предложение приходится по вкусу всем читателям. Мастер Лэмб, вы беседовали когда-либо с писателем?

— Нет, но с остальными типами лжецов мы уже сталкивались, — отрезала Шай.

Но биограф не сдавался:

— Я слышал, люди говорили, что у вас опыта в поединках больше, чем у любого живущего на земле человека.

— А вы верите всему, что слышите? — Лэмб затянул последнюю подпругу.

— Значит, вы отрицаете эти слухи?

Лэмб промолчал.

— Можете ли вы поделиться с моими читателями какими-то тонкостями этого смертельного занятия?

— Не занимайтесь им.

— А правда то, что говорил мне генерал Коска? — Суорбрек шагнул ближе.

— По внешнему виду он не тянет на образец честности.

— Он говорил, что однажды вы были королем?

Брови Темпла полезли на лоб. Свит закашлялся. Шай рассмеялась, но, заметив, что Лэмб не возражает, стала серьезной.

— Он говорил, что вы были бойцом короля северян, — продолжал Суорбрек. — Выиграли в его честь десять поединков в Кругу, потом он вас предал, но вам удалось уцелеть. В конце концов вы убили его и заняли трон.

Лэмб неторопливо вскарабкался в седло, хмуро глядя в ночь.

— Было время, когда люди надели на меня золотую цепь и преклонили колена. Тогда их это устраивало. В трудные времена люди любят подчиняться жестким вождям. В мирные времена они начинают полагать, что станут счастливее, поднявшись с колен.

— Вы их вините в этом?

— Я давно перестал винить людей. Люди — просто люди. — Лэмб повернулся к Темплу.

— Как по-твоему, мы можем доверять Коске?

— Даже наоборот, — ответил Темпл.

— Чувствовал, что так ты и скажешь, — Лэмб толкнул лошадь пятками, направляясь в темноту.

Суорбрек какое-то мгновение смотрел ему вслед, а потом послюнявил карандаш и принялся быстро писать.

Темпл поймал взгляд Шай, когда она садилась на коня.

— Надеюсь, вы их отыщете, — выдавил он. — В смысле, детей.

— Найдем. Надеюсь, и ты найдешь… не важно, что ты там ищешь.

— Мне кажется, я нашел, — прошептал он. — И снова потерял.

Она посидела молча, как бы размышляя — что же ответить, а потом причмокнула и заставила лошадь пойти шагом.

— Удачи! — крикнул Темпл ей в спину. — Береги себя среди дикарей!

Она оглянулась на форт, откуда доносились звуки нестройного пения, и приподняла бровь.

— И ты тоже.

Ловушка

В первый день они ехали через лес из деревьев, выше и больше, чем Шай когда-либо видела. Ветка над веткой, ветка над веткой… Вместе они закрывали солнце. Шай казалось, будто она угодила в гигантский склеп, мрачный и торжественный. Снежинки слетали в тишине, наметая у корней сугробы в фут глубиной. Ледяной наст резал ноги коням, поэтому приходилось петлять в поисках твердой земли. То здесь, то там собирался призрачный туман, клубился вокруг скал и людей, которые шли сквозь него, словно привидения, отбирал тепло их душ. И нельзя сказать, чтобы тепла хватало… Кричащая Скала всякий раз предостерегающе шипела, когда кто-нибудь говорил вслух, поэтому они продолжали путь в мучительной тишине, нарушаемой лишь хрустом снега, натужным дыханием лошадей, кашлем Савиана и негромким бормотанием Джубаира. По мнению Шай, он молился. Да, он был набожным ублюдком, этот здоровенный кантик, и вряд ли кто-то смог бы доказать обратное. Но сделало ли из него показное благочестие безопасного человека, к которому не страшно повернуться спиной? Шай сомневалась. Насколько она успела понять, люди, хорошо разбирающиеся в религии, использовали ее для оправдания неблаговидных поступков, а не для совершения праведных.

Только когда сумерки поглотили остатки дневного света, Свит привел их к неглубокой пещере под скальным выступом и позволил отдохнуть. К тому времени и кони под седлом, и заводные кони измучились и дрожали, да и Шай чувствовала себя не намного лучше. Все тело целиком болело, закостенело, занемело от холода, потертости и ссадины состязались между собой — которая докучает сильнее.

Разводить огонь запретили. Они поужинали холодным мясом и черствым хлебом, передавая по кругу бутылку. Закашлявшись, как обычно, Савиан сохранил каменное лицо, но Шай показалось, что он волнуется больше обычного. Сутулился и сжимал плащ у горла побелевшей рукой.

Один из наемников по имени Сакри, стириец с торчащей вперед челюстью, чей вид раздражал Шай тем, что радовался, когда другим плохо, усмехнулся и сказал:

— Да ты простыл, старикан. Может, тебе лучше вернуться?

— Заткнись, — заявила Шай с таким запалом, на какой только была способна, то есть с весьма небольшим.

— А что ты мне сделаешь? — Он откровенно глумился. — Стукнешь меня?

— Именно. — Злость чуть-чуть добавила горячности. — Гребаным топором. Поэтому заткнись.

На этот раз он в самом деле замолчал, но когда в небе взошла луна, Шай сообразила, что он просто прикидывает, как свести счеты, и решила для себя, что лучше не поворачиваться к Сакри спиной.

Сторожили лагерь попарно — один наемник и один из Братства. Следили ночью друг за другом так же внимательно, как и выглядывали возможное появление Народа Дракона. Когда Свит захрапел, Шай потрясла Лэмба за плечо.

— Проснитесь, ваше величество.

— Всегда прикидывал, — он недовольно вздохнул, — когда же это снова всплывет.

— Ну, простите неразумную селянку. Просто я поражена, что настоящий король северян дрыхнет на моем одеяле.

— Я провел в десять раз больше лет своей жизни нищим и без единого друга. Почему никто не хочет поговорить об этом?

— Что касается меня, то мне переживания бедняков знакомы, а потому неинтересны. А вот носить корону не доводилось.

— Мне тоже, — сказал он, выползая из постели. — У меня была цепь.

— Золотая?

— И с вот таким алмазом. — Судя по разведенным пальцам Лэмба, не меньше куриного яйца.

— Ты? — Шай все еще не верилось, что ее не разыгрывают.

— Я.

— Который проходил всю зиму в одних штанах?

— К тому времени я остался без цепи, — пожал он плечами.

— Должна ли я как-то по-особенному вести себя в присутствии вашего величества?

— Лишний реверанс не помешал бы.

— Да пошел ты! — фыркнула Шай.

— Пошли вы, ваше величество.

— Король Лэмб… — бормотала она, ныряя под одеяло.

— У меня было другое имя.

— И какое же? — приподняла она голову.

Он сидел у широкого входа в пещеру, сгорбленная черная тень на фоне звездного неба. Выражение лица скрывала тьма.

— Не важно, — ответил Лэмб. — Ни к чему хорошему оно не привело.

На следующее утро снегопад дополнился ветром, налетавшим сразу со всех сторон, злым, как разорившийся лавочник. Они взобрались на коней и с нетерпением спешащих на собственное повешение двинулись дальше. Все вверх и вверх. Лес редел, деревья мельчали, стояли скрученные, как старики. Тропа шла через голые скалы, постоянно сужаясь. Иногда она напоминала строе русло реки, но иногда походила на рукотворные ступени, выглаженные временем и непогодой до блеска. Одного из своих людей Джубаир отправил назад с лошадьми, и Шай порой жалела, что не вызвалась пойти с ним. Оставшийся путь они преодолели пешком.

— Какого дьявола эти ублюдочные Драконы забыли там наверху? — ворчливо спросила Шай у Свита. Окружавшая их местность совсем не походила на такую, куда человек в своем уме захочет прийти, не говоря уже о том, чтобы жить здесь.

— Я не уверен, что могу сказать наверняка, почему они сюда пришли, — старый разведчик умудрялся вставлять слова между глубокими вдохами. — Но они тут очень давно.

— Она не рассказывала? — Шай кивнула на Кричащую Скалу, которая упрямо шагала впереди.

— Я думаю, она потому и задержалась со мной на долгие годы, что я… стараюсь не задавать неудобные вопросы.

— Ну, уж не потому, что ты красавец, это точно.

— В жизни есть кое-что поважнее, чем внешность, — покосился Свит. — К счастью для нас обоих.

— А что они делают с детьми?

Он остановился, чтобы освежиться глотком воды, предложил флягу Шай, в то время как наемники пыхтели под тяжестью оружия и доспехов.

— Насколько я слышал, здесь дети не рождаются. Что-то не то с землей. Все становятся бесплодными. Люди Народа Дракона были приведены из других земель. Раньше это были все больше духолюды, частично имперцы, ну, совсем немного северян, которые приблудились от моря Зубов. Но теперь, когда старатели разогнали духолюдов, им пришлось раскинуть сети пошире. Покупают детей у типов наподобие Кантлисса.

— Меньше болтать! — прошипела сверху Кричащая Скала. — Больше шагать!

Снег теперь падал гуще, чем прежде, но не накапливался сугробами, а когда Шай размотала защищавшие лицо тряпки, то поняла, что ветер жжет вполовину слабее. Через час снег превратился в скользкую жижу на мокрых камнях. Сняв промокшие перчатки, Шай осознала, что теперь чувствует кончики пальцев. Еще часом позже, несмотря на снегопад, земля стала голой. Шай вспотела и была вынуждена снять плащ и увязать его в узел за спиной. Остальные не отставали от нее. Нагнувшись, она прижала ладонь к земле, почувствовав странное тепло. Как будто за стеной в пекарне протопили печь.

— Там внизу огонь, — пояснила Кричащая Скала.

— Да? — Шай отдернула руку, как будто ревущее пламя могло вырваться из земли прямо здесь. — Не могу сказать, что знание этого переполняет меня уверенностью.

— Лучше, когда тебя переполняет замороженное дерьмо до самой задницы, да? — сказал Свит, сбрасывая рубашку, под которой оказалась еще одна.

Шай задумалась — сколько же их у него? И если разведчик снимет последнюю, не исчезнет ли он совсем?

— Поэтому Народ Дракона здесь живет? — спросил Савиан, щупая теплую землю. — Из-за огня?

— Или огонь здесь потому, что они тут поселились… — Кричащая Скала посмотрела на склон — голые камни, щебень и желтые разводы серы на отвесных утесах. — За этой дорогой могут следить.

— Конечно, могут, — согласился Джубаир. — Бог все видит.

— Но не Бог всадит тебе в задницу стрелу, если мы пойдем по этой тропе, — заметил Свит.

— Бог помещает все вещи туда, где они должны быть, — пожал плечами Джубаир.

— И что тогда? — спросил Савиан.

— Будем подниматься, — Кричащая Скала уже разматывала веревку, которую вытащила из мешка.

Шай потерла виски.

— У меня было мерзкое чувство, что она именно это скажет.

Карабкаться по скалам оказалось чертовски тяжело. Хуже, чем подниматься пешком. И возможное падение в бездну тоже пугало. Кричащая Скала цеплялась за выступы, как паук, Лэмб не отставал от нее. По всей видимости, он чувствовал себя в горах, как дома. Эти двое спускали веревки для остальных. Шай шла в одной связке с Савианом, чертыхаясь и впиваясь в гладкую скалу. Руки болели от усилий, ладони горели огнем.

— Все не было случая поблагодарить тебя, — сказала она, дождавшись его на выступе.

Савиан не издал ни звука, не считая шороха веревки в больших мозолистых ладонях.

— За то, что ты сделал в Кризе. — Молчание. — Меня не так часто спасали, чтобы этот поступок не запомнился. — Тишина. — Ты помнишь?

Шай показалось, что он едва-едва пожал плечами.

— Похоже, ты избегаешь разговоров об этом.

Молчание. Скорее всего, он избегал любых разговоров.

— Возможно, ты не слишком охотно принимаешь благодарности.

Опять тишина.

— А я, вполне возможно, не слишком умело их раздаю.

— Просто ты не торопишься.

— Ну, тогда еще раз спасибо. Думаю, если бы не ты, я была бы покойницей.

Савиан сжал тонкие губы и проворчал через силу:

— Думаю, ты или твой отец сделали бы для меня то же самое.

— Он — не мой отец.

— Это ваше личное дело. Но если ты спросишь, я могу ответить — могло быть и хуже.

— Я тоже всегда так думаю, — фыркнула Шай.

— Знаешь, он не этого хотел. Или не хотел, чтобы все было так.

— Об этом я тоже размышляла. Но не так уверенно. Семья, да?

— Семья.

— А где Корлин?

— Она может за себя постоять.

— Не сомневаюсь, — Шай понизила голос. — Савиан, а я знаю, кто ты.

— Ты о чем? — Он пристально посмотрел на нее.

— Я знаю, что ты скрываешь, — Шай указала глазами на его спрятанные под плащ предплечья, покрытые синими татуировками.

— Не понимаю, о чем ты… — ответил Савиан, но не удержался и поправил рукав.

Она придвинулась ближе и прошептала:

— Просто сделай вид, что понимаешь. Когда Коска завел разговор о мятежниках, мой проклятый длинный язык, как обычно, меня подвел. Я хочу сказать, что собиралась помочь… а вышло не очень-то…

— Слегка.

— По моей глупости ты угодил в трудное положение. Если этот ублюдочный Лорсен узнает, что у тебя… Короче, я хочу сказать — уходи. Это — не твоя борьба. Уйти — не позор. Пустошей, где можно скрыться, хватает.

— И что все скажут? Что я забыл о мальчишке, которого у меня украли? Это только подстегнет их любопытство. И создаст вам ненужные трудности. Полагаю, мне лучше просто не высовываться и придерживать рукава пониже. Так будет лучше для всех.

— Мой проклятый длинный язык, — прошипела она себе под нос.

Савиан усмехнулся. Шай подумала, что она первый раз увидела улыбку. Как будто зажегся фонарь. Морщины на его видавшем виды лице разгладились, глаза засияли.

— Знаешь, что? Твой проклятый длинный язык не всем по нутру, но я его почти люблю. — Он опустил ладонь на плечо Шай и легонько сжал. — Не своди глаз с этого Сакри. Не думаю, что он разделяет мой восторг.

Она тоже не думала. Особенно после того, как с грохотом слетел камень, разминувшись на волосок с ее головой. Наверху радостно улыбался Сакри, и Шай не сомневалась, что он нарочно столкнул обломок. Улучив мгновение, она высказалась ему прямо в глаза, прозрачно намекнув, куда засунет нож, если что-то подобное повторится. Прочие наемники остались в восторге от ее речи.

— Мне придется научить тебя уму-разуму, девчонка, — возмутился Сакри, выпячивая еще дальше челюсть, словно это помогло бы сберечь лицо.

— Для этого, мать твою, надо самому его иметь.

Он схватился за меч, скорее рисуясь, чем собираясь им воспользоваться, но тут между ними встал Джубаир.

— Ты обнажишь клинок, Сакри, — сказал кантик, — но тогда, когда я скажу, и против кого я скажу. Они — наши союзники. Они нужны нам, чтобы показать путь. Оставь женщину в покое, или мы поссоримся, а ссора со мной — тяжелый груз, не каждому под силу его снести.

— Прошу прощения, капитан, — ответил Сакри, нахмурившись.

— Сожаление — путь к спасению, — Джубаир указал ему на тропу раскрытой ладонью.

Лэмб даже не глядел в их сторону во время спора и пошел дальше, словно его ничего не касалось.

— Спасибо за поддержку, — бросила Шай, догнав его.

— Ты бы получила ее в случае необходимости, ты же знаешь.

— От пары слов ты бы не перетрудился.

— Я вижу два пути для нас, — Лэмб наклонился к ней. — Первый — попытаться использовать этих ублюдков. И второй — убить их всех. Резкие слова еще никому не помогли выиграть битву, но многим помогли проиграть. Если хочешь убить человека, не облегчай его жизнь предупреждением.

С этими словами Лэмб ушел вперед, оставив ее в размышлениях.

Лагерь они разбили возле быстрого ручья, пить из которого Свит запретил. Да вряд ли кому бы то и захотелось, учитывая, что смердело от него, как от пердунов на танцульках. Всю ночь плеск воды проникал в уши Шай, и снилось ей падение в бездну. Проснувшись среди ночи, взмокшая от жары, с горлом, першившим от вони, она увидела стоявшего на страже Сакри. Он смотрел на нее. В руке наемника поблескивала сталь. После этого она до утра лежала не смыкая глаз, зажав нож в кулаке. Так она ночевала, когда была в бегах. И напрасно надеялась, что это больше не повторится. Шай пожалела, что рядом нет Темпла. Конечно же, герой из него никакой, но почему-то в его присутствии она чувствовала себя смелее.

Утро осветило серые тени скал, которые за мельтешащим занавесом снега напоминали руины крепостных стен и башен. В камне виднелись отверстия — слишком ровные, чтобы быть естественными. Рядом возвышались невысокие насыпи.

— Старатели забрались так далеко? — спросил один из наемников.

— Вовсе нет, — покачал головой Свит. — Эти раскопки гораздо старше.

— Насколько старше?

— Сильно-сильно старше, — отрезала Кричащая Скала.

— Чем мы ближе, тем больше я переживаю, — сказала Шай Лэмбу, когда они пошли дальше, усталые и разбитые.

— Начинаешь думать о тысяче причин, чтобы все пошло не так, как надо, — кивнул он.

— Боюсь, что мы их не найдем.

— Или боишься, что найдем.

— Или просто боюсь, — прошептала она.

— Бояться — это хорошо, — сказал он. — Мертвецы не боялись, а я не хочу, чтобы кто-то из нас присоединился к ним.

Дневной отдых устроили у глубокого ущелья. С его дна доносилось журчание воды, кверху поднимался пар, и повсюду воняло серой. Над провалом нависла арка из черного камня, влажная и обросшая бородой известковых сосулек, с которых срывалась капель. Посередине ее со скрипом раскачивалась на ветру ржавая цепь со звеньями в фут длиной. Савиан сидел запрокинув голову и тяжело дышал. Наемники сгрудились поблизости, передавая по кругу флягу.

— А вот и она! — хихикнул Сакри. — Охотница за детьми! — Шай глянула на него, на пропасть за его спиной и подумала, что было бы здорово их познакомить. — Какой дурак может надеяться найти здесь детей живыми?

— Почему длинные языки и маленькие мозги так часто достаются одним хозяевам? — пробормотала она, но вспомнила слова Лэмба и решила, что с таким же успехом может отнести эту фразу к себе, а потому закрыла рот.

— Что, сказать нечего? — гнусаво спросил Сакри, прикладываясь к фляге. — Хоть чему-то ты научилась…

Протянув могучую руку, Джубаир столкнул его со скалы. Стириец сдавленно вскрикнул, уронил флягу и исчез. Удар, грохот камней, потом еще и еще донеслись из глубины ущелья.

Наемники смотрели молча. Один так и застыл с поднесенной ко рту полоской вяленого мяса. У Шай побежали мурашки, когда Джубаир подошел к пропасти и, глубокомысленно поджав губы, посмотрел вниз.

— Мир полон ошибок и утрат, — сказал он. — Этого достаточно, чтобы покачнуть Веру человека.

— Ты убил его! — воскликнул один из наемников, выказывая тот немалый талант утверждать очевидное, каким обладают многие.

— Бог убил его. А я — всего лишь орудие.

— Думаю, Бог тоже может быть ершистым ублюдком, да? — каркнул Савиан.

— Бог — беспощаден и ужасен, — кивнул Джубаир. — Все в мире подчинено его замыслу.

— Из-за его замысла у нас на одного человека меньше, — заметил Даб Свит.

— Это лучше, чем разногласия, — Джубаир поправил мешок на плече. — Мы должны быть едины. А если мы не можем прийти к согласию, как Бог поможет нам?

Он кивнул Кричащей Скале и позволил своим людям, которые держались настороженно, сглатывали и поглядывали в пропасть, пройти мимо.

Джубаир поднял оброненную Сакри фляжку.

— В городе Уль-Наб в Гурхуле, где я родился, благодарение Всевышнему, смерть — великая вещь. В гроб кладут все регалии, семья плачет, и целая процессия скорбящих движется по усыпанному цветами пути к месту похорон. Здесь же смерть — пустяк. Человек, который думает, что у него больше одной попытки, дурак. — Он, нахмурившись, посмотрел на арочный мост и оборванную цепь, задумчиво отхлебнул. — Чем дальше я забираюсь в эти окраины мира, не нанесенные на карту, тем больше убеждаюсь, что наступают последние дни.

Лэмб выхватил флягу из руки Джубаира, осушил ее и швырнул вслед владельцу.

— Каждый день для кого-то последний.

Они сидели на корточках среди разрушенных стен в окружении камней, покрытых потеками и соляной коркой, и изучали долину. Казалось, они рассматривали ее сквозь пелену липкого тумана целую вечность, а Кричащая Скала шипела на них и требовала соблюдать тишину, спрятаться, заткнуться. Шай слишком устала, чтобы возражать. Она слишком устала от всего. Устала, издергалась, измучилась страхом, беспокойством, надеждой. Причем надежда докучала больше всего.

Время от времени Савиан приглушенно кашлял, но Шай его не винила. Долина источала едкие испарения, которые поднимались из невидимых трещин и превращали обломки в призраки, а потом оседали, скапливаясь туманом на дне долины.

Джубаир сидел, скрестив ноги, закрыв глаза и сложив руки, огромный и терпеливый. Тихо шевелил губами, а пот поблескивал у него на лбу.

Потели все. Рубаха Шай взмокла на спине, волосы липли к лицу. Подумать только — всего день или два назад она умирала от холода! Теперь она была готова отдать зуб, чтобы нырнуть в сугроб. Опираясь ладонями на теплые и липкие валуны, она подползла к Кричащей Скале.

— Они близко?

Духолюдка поводила глазами вверх-вниз.

— Где?

— Если бы я знала, то не смотрела бы.

— Когда мы оставим приманку?

— Скоро.

— Надеюсь, ты не имеешь в виду дерьмо? — проворчал Свит, раздевшийся до последней рубашки. — Признаться, я не представляю, как сниму здесь штаны.

— Заткнись… — прошипела Кричащая Скала, резко поднимая руку.

В полумраке на противоположном склоне долины мелькнула тень. Человек перепрыгивал с валуна на валун. Точнее издалека сказать было трудно, но фигура очертаниями походила на человека — высокого, крепко сложенного, темнокожего и лысого. В одной руке он сжимал посох.

— Это он свистит? — удивилась Шай.

— Тс-с-с-с… — прошипела Кричащая Скала.

Старик прислонил посох к плоскому камню у края воды, сбросил одежду, бережно сложил ее на валуне, а потом принялся за странный танец, кружась голым среди обломков вдоль берега.

— Он не выглядит страшным, — прошептала Шай.

— Он страшен, — ответила Кричащая Скала. — Это Ваердинур. Он — мой брат.

Шай оценила ее кожу цвета парного молока, потом оглянулась на темнокожего мужчину, который, насвистывая, погружался в воду.

— Вы не очень похожи.

— Мы из разных утроб.

— Рада это слышать.

— Что?

— Почему-то думала, что ты вылупилась из яйца. Ты кажешься бесчувственной.

— У меня есть чувства, — ответила Кричащая Скала. — Но они должны служить мне, а не я им.

Она сунула трубку в рот и крепко сжала зубами.

— Эй, а что это Лэмб задумал? — послышался голос Джубаира.

Шай оглянулась. Ее отчим прыгал с валуна на валун, направляясь к воде. До берега ему оставалось каких-то двадцать шагов.

— Черт побери… — пробормотал Свит.

— Вот дерьмо!

Шай разогнула затекшие колени и махнула прыжком через обрушенную стену. Даб Свит пытался ее удержать, но она оттолкнула его руку и побежала к Лэмбу, стараясь одним глазом следить за стариком, который беспечно плескался в воде. Его свист плыл сквозь туман. Она спотыкалась и поскальзывалась на камнях, бежала едва ли не на четвереньках, ударяясь, подворачивая ступни, сгорая от желания закричать, позвать Лэмба, но понимала, что нельзя.

Он достаточно опередил ее — не догнать — и спустился к водоему. Шай просто смотрела, как он расселся на валуне, используя сложенную одежду Ваердинура вместо подстилки, уложил на одно колено обнаженный меч, вытащил точило, поплевал на него и… с резким скрежетом провел по клинку. Шай вздрогнула.

Плечи Ваердинура удивленно дернулись, но он сохранял спокойствие. Только после второго движения Лэмба он медленно обернулся. Шай показалось, что лицо у него доброе. Хотя она повидала множество людей, выглядевших добродушно, но совершавших очень и очень жестокие поступки.

— Ничего себе! — Ваердинур казался скорее озадаченным, чем удивленным. Его темные глаза скользнули от Лэмба к Шай и обратно. — Откуда вы взялись здесь?

— Вообще-то из Ближней Страны, — ответил северянин.

— Это название ничего мне не говорит. — Его всеобщий язык был очень правильным, без какого бы то ни было акцента. Пожалуй, чище, чем у Шай. — Есть только здесь и не здесь. Как вы сюда добрались?

— Часть пути верхом, часть пешком, — проворчал Лэмб. — Или ты имеешь в виду, как мы сюда добрались незаметно для твоих людей? — Он снова провел камнем по клинку с душераздирающим скрипом. — По всей видимости, вы не такие мудрые, как сами себя считаете.

— Только дурак полагает, что знает все, — пожал Ваердинур широкими плечами.

Лэмб поднял меч, внимательно осмотрел сверкнувшее лезвие с одной и с другой стороны.

— У меня в Биконе осталось несколько друзей.

— Я знаю.

— Они — грабители и убийцы, люди очень низкого пошиба. Они пришли за вашим золотом.

— А кто сказал, что у нас есть золото?

— Человек по имени Кантлисс.

— А! — Ваердинур набрал воду в ладони и облил себя, продолжая мыться. — Никчемный человечишко. Дунь на него, и улетит. Но ты совсем из другого теста, как мне кажется. — В его глазах, обращенных к Шай, не было никакого страха. — Вы двое, как я полагаю, приехали не за золотом.

— Мы приехали за моими братом и сестрой, — голосом скрипучим, как точильный камень, проговорила Шай.

— А! — Улыбка Ваердинура медленно исчезала, пока он рассматривал женщину, склонив бритую голову к плечу. — Значит, ты — Шай. Она говорила, что ты придешь, но я не верил.

— Ро говорила? — Ее горло сжалось. — Она жива?

— Жива и здорова, в почете и безопасности. И ее брат тоже.

Колени Шай подкосились, и она вынуждена была привалиться к скале, на которой сидел Лэмб.

— Вы проделали долгий и трудный путь, — сказал Ваердинур. — Поздравляю. Вы — храбрецы.

— Мы приехали не за твоими гребаными поздравлениями! — плюнула Шай в его сторону. — Мы приехали за детьми!

— Я знаю. Но с нами им будет лучше.

— Да ни хрена меня не волнует твое мнение! — Лицо Лэмба вдруг преобразилось, удивительно напомнив старого пса бойцовой породы, и Шай похолодела. — Дело даже не в них! Ты украл их у меня, сукин сын! У меня! — С оскаленных зубов слетели капельки слюны, когда северянин стукнул себя в грудь. — Я верну свое, или будет кровь.

— О тебе она не упоминала, — прищурился Ваердинур.

— У меня очень неприметное лицо. Приведи детей в Бикон, а потом тоже можешь его забыть.

— Сожалею, но вынужден отказать. Они теперь мои дети. Они — Народ Дракона, а я поклялся защищать эти священные земли до последней капли крови и последнего вздоха. Только смерть остановит меня.

— А меня и она не остановит. — Камень в руке Лэмба снова заскрежетал по клинку. — Тысячу раз ей предоставлялась такая возможность, а она не забирала меня.

— Думаешь, смерть тебя боится?

— Она меня любит. — Поблескивая черными глазами, Лэмб улыбнулся. И его веселье показалось страшнее, чем вспышка ярости. — Сколько я для нее сделал! Сколько людей прислал! Она знает, что лучше меня друга не найдет.

Вождь Народа Дракона грустно оглянулся.

— Если нам придется сразиться, это будет… прискорбно.

— Так часто бывает, — ответил северянин. — Я оставил попытки изменить жизнь уже давным-давно. — Сунул тихонько скрипнувший меч в ножны. — Три дня, чтоб привести детей к Бикону. Иначе я вернусь на твою священную землю. — Показал язык, сплевывая в воду. — И принесу с собой смерть. — С этими словами он неторопливо пошел к развалинам на другом краю долины.

Шай и Ваердинур немного задержались, глядя друг на друга.

— Прошу прощения, — сказал он. — За все, что произошло, и за все, что еще произойдет.

Она развернулась и поспешила за Лэмбом. А что еще она могла сделать?

— Ты же не имел в виду то, что сказал, да? — прошипела она ему в спину, оступаясь и поскальзываясь на битых камнях. — О детях? Что дело не в них? — Она упала и больно ударилась голенью, выругалась и вскочила. — Скажи мне, что ты не это имел в виду!

— Он понял, о чем я, — бросил Лэмб через плечо. — Уж поверь мне.

Но Шай с каждым днем становилось труднее и труднее ему верить.

— Разве не ты мне говорил, что, если собираешься убить человека, не стоит его предупреждать заранее?

— Иногда правила нужно нарушать, — пожал он плечами.

Когда они вернулись в развалины, вскарабкавшись по склону, Свит зашипел, запустив пятерню в мокрые волосы.

— Что вы натворили, черт побери?!

Остальные тоже не пришли в восторг от внезапной вылазки.

— Я оставил наживку, которую ему придется заглотить, — ответил Лэмб.

Шай выглянула в пролом. Ваердинур только сейчас выбрался на берег, ладонями стряхнул с тела капли воды и спокойно оделся. Посмотрел на руины, подобрал посох и ушел, прыгая с камня на камень.

— Ты все усложнил, — сказала Кричащая Скала, убирая трубку и подтягивая ремни на походном мешке. — Теперь они придут. И быстро. Надо возвращаться в Бикон.

— Я остаюсь, — заявил Лэмб.

— Что? — удивилась Шай.

— Мы договаривались выманить их туда, — вмешался Джубаир.

— Выманивайте. Задержка может все испортить. Я не буду ждать, пока пьяный в дымину Коска заявится сюда и убьет моих детей.

— А что тогда, черт возьми? — Шай основательно надоели выходки Лэмба. — Каков теперь замысел?

— У замыслов есть дурная привычка не оправдываться, когда ты слишком уж на них полагаешься. Просто придумаем новый план.

— Мне не нравятся люди, которые нарушают соглашение. — Кантик бросил на него очень хмурый взгляд.

— Ну, можешь попытаться сбросить меня в пропасть. — Лэмб уставился на него. — Заодно и проверим, кого Бог любит больше.

Джубаир долго стоял, прижав кончик пальца к губам, а после пожал плечами.

— Я предпочитаю не беспокоить Бога по мелочам.

Дикари

— А я доделал копье! — закричал Пит, стараясь произносить слова недавно освоенной речи так, как учила Ро, и показал работу отцу.

У него получилось хорошее копье. Шебат помогал с обвязкой наконечника и заверил, что все сделано просто замечательно. Ни один человек не знал об оружии больше, чем Шебат. Разве что сам Создатель, который обо всем знает больше любого человека. Поэтому, если знаток оружия Шебат сказал, что копье удалось, значит, так оно и есть.

— Хорошее, — кивнул отец Пита, а сам даже не взглянул.

Он шагал очень быстро, шлепая босыми ногами мимо старинных бронзовых листов, и при этом хмурился. Пит подумал — может, он что-то сделал не так? Может, отец считает, что новое имя для него все еще непривычно? Он чувствовал вину и стыд, волновался, что совершил проступок, даже не догадываясь об этом.

— Что я натворил? — спросил он, стараясь не отставать, и сам не заметил, как перешел на прежнюю речь.

Отец заставил его умолкнуть суровым взглядом. Казалось, он сердится уже очень давно.

— Кто такой Лэмб?

Пит моргнул. Он ожидал чего угодно, но только не этого вопроса.

— Лэмб — мой отец, — ответил он, не раздумывая, а потом исправился: — Был моим отцом. Наверное… Шай говорила, что он мне не отец. — Возможно, ни один из этих двоих не был его отцом. А может, оба. Но мысли о Шай заставили его вспомнить ферму и не самые лучшие мгновения жизни. Как Галли приказал им убегать, как они пересекали равнины, а за ними и горы. Хохот Кантлисса. Он опять подумал, что в чем-то провинился, и расплакался. Ему стало стыдно слез, но от этого он плакал еще больше. И попросил: — Не отдавай меня обратно.

— Нет! — воскликнул отец Пита. — Ни за что! — На его лице отразилась боль. Все-таки именно он был настоящим отцом мальчика. — Только смерть разлучит нас. Понимаешь?

Пит не понял ничегошеньки, но на всякий случай кивнул, теперь плача от облегчения — все будет хорошо. Отец улыбнулся, опустился рядом с ним на колени и погладил по голове.

— Прости меня. — И Ваердинур в самом деле сожалел целиком и полностью. Он заговорил на языке «чужаков», потому что знал — так мальчику легче его понять. — Ты сделал самое лучшее копье, и ты — самый лучший сын. — Он погладил бритую голову Пита. — Мы с тобой пойдем на охоту, и очень скоро. Но сейчас у меня есть дела, которые я должен закончить прежде всего, поскольку весь Народ Дракона — моя семья. Ты можешь пока поиграть с сестрой, а потом я тебя позову.

Мальчик кивнул, стряхивая слезы с глаз. Он легко плакал, и это прекрасно. Создатель говорил, что непосредственность в чувствах — божественный знак.

— Вот и хорошо. И… не рассказывай ей о нашем разговоре.

Когда Ваердинур входил в Длинный Дом, то вновь хмурился. Шестеро из Совета сидели нагишом на отполированных камнях вокруг очага, трудноразличимые в жарком полумраке, окутанные паром, и слушали, как Уто поет строки из учения отца Создателя, могучего Эуза, который разделил миры и создал первые законы. Ее голос дрогнул, когда вождь оказался в доме.

— У озера Поиска были чужаки, — проворчал он, сбрасывая одежду, не заботясь о том, что наплевал на надлежащие приветствия.

Остальные глядели, потрясенные до глубины души.

— Точно? Ты уверен? — каркнул Алстэл хриплым от Пара Прозрения голосом.

— Я говорил с ними! Скарлаер!

Поднялся молодой охотник. Высокий, сильный, исполненный горячности и рвения. Иногда он напоминал Ваердинуру его самого в молодые годы. Как будто ты вглядываешься в зеркало Иувина, о котором рассказывали, будто оно показывает прошлое.

— Возьми самых лучших разведчиков и проследи за ними. Они скрывались в развалинах на северном склоне долины.

— Я найду их, — кивнул Скарлаер.

— Это старик и молодая женщина, но, вполне возможно, они не одни. Вооружись и веди себя осторожно. Они опасны. — Ваердинур вспомнил мертвую улыбку человека, его бездонные черные глаза и ощутил болезненное беспокойство. — Очень опасны.

— Я поймаю их, — заверил молодой охотник. — Можешь на меня положиться.

— Я верю тебе. Иди.

Скарлаер покинул зал, а Ваердинур уселся на его место. От горячего воздуха заболела кожа. Вождь расположился на округлом камне, который не позволял удобно устроиться, ибо, как сказал Создатель, тот, кто думает о великом, не должен наслаждаться удобством. Взял ковшик, плеснул воды на горячие камни. Поднявшийся пар окутал помещение, наполнил его ароматами хвои, мяты и прочих священных пряностей. Начиная потеть, он мысленно попросил Создателя, чтобы из него вышли гордость и жестокость, помогая сделать правильный выбор.

— Чужаки у озера Поиска? — Изможденное лицо Хирфэк озарилось недоверием. — Как они пришли в священные земли?

— Они пришли в горы вместе с двадцатью другими чужаками, — пояснил Ваердинур. — Каким образом двигались дальше, сказать не могу.

— Тем более следует быстрее принять решение о тех двадцати. — Акарин прищурил невидящие глаза. Все знали, за что он проголосует. Акарин становился все кровожаднее и кровожаднее с каждой прожитой зимой. Возраст часто проявляет сущность человека — мягкий становится мягче, а жесткий — жестче.

— Чего они хотят? — Уто подалась вперед, тени разукрасили выпуклости и впадины ее черепа. — Зачем пришли?

Ваердинур обвел взглядом давно знакомые лица, покрытые бусинками пота, и облизал губы. Если они узнают, что чужаки хотят вернуть себе детей, то могут потребовать, чтобы он отдал их. Призрачная попытка, но лучше такая. Однако он не собирался возвращать детей никому, даже под угрозой смерти. Лгать Совету нельзя, но у Создателя нет запрета на полуправду.

— Чего хотят все чужаки? — ответил Ваердинур. — Золота.

— Может, нам стоит дать им золота? — Хирфэк воздел скрюченные руки. — У нас его много.

— А они захотят еще и еще, — голос Шебата был глух и печален. — Этот голод они не утолят никогда.

Повисла тишина. Все глядели на угли, шипящие и мерцающие в яме, на искры, плывущие и пляшущие в темноте, вдыхали сладковатый аромат Пара Прозрения, окутывавшего их.

Отблески огня скользнули по лицу Акарина, когда он кивнул.

— Мы должны отправить всех, кто способен держать клинок. Кажется, у нас есть человек восемьдесят, которые не пошли сражаться с шанка.

— И восемьдесят мечей на моих стойках, — Шебат покачал головой, как будто сожалел об этом.

— Мне не нравится, что Ашранк останется только со стариками и детьми, — сказал Хирфэк. — Нас теперь так мало…

— Скоро мы разбудим Дракона, — улыбнулся Алстэл.

— Скоро.

— Скоро.

— На следующее лето, — сказал Ваердинур. — Или летом позже. Но пока нам предстоит защищаться самим.

— Нужно прогнать их! — Акарин стукнул костистым кулаком по ладони. — Нужно спуститься в предгорья и выгнать дикарей!

— Выгнать? — фыркнула Уто. — Называй вещи своими именами. Все равно ты не пойдешь с оружием.

— Я достаточно ходил с оружием в свое время! Убейте их, если ты предпочитаешь такое название. Убейте их всех.

— Мы думали, что убили всех, но пришли новые.

— А что нам тогда делать? — издевательски поинтересовался он. — Принять в распростертые объятия на священной земле?

— Может, пришло время рассмотреть и такую возможность?

Акарин фыркнул с отвращением, Алстэл вздрогнул, будто бы услыхал богохульство, Хирфэк покачал головой, но Уто продолжала:

— Разве все мы не родились дикарями? Разве Создатель не учил пробовать для начала уладить дело миром?

— Да, учил, — согласился Шебат.

— Я не желаю это слушать! — Алстэл вскочил на ноги, хрипло дыша.

— А придется, — Ваердинур знаком приказал ему занять прежнее место. — Ты будешь сидеть, слушать и потеть, потому что здесь все сидят и слушают. Уто заслужила свое право говорить. — Вождь перехватил ее взгляд. — Но она не права. Дикари у озера Поиска? Сапоги чужаков на священной земле? На камнях, где ступал Создатель? — Остальные стонали от каждого нового вопроса, Ваердинур уже знал — они у него в руках. — Что нам делать, Уто?

— Мне не нравится, что мы принимаем решение вшестером.

— Шестерых достаточно, — возразил Акарин.

Уто видела, что их решение непоколебимо, вздохнула и неохотно кивнула.

— Мы убьем их всех.

— Значит, Совет решил. — Ваердинур встал, взял с алтаря священный мешочек, зачерпнул благословенной земли Ашранка, теплой, влажной и живой. Насыпал ее в мешочек и передал Уто. — Ты говорила против, значит, тебе вести отряд.

Соскользнув с камня, она приняла мешочек.

— Я этому не рада.

— Не нужно, чтобы ты радовалась. Нужно исполнять решение. Приготовь оружие, — Ваердинур опустил ладонь на плечо Шебата.

Шебат неторопливо кивнул, неторопливо поднялся, неторопливо оделся. Пора его молодости миновала, и ему требовалось больше времени на все, особенно в тех случаях, когда сердце не лежало к исполнению приказа. Смерть сидела слишком близко от него, и он знал ее слишком хорошо, чтобы стремиться познакомить с нею других.

Покинув парилку, он ступил под сводчатый проход, когда прозвучал пронзительный и тревожный звук рожка: «К оружию, к оружию!» Молодежь бросала все дела и выбегала в ночь, собираясь в поход, целуя на прощание родных и близких. Их было не больше шестидесяти, за исключением стариков и детей. Таких же дряхлых, бесполезных и сидящих рядом со смертью, как и он.

Шебат прошел мимо Сердцедрева, ласково похлопав его. Надо бы с ним еще поработать. Поэтому он вынул нож, внимательно присмотрелся и снял тоненькую стружку. Это сегодняшнее изменение. Завтра, возможно, будет другое. Он задумался, сколько людей трудилось здесь до него и сколько будет работать после его смерти.

Он ушел в подгорный мрак. Тяжесть скал давила на плечи, дрожали огоньки масляных ламп, бросая отсветы на заветы Создателя, высеченные на трижды благословенном металле и установленные на камнях. Шебат ковылял, подволакивая больную ногу, в оружейный зал, и эхо его шагов звучало в тишине. Старая рана. Старая рана из тех, что не заживают никогда. Слава победителя живет краткий миг, а раны остаются до конца. Хотя он любил оружие — ведь Создатель учил почитать металл и искусно сделанные вещи, но выдавал его без особой радости.

— Поскольку Создатель, кроме того, учил, что каждый нанесенный удар — это твой проигрыш, — мягко протянул он, доставая мечи по одному со стоек и лаская клинки кончиками пальцев. — Победа — в протянутой руке, в доброжелательной беседе, в искреннем подарке.

Шебат вглядывался в лица молодых, которые с горячностью и нетерпением принимали из его рук орудия убийства, и опасался, что они хотя и слышали его слова, но суть не уловили.

Уто пришла последней, как и положено вождю. Шебат все еще полагал, что она должна стать Десницей, но в тяжелые дни редко пользуются благосклонностью люди милосердные. Он вручил ей последний меч.

— Я приберег его для тебя. Сделал собственноручно в те годы, когда был молод и не ведал сомнений. Моя лучшая работа. Иногда металл… — Он потер пальцы, подыскивая подходящее слово. — Отзывается правильно.

— Ты думаешь, у нас получится правильно? — печально улыбнулась она, принимая меч.

— Будем надеяться.

— Я боюсь, что мы заблудились. Было время, когда я чувствовала, уверенно вижу цель. Оставалось лишь идти вперед и прийти. Теперь я погрязла в сомнениях и не вижу способа выпутаться.

— Ваердинур стремится к тому, что является для нас наилучшим… — сказал Шебат, задаваясь при этом вопросом: верит ли он сам в эти слова или попросту пытается себя убедить?

— Все мы к этому стремимся. Но мы расходимся во мнениях — что будет лучше и в путях, какими этого можно достичь. Ваердинур — хороший человек, сильный, любящий и, несомненно, достоин восхищения.

— Ты говоришь так, будто это — плохо.

— Это заставляет нас соглашаться с ним, не раздумывая. А несмелые возражения тонут во всеобщем шуме. Ваердинур полон огня. Он горит стремлением разбудить Дракона. Сделать мир прежним.

— А разве это плохо?

— Нет. Но мир не может стать прежним. — Уто подняла меч, и свет, отражающийся от клинка, озарил ее лицо. — Я боюсь.

— Ты? Не может быть!

— Может. Не наших врагов. А нас самих.

— Создатель учил нас — сталкиваться с тем, что мы предвидим, не страшно. Удачи тебе, мой старый друг.

Он обнял Уто, жалея об утраченной молодости.

Они миновали Высокие Врата быстро и решительно. На сей раз Совет обсудил все доводы и вынес решение, следовательно, нет причин мешкать. Шли с мечами наголо, оставив щиты, как в стародавние времена, когда жил прадед Уто. Прошагали мимо имен предков, запечатленных в бронзе, и Уто спросила себя — будет ли прежний Народ Дракона стоять с ними плечом к плечу? Мог ли какой-то из прошлых Советов отправить их? Может, времена не меняются так сильно, как нам кажется?

Да, они покинули Ашранк, но они несли Ашранк с собой — священная земля в мешочке. Быстро и решительно шли они до тех пор, пока не достигли долины, где располагалось озеро Поиска, чья зеркальная поверхность отражала кусочек неба. В развалинах их ждал Скарлаер.

— Ты поймал их? — спросила Уто.

— Нет. — Молодой охотник хмурился, будто спасшиеся от расправы чужаки оскорбляли его честь. Некоторые мужчины, особенно юные, способны обижаться на любое препятствие, от ливня до рухнувшего дерева. И от возмущения готовы пойти на оправдания любого безумия, любой ошибки. Он определенно нуждался в присмотре. — Но мы нашли их следы.

— Сколько их?

— Следы очень странные, — присел на корточки Маслингэл. — Иногда кажется, что двое притворяются дюжиной, а иногда — будто дюжина хочет показать, что их всего двое. Иногда я замечаю беспечность, а иногда — желание, чтобы их преследовали.

— Их желание исполнится, и даже больше… — прорычал Скарлаер.

— Лучше не исполнять желания врагов. — Но Уто знала, что выбора у них нет. А у кого он есть, если подумать? — Будем их преследовать. Но осторожно.

Только с началом снегопада, затмившего лунный свет, Уто разрешила остановиться. Обремененная ответственностью, она лежала с открытыми глазами, ощущая быстротечность времени и тепло земли, страшась будущего.

Утром впервые похолодало, и она приказала надеть меховые накидки. Оставив позади священную землю, отряд углубился в лес и потрусил по шуршащей тропинке. Скарлаер, стремительный и беспощадный, вел их, отыскивая следы, торопил и рвался вперед. Уто тяжело дышала, тело ее отзывалось болью и дрожью. Сколько лет назад она могла мчаться без устали?

Подкрепиться они остановились на голой поляне, укрытой девственно-чистым снегом. Но Уто помнила, что кроется под ним. Корка промерзшей земли, а потом трупы. Гниющие останки чужаков, которые заявились, чтобы калечить землю, гадить в ручьях, рубить деревья и ладить свои кособокие лачуги среди древних курганов с останками почтенных покойников, разрушая мир, разрушая друг друга и распространяя чуму жадности в священные земли.

Уто присела на корточки, вглядываясь в незапятнанную белизну. Если Совет выслушал доводы и высказал решение, то следовало отринуть сомнения, но она хранила их, холила и лелеяла, как золото в сундучке скряги. Как что-то глубоко личное.

Народ Дракона сражался всегда. И всегда побеждал. Они сражались за священную землю. Защищали край, где добывали пищу для Дракона. Набирали детей, чтобы учение Создателя и работа Создателя могли быть переданы и не развеялись, как дым по ветру. Бронзовые скрижали служили напоминанием о тех, кто боролся, о тех, кто пал в сражениях, о победах и потерях в битвах минувших веков, в Стародавние Времена и еще раньше. Но Уто полагала, что раньше Народ Дракона не убивал столь охотно и по таким ничтожным поводам, как теперь.

В лагере старателей нашлась девочка, которая умерла, и два мальчика, которых забрал Ашод, и об их судьбе можно было не беспокоиться. И еще одна кудрявая девчушка с жалобным взглядом, только входящая в возраст женственности. Уто хотела взять девочку, но ей уже исполнилось тринадцать, а даже десять лет — большой риск. Он помнила о сестре Ваердинура, взятой из народа духолюдов в довольно зрелом возрасте. Она так и не смогла измениться, подавить в себе жажду мести, и ее пришлось изгнать. Потому Уто перерезала девочке горло и осторожно опустила ее в яму, вновь и вновь терзаясь сомнениями — могло ли учение, ведущее к подобному, быть истинным.

В предрассветных сумерках они смотрели с холмов на Бикон. Снегопад стих, но тучи еще сильнее сгустились на небе. На верхушке полуразрушенной башни мерцал огонь. Уто насчитала еще четыре освещенных окна, но в остальном брошенный поселок окутывал мрак. Виднелись очертания нескольких фургонов. Один из них — просто огромный, как дом на колесах. У коновязи топтались несколько лошадей. Кроме того, здесь их ждали двадцать весьма беспечных мужчин.

Полумрак не позволял внимательно разглядеть следы, да и пороша почти замела их, превратив в неглубокие впадинки, и все же она видела отпечатки. Это как заметить одного муравья, другого, а потом сообразить, что вся земля усеяна ими. Чем дальше, тем больше. Они покрывали всю долину от опушки до опушки. Взрытый снег лежал не только перед курганами, но и вокруг них. Улица между хижинами выглядела истоптанной, покрытой колеями, да и древняя дорога, ведущая к лагерю, тоже. Снег на крышах подтаивал от тепла внутри жилищ. На всех крышах!

Слишком много следов для двадцати человек. Слишком много даже для очень-очень беспечных, как и все чужаки. Что-то здесь не так. Уто подняла руку, приказывая остановиться, осмотреться, подумать.

И почувствовала, что Скарлаер прошел мимо нее, направляясь через кустарник без разрешения.

— Постой! — прошипела она.

— Совет принял решение! — ухмыльнулся он.

— Они приняли решение, но вождь — я! Я сказала, постой!

Скарлаер презрительно фыркнул и шагнул к лагерю чужаков. Уто кинулась следом.

Она попыталась схватить его, но, старая и медлительная, не справилась. Юноша увернулся от ее неловкой руки. Возможно, раньше она чего-то стоила в бою, но сейчас ее время уходило, а молодой воин находился в расцвете сил. Быстро и бесшумно он помчался вниз по склону, едва касаясь снега ногами. Прямиком к ближайшей хижине.

Скарлаер бежал, ощущая бурлящую силу, сердце мощно гнало кровь, сталь оттягивала руку. Это его должны были отправить на север сражаться с шанка. Он готов. И он докажет это, независимо от того, что там выдумала себе Уто, сушеная старая ведьма. Он распишется в своей победе кровью чужаков. Они страшно пожалеют о своем решении осквернить священную землю. Пожалеют в краткий миг перед смертью.

Из лачуги, построенной из корявых сосновых бревен и обмазанной растрескавшейся глиной, настолько неумело, что это вызывало отвращение, не доносилось ни звука. Скарлаер притаился у стены под капающим карнизом и, выглянув из-за угла, осмотрелся. Тонкий слой свежего снега с несколькими отпечатками подошв и много-много более старых следов. Во имя духа Создателя, как же небрежны и нечистоплотны эти чужаки! Повсюду дерьмо. И далеко не все похоже на конское. Неужели люди тоже гадили посреди улицы?

— Дикарье… — прошептал он, морща нос от смрада костров, подгоревшей пищи и немытых тел.

Ни малейших признаков людей. Несомненно, все напились и спят без задних ног. Непомерное самомнение. Ставни и двери прикрыты плотно. Из трещин едва-едва пробивался свет, почти незаметный в синих сумерках.

— Ты — проклятый дурень! — Перед его лицом возникла Уто, пыхтящая и задыхающаяся от долгого бега. Но кровь Скарлаера кипела, не позволяя ему прислушиваться к упрекам. — Постой!

Он снова ускользнул от ее руки и перебежал через улицу, скрываясь у стены другой лачуги. Оглянувшись, парень увидел, что остальные подтягиваются в поселок — словно неслышные тени.

Скарлаер улыбнулся, сгорая от нетерпения. Сейчас чужаки заплатят за все.

— Это не игра! — рычала Уто, но он снова усмехнулся, бросаясь к окованной двери самой большой постройки, слыша, как позади поскрипывает снег под ногами соратников — целеустремленных и сильных…

Створки распахнулись, и Скарлаер на миг застыл, ослепленный хлынувшим светом.

— С добрым утром! — К дверному косяку привалился старик в позолоченном, но ржавом нагруднике и потертом меховом плаще. Венчик похожих на пух волос окружал его череп. На боку висел меч в ножнах, а в руках старик держал бутылку. Он поднял ее, побултыхал выпивку. — Добро пожаловать в Бикон!

Скарлаер поднял меч и открыл было рот, чтобы издать боевой клич, но тут на верхушке башни что-то оглушительно ухнуло. Вспышка ослепила. Ощутив толчок в грудь, юноша упал на спину.

Он стонал, но не слышал себя. С трудом сел. Голова гудела. По улице плыл жирный дым.

Айсарульт, которая помогала готовить на кухне и улыбалась Скарлаеру, когда он приносил окровавленную добычу, а он тоже, когда было настроение, улыбался в ответ, лежала, разорванная на куски. Он опознал ее только по щиту на руке, но головы не было, а кроме того, руки и ноги. Непонятно — человек это или груда мяса. Взрытый снег вокруг пятнала кровь, усеивали клочья шерсти, щепки и куски металла. Это остальных друзей и соперников Скарлаера порвало в мелкие кусочки.

Тофрик, лучший скорняк в мире, сделал два шага на негнущихся ногах и рухнул на колени. Меховая накидка потемнела от крови, льющейся из дюжины ран, один глаз превратился в черное пятно. Он не выглядел умирающим. Скорее, грустным и озадаченным — почему мир вдруг так изменился? Такой тихий и спокойный… «Что это за волшебство?» — удивился Скарлаер.

Рядом лежала Уто. Он подсунул ладонь ей под голову, приподнял. Она вздрогнула, заскрипела зубами. На губах выступила розовая пена. Попыталась отдать священный мешочек, но он разорвался, и благословенная земля Ашранка высыпалась на окровавленный снег.

— Уто? Уто! — кричал Скарлаер, не слыша собственного голоса.

Друзья уже бежали на помощь. Впереди — Канто, трудно представить человека надежнее его, если дело доходило до помощи и поддержки. «Какой же я дурак, — подумал Скарлаер. — И как хорошо, что у меня такие друзья». Но когда они миновали один из курганов, из его зева вырвался клуб дыма и раздался грохот. Канто отшвырнуло на крышу соседней хижины. Другие падали, катились, вскакивали, слепо моргая или прижимая ладони к лицу, словно защищаясь от ветра.

Распахнулись ставни, блеснул металл. Через улицу полетели стрелы. Они вонзались в бревна, втыкались, ослабев, в снег, но гораздо больше находили цель, впиваясь в тела. Люди падали на колени, ничком, со стонами и негромкими вскриками.

Скарлаер с трудом поднялся на ноги. Лагерь разительно изменился. Старик все еще стоял в дверном проеме и что-то говорил, указывая бутылкой.

Парень хотел поднять меч, но понял, что тот слишком легкий. Глянул на руку — окровавленная ладонь пуста. Попытался отыскать меч и обнаружил, что в ноге торчит короткая стрела. Причем боли не было, зато, словно холодной водой из ведра, окатила мысль — он может проиграть. Он может даже умереть. Страх навалился на плечи.

Пошатываясь, он двинулся к ближайшей стене. Мимо промелькнула стрела и воткнулась в снег. С трудом он зашагал дальше, дрожа и спотыкаясь на склоне. Оглянулся. Поселок окутывал дым, будто Пар Прозрения в Совете. Мелькали огромные тени. Часть его людей отступали к лесу, отчаянно торопились, не разбирая дороги и падая. И тогда фигуры возникли из мглы, как ужасные демоны. Всадники верхом на лошадях, слившиеся с ними в одно целое. Раньше Скарлаер только слышал рассказы об этом непристойном союзе, смеялся, считая выдумками, но теперь увидел воочию и оцепенел от ужаса. Сверкали копья и мечи, блестела броня. Они настигали бегущих и валили их на землю.

Скарлаер продолжал упорно шагать, но из-за пробившей ногу стрелы едва-едва продвинулся, марая снег кровью. К нему устремился всадник. Конские копыта ломали наст, меч вздымался к небу.

Да, Скарлаеру надо было бы развернуться и принять бой, как подобает гордому воину из Народа Дракона, кем он и был. Только куда девалась его храбрость? Когда-то казалось, ее нет предела. Теперь он ощущал только потребность бежать. Такую же поглощающую, как желание тонущего вдохнуть воздух. Он не услышал приближения врага, но почувствовал сильный удар в спину, а потом холод снежного покрова, обжигающий лицо.

Копыта взрывали снег совсем рядом, засыпая упавшего сверкающей пылью. Скарлаер пытался встать, но удалось только подняться на четвереньки, да и то содрогаясь от усилий. Его спина не разгибалась, горела мучительной болью. Он всхлипывал и ругался от бессилия. И слезы, капая вниз, прожигали крошечные отверстия в снегу. А потом кто-то схватил парня за волосы.

Брачио уперся коленом в спину поверженного врага, прижал его к земле, вытащил нож и, стараясь не испачкаться, поскольку юноша сопротивлялся, пытался вырваться и хрипел, отрезал уши. Вытер лезвие о снег, сунул нож обратно в нагрудную перевязь, отметив про себя, что носить оружие таким образом очень удобно, и очень странно, почему подобные перевязи не завоевали повсеместное признание. Когда он забрасывал свою тушу в седло, Скарлаер, возможно, был еще жив, но куда он денется с такой раной в спине?

Улыбаясь добыче, Брачио направил коня в середину лагеря, представляя, как будет пугать отрезанными ушами дочерей, когда, наконец-то благодаря Коске, разбогатеет и вернется домой в Пуранти. Настоящие уши духолюдов, как вам, а? Он представил, как будет со смехом гоняться за дочерьми по комнате — в его воспоминаниях они оставались маленькими девочками, хотя сейчас, должно быть, стали молодыми женщинами. Ведь сколько времени прошло с тех пор, как он покинул семью.

— Как быстро бежит время, — пробормотал он.

На окраине поселка стоял Суорбрек, глядя, открыв рот, как всадники добивают последних оставшихся дикарей на опушке. Странный маленький ублюдок, но Брачио благоволил к нему.

— Вы — человек ученый, — воскликнул он, подъезжая и высоко поднимая отрезанные уши. — Как вы думаете, что с ними лучше сделать? Высушить или засолить?

Суорбрек не ответил. Судя по выражению глаз, он едва сдерживался, чтобы не блевать.

Брачио спешился. Дел еще по горло, но пусть его черти заберут, если он будет суетиться. И без того запыхался. Никто не молодеет с годами.

— Да не расстраивайтесь так, — сказал он, хлопнув писателя по тощей спине. — Ведь мы победили!

Суорбрек споткнулся. Падая, выставил вперед руки, ощутил под ладонью тепло и понял, что угодил пятерней в кишки дикаря, лежащие в стороне от выпотрошенного тела.

Коска хорошенько приложился к бутылке — если бы Суорбрек честно написал, сколько спиртного сейчас выпивает Старик за день, читатели обвинили бы его в излишне буйной фантазии — и перевернул мертвеца ногой. Потом, брезгливо морща нос, вытер сапог о ближайшую стену.

— Я противостоял северянам, имперцам, людям Союза, гуркам, самым разным стирийцам и еще куче всяких подонков, чью народность не смог определить, — вздохнул генерал. — Я вынужден признать, что в известной мере переоценил Народ Дракона как противников. Можете записать мои слова. — В то время как Коска разглагольствовал, Суорбрек сдерживал очередной рвотный позыв. — Должен заметить, тщательно разработанная засада способна обернуть человеческую отвагу против него же самого. Храбрость, согласно замечанию Вентурио, является доблестью мертвеца. Ах… Вы слегка не в себе? Иногда я забываю, что подобные сцены непривычны для вас. Но ведь вы хотели стать свидетелем настоящего сражения? Разве нет? Сражения… не всегда изысканны. Полководцу приходится трезво глядеть на мир. Победа прежде всего. Вы меня понимаете?

Суорбрек вдруг понял, что бормочет:

— Да-да… Конечно. — Он достиг согласия с Коской на уровне ощущений, какими бы грязными, дурацкими или возмутительными ни были бы слова генерала. Иногда он задумывался — ненавидит ли кого-либо еще столь же сильно, как старого наемника. И в той же мере полагался на него. Противоречивые и вместе с тем крепко-накрепко связанные чувства. — Победа прежде всего.

— Проигравшие всегда плохие, Суорбрек. Только победители могут называться героями.

— Вы совершенно правы. Только победители.

— Единственно верная тактика состоит в том, чтобы убить врага, а самому дышать и смеяться.

Суорбрек отправился в этот поход, чтобы воочию увидеть героизм, а вместо этого увидел зло. Изучал его, беседовал с ним, жил бок о бок. Зло не оказалось чем-то грандиозным. Не хохочущий император, лелеящий планы поработить весь мир. Не рычащие демоны, плетущие козни во мраке изнанки миров. Зло — это мелкие людишки с мелкими делами и мелкими побуждениями. Зло — это себялюбие, разгильдяйство и мотовство. Зло — это неудачи, трусость и глупость. Зло — это насилие без угрызений совести и мысли о последствиях. Возможно, зло — это высокие идеалы и низкие средства для их достижения.

Он смотрел, как инквизитор Лорсен нетерпеливо мечется среди мертвых тел, переворачивая, чтобы заглянуть в лица, отмахиваясь от плывущего вонючего дыма, приподнимая рукава в поисках татуировок.

— Ни малейших признаков бунтовщиков! — напустился он на Коску. — Только дикари!

Старику удалось отлепить губы от горлышка бутылки на время, достаточное, чтобы прокричать:

— В горах, как сказал наш друг Кантлисс! В их так называемых священных землях! В городе, который они называют Ашранк! Мы начинаем преследование немедленно!

Свит, тоже изучавший мертвецов, поднял голову.

— Кричащая Скала устала ждать вас!

— Тогда задерживаться попросту невежливо! Особенно с таким количеством потерь у врага. Сколько дикарей мы убили, Балагур?

Сержант пошевелил толстым пальцем, словно пытаясь сосчитать трупы.

— Трудно сказать, какие части кому принадлежат.

— Невероятно! По крайней мере, мы можем заверить Наставника Пайка, что его новое оружие — великолепное достижение. Результаты соизмеримы с теми, каких добился я, подведя подкоп под крепость Фонтезармо и взорвав там мину, но не требуют столько усилий. Мы использовали взрывчатый порошок, Суорбрек. Заполнили им пустотелый шар, который при взрыве разлетается на осколки — БАХ! — Коска продемонстрировал успех, раскинув в разные стороны руки. Совершенно бесполезный жест, поскольку усеивавшие улицу мертвые тела, зачастую изуродованные до неузнаваемости, лучше всего подтверждали надежность нового оружия.

— Так вот на что похожа победа, — услышал Суорбрек тихий голос Темпла. — А я часто задавался этим вопросом.

Стоя на выходе из кургана, сряпчий смотрел на бойню широко открытыми черными глазами. Челюсти плотно сжаты, рот слегка перекошен. Суорбреку доставило легкое удовлетворение сознание того, что в Роте есть еще один человек, который в окружении лучших людей мог бы проявить больше подлинных достоинств, но он столь же беспомощен что-либо изменить, как и сам писатель. Все, что они могли, — смотреть и бездействовать. Да и как остановить этот ужас? Он съежился, когда мимо протопала лошадь, забросав его окровавленным снегом. Суорбрек был одинок, а что за борец из одиночки? Перо — вот его единственное оружие, однако его силу могли оценить только другие писатели. В бою против полного доспеха и топора перо бессильно. Если за минувшие несколько месяцев он что-то выучил доподлинно, так именно это.

— Димбик! — орал Коска, прикладываясь к бутылке. От фляги он уже отказался — она заканчивалась слишком быстро. Несомненно, в скором времени генерал намеревался брать уроки питья прямо из бочонка. — Димбик! Где ты? Я хочу, чтобы ты отыскал и уничтожил любую из этих тварей, прячущихся в лесу. Брачио, готовь своих людей к походу! Мастер Свит укажет нам путь! Джубаир и прочие ждут, когда распахнутся ворота! Там золото, парни, и нельзя терять время впустую! Ну, и мятежники, конечно! — добавил он торопливо. — Мятежники тоже. Темпл, не отставай от меня, я хочу быть уверенным в той части договора, которая касается раздела добычи. А для вас, Суорбрек, возможно, лучше остаться здесь. Если у вас не хватает решимости для…

— Конечно! — поторопился Суорбрек.

Он чувствовал ужасную усталость. Так далеко от дома. Адуя, его уютный кабинет с белеными стенами и новенький печатный пресс «Римальди», которым он так гордился. Все это теперь далеко, за неизмеримо широким океаном времени и пространства, за пределами видимости. Жизнь, где морщинки на воротнике казались важным событием, а плохой отзыв — сущим бедствием. Как этот идеальный уголок мог существовать в одном мире с окружавшей его сейчас бойней? Суорбрек глянул на ладони — загрубевшие, измаранные кровью и грязью. Неужели те же самые пальцы, испачканные чернилами, умело устанавливали буквицы шрифта? Получится ли у него вновь работать с набором?

Он бессильно опустил руки, слишком уставший, чтобы ехать верхом, не говоря уже о том, чтобы писать. Люди не понимают, каких колоссальных усилий требует труд писателя. С какой болью выталкиваются слова из усталого разума. Да кто из присутствующих здесь вообще брал в руки книгу? Сейчас бы прилечь… Суорбрек побрел к форту.

— Береги себя, писатель, — сказал Темпл, хмуро поглядывая со спины коня.

— И ты тоже, стряпчий.

Проходя мимо, Суорбрек похлопал его по ноге.

Логово Дракона

— Когда мы пойдем? — прошептала Шай.

— Тогда, когда Савиан скажет, — донесся голос Лэмба. Он находился настолько близко, что Шай ощущала ветерок от его дыхания, но в кромешном мраке туннеля видела лишь неясные очертания бритого черепа. — Как только он увидит, что Свит привел людей Коски.

— А разве драконьи ублюдки не увидят их тоже?

— Я жду этого.

Она в сотый раз вытерла лоб, смахивая набегавший на брови пот. Горячо, будто сидишь в духовке. Пот щекотал спину, ладонь скользила на деревяшке лука, рот пересох от жары и волнения.

— Терпение, Шай. За день через горы не переберешься.

— Легко тебе говорить, — прошипела она.

Сколько времени они прятались здесь? Может, час, а может, неделю. Дважды им приходилось отступать в еще более густой мрак туннеля, когда Народ Дракона проходил совсем близко. Там они прижимались друг к другу, пылая страхом, сердца выскакивали из груди, а зубы стучали. Сотни тысяч мелочей могли помешать осуществлению замысла, и Шай едва дышала от их тяжести.

— Что мы будем делать, когда Савиан скажет идти? — спросила она.

— Откроем ворота. Удержим ворота.

— А потом? — Если потом они будут живы, о чем она не стала бы держать пари.

— Найдем детей.

— Все меньше и меньше похоже на стройный план, — после раздумья сказала она. — Верно?

— Старайся сделать как можно лучше с тем, что у тебя есть.

— История всей моей жизни. — Она надула щеки.

Ответа не последовало. Шай догадывалась, что ожидание опасности заставляет одних людей болтать без умолку, а других надолго замолкать. К сожалению, она причисляла себя к первым, а ее спутники, как назло, были из числа вторых. Она проползла на четвереньках вперед, обжигая ладони о камень, и уселась рядом с Кричащей Скалой, в который раз размышляя — какой интерес во всем происходящем у женщины-духолюдки. Казалось, она не из тех, кто интересуется золотом или мятежниками. Так же, как и судьбами детей. И ни малейшего способа узнать, что за чувства кроются за лицом, похожим на неподвижную маску. Никакого горения внутри.

— На что похож Ашранк? — спросила Шай.

— Город, вырезанный в горе.

— Сколько там людей?

— Когда-то тысячи. Сейчас мало. Без тех, кто ушел, старики и дети. Плохие бойцы.

— Если плохой боец воткнет в тебя копье, ты умрешь точно так же, как если бы это был хороший.

— Не позволяй ему воткнуть.

— Ты просто кладезь мудрых советов.

— Не надо бояться, — раздался голос Джубаира. Шай видела только отблеск на белках его глаз и на клинке обнаженного меча, но знала, что капитан улыбается. — Если Бог не оставит нас, Он пребудет нашим щитом.

— А если оставит?

— Тогда нам никакой щит не поможет.

Прежде чем Шай ответила, что будет счастлива драться за его спиной, послышался хриплый голос Савиана:

— Пора. Парни Коски в долине.

— Все? — спросил Джубаир.

— Достаточно.

— Ты уверен? — горловой спазм едва не удушил Шай.

Сколько месяцев она мечтала, как встретится с Ро и Питом, и вот теперь этот миг ближе некуда, а она готова заплатить любую цену за отсрочку.

— Конечно. Я охренительно уверен. Идем!

Толчок в спину. Она налетела на кого-то и едва не упала, пробежав несколько шагов. Чтобы устоять, пришлось схватиться за камни. Дальше туннель делал поворот, и Шай, почувствовав на щеке свежий ветер, подслеповато заморгала.

Ашранк походил на огромнейшую пасть на склоне горы — почти половина его по размеру. Пол пещеры усеивали каменные домики, а дальше нависал скальный уступ неимоверной высоты. А впереди, за устрашающей пропастью раскинулась ширь неба и гор. Каменный утес позади пронизывали дыры — окна, двери, лестницы, мостки, беспорядочно разбросанные на дюжине разных уровней, недостроенные здания. Город, вросший в скалы.

Бритый наголо старик уставился на них. Рука с сигнальным рогом замерла на половине пути ко рту. Он что-то удивленно бормотал и пытался отшатнуться, но меч Джубаира раскроил ему череп. Старик, выронив рог, рухнул в лужу крови.

Кричащая Скала побежала направо. Шай следовала за ней, слыша бормотание над ухом: «Дерьмо, дерьмо, дерьмо…» Не сразу она сообразила, что это ее голос. Она бежала вперед, пригибаясь у полуразрушенной стены, ребра вздымались от тяжелого дыхания, каждая частичка тела выла от страха и злости, таких непреодолимых, что, казалось, могли разорвать изнутри, вырваться, как рвота или моча. Крики доносились сверху. Крики доносились со всех сторон. Подошвы звенели по бронзовым пластинам, отполированным до блеска и покрытым витиеватыми письменами. Каменная крошка вылетала из-под сапог. Отряд топал по высокому сводчатому проходу, дрожащему и грохочущему. Впереди виднелась мощная двустворчатая дверь — одна половинка ее уже закрылась, а вторую толкали, напрягаясь, два человека. Третий возвышался на стене над ним, сжимая в руке лук. Шай упала на одно колено, накладывая стрелу на тетиву. Чужая стрела полетела вниз, ударилась об одного из наемников и бессильно запрыгала по бронзовым листам. Щелкнула тетива Шай. Она смотрела, как стрела зависла в воздухе, медленно покрывая расстояние, а потом вонзилась в стрелка. Тот тоненько вскрикнул — голос женский или детский, — перевалился через парапет, ударился о скалу и изломанной куклой упал у ворот.

Двое из Народа Дракона, которые возились с дверью, обнажили мечи. Старики. Теперь стало ясно, что они — дряхлые старцы. Джубаир ударил мечом первого, сбрасывая его со скалы. На второго налетели наемники, сбили с ног и принялись рубить, ругаясь и топоча.

А Шай смотрела на девочку, которую она сбила стрелой. Чуть-чуть старше Ро на первый взгляд. Возможно, с примесью духолюдской крови — белая кожа и особый разрез глаз. Так же, как и у Шай. «Это все твоя духолюдская кровь». Она смотрела сверху вниз, а девочка — снизу вверх, быстро и неглубоко вдыхая. Темные глаза наполнились влагой, по щеке сбегала струйка крови. Пустая ладонь Шай бесцельно сжималась и разжималась.

— Сюда! — взревел Джубаир, поднимая руку.

Шай услыхала слабые голоса в ответ и увидела людей, карабкающихся по склону. Наемники Коски размахивали оружием. Мелькнул Даб Свит, топающий пешком. А может, и не он… На двери навалились и начали открывать нараспашку. Тяжелые створки, железные, в четыре пальца толщиной расходились так же легко, как створки на сундуке.

— С нами Бог! — сказал Джубаир, улыбаясь окровавленным ртом.

Возможно, Бог и не оставил их, но вот куда запропастился Лэмб?

— Где Лэмб? — спросила Шай, глядя по сторонам.

— Не знаю, — с трудом выдавил Савиан. Он ссутулился и тяжело дышал. — Пошел другой дорогой.

Она сорвалась с места.

— Подожди! — прохрипел Савиан, но никуда не побежал.

Шай ворвалась в ближайший дом, сохранив остатки разума настолько, чтобы закинуть лук за плечи и обнажить короткий меч. Вряд ли она раньше обнажала меч в гневе. Ну, разве что когда рубила того духолюда, что убил Лифа. Но стоило ли думать об этом сейчас? Она глубоко вдохнула и, отбросив в сторону тряпку, висевшую в дверном проеме, кинулась вперед, выставив перед собой клинок.

Наверное, она ждала, что ее встретят Ро и Пит, проливающие слезы благодарности, но вместо этого обнаружила пустую комнату с полосками света на пыльном полу.

Она кинулась в соседний дом. Пуст, как и первый.

Взбежала по ступеням и забежала в сводчатый проход в отвесной скале. Здесь стояла мебель, лоснящаяся от времени. На столе — ровная стопка тарелок. И никаких признаков жизни.

Из следующей двери выбежал старик, врезавшись в Шай. Отпрянул и упал. Горшок выпал из его рук и разбился. Выставив дрожащую руку, он пополз прочь, бормоча что-то — то ли сыпал проклятиями, то ли умолял сохранить ему жизнь, то ли молился какому-то позабытому Богу. Стоя над ним, Шай занесла меч. Только усилием воли остановила себя. Тело горело жаждой убийства. Но она должна была прежде всего найти детей. Раньше, чем люди Коски захватят город и превратят его в кровавый Ад. Должна найти детей. Если они здесь. Поэтому Шай позволила старику уползти за порог.

— Пит! — позвала она прерывающимся голосом.

Пробежала по ступенькам и через привычный уже арочный проход попала в темную, жаркую и пустую комнату. Потом еще в одну. Похоже, она попала в лабиринт. Кричащая Скала сказала, что город строился для тысяч жителей. Как, черт побери, найти здесь двоих детей?

Откуда-то донесся странный рев, эхом отражаясь от скал.

— Лэмб? — Шай отбросила с лица потные пряди.

Кто-то заполошно завизжал. Из разных дверей и из невысоких домиков внизу появлялись люди. Кто-то с оружием, кто-то с инструментами. Одна седая женщина несла на руках младенца.

Кое-кто смотрел по сторонам, понимая, что дело нечисто, но не догадываясь, что именно произошло.

Другие поспешно уходили к широкому и высокому арочному проходу вдалеке от Шай, в самом конце пещеры.

Там стоял темнокожий человек с посохом в руке, поторапливая людей, исчезающих в темноте. Ваердинур. А рядом с ним — фигурка гораздо ниже ростом, тоненькая и бледная, с обритой головой. Но Шай узнала ее даже такой.

— Ро! — закричала она сорванным голосом.

Шум сражения отражался от каменного потолка, выплескивался из зданий, прибывал отовсюду и ниоткуда. Шай забралась на перила, перепрыгнула канал, по дну которого бежал ручей, шарахнулась от огромной фигуры, внезапно выросшей перед ней, запоздало сообразила, что это — статуя скособоченного человека, вырезанная из цельного ствола дерева, выбежала на открытое пространство перед приземистым строением и замерла..

Перед ней топтались несколько человек из Народа Дракона. Три старика, две старухи и мальчишка. Все обритые, с оружием, но ни один не выглядел так, будто собирался пустить его в ход.

— На хрен с дороги! — заорала Шай, замахиваясь мечом.

Она знала, что не производит впечатление опасной, поэтому ужасно удивилась, когда они попятились. Арбалетный болт впился старику в живот, он бросил копье, зажимая рану ладонями. Остальные развернулись и побежали. Шай услыхала топот ног позади. Отряд наемников промчался мимо, ругаясь и крича. Один из них ударил пытающуюся убежать старуху мечом поперек спины.

Шай глянула на заполненный мраком проход между черными колоннами. Ваердинур скрылся. Ро — если это была она — тоже. Но это должна быть Ро!

Она побежала.

Все лучшие черты, которыми обладал Коска, проявлялись при опасности. Темпл, скорчившись, едва поспевал за ним, прижимаясь к стене так плотно, что камень царапал щеку, и вцепившись пальцами в подол рубахи — еще немного, и ткань распустится на нитки.

Брачио бежал, согнувшись вдвое. Даже Балагур подозрительно ссутулился. Но Старик не ведал страха. Перед смертью, по крайней мере. Он шагал через древний город, не обращая внимания на то и дело пролетавшие стрелы. Подбородок гордо приподнят, глаза сияют, ноги только чуть-чуть заплетались от выпивки. Он направо и налево отдавал вполне осмысленные приказы.

— Снять того стрелка! — Кончик меча указал на старуху, засевшую на крыше.

— Очистить туннели! — Небрежный взмах в сторону черных провалов.

— Не убивать детей по возможности! Помните — договор! — Палец грозит кучке измазанных кровью кантиков.

Трудно сказать, выполнял ли кто-то его распоряжения — Рота Щедрой Руки и в лучшие времена не отличалась послушанием, а уж в этом полнейшем беспорядке и подавно…

А в Темпле опасность всегда проявляла далеко не самые лучшие качества. Сейчас он чувствовал себя так же, как и в Дагоске, во время осады города. Там он потел от страха в провонявшейся лечебнице, ругался, менял повязки и рвал одежду умерших на новые бинты. Всю ночь напролет таскал ведра. Заливал пожарища, и все без толку. Город продолжал пылать. Темпл оплакивал каждую смерть. Рыдал от горя. Плакал, благодаря Бога, что умер не он. Месяцы в страхе, который целиком завладел им. С тех пор он продолжал бояться.

Наемники собрались вокруг старика, рычащего сквозь сжатые зубы ругательства на староимперском наречии и бешено размахивавшего копьем, сжав древко двумя руками. Темплу потребовалось совсем мало времени, чтобы понять — он слеп. Наемники тыкали в него остриями мечей, а когда старик поворачивался, кто-то еще колол его в спину. Одежда слепца потемнела от крови.

— Может, остановим их? — пробормотал Темпл.

— Конечно! — кивнул Коска. — Балагур?

Сержант перехватил оскепище чуть пониже наконечника, выхватил из-под плаща тесак и одним уверенным движением расколол голову старика напополам. Позволил телу опуститься на землю, придержав за копье.

— О, Боже… — прошептал Темпл.

— Нам предстоит работа, парни! — Бросил Старик наемникам, стоявшим с разочарованными лицами. — Ищем золото!

Темпл отпустил подол рубахи и вцепился себе в волосы. Скреб и царапал. Еще в Эверстоке он пообещал себе, что не будет просто стоять и смотреть на что-то подобное. То же самое он обещал в Кадире. А перед тем в Стирии. Он и здесь стоял безропотно. Впрочем, умение сдерживать обещания никогда не входило в число его достоинств.

Нос его невыносимо свербел. Темпл растирал его тыльной стороной ладони, пока не хлынула кровь. Он пытался опустить взгляд вниз, но звуки вынуждали его коситься по сторонам. На звон оружия, крики, смех, рев, мольбы, рыдания и визг. Сквозь открытые окна и двери он замечал мельтешение людей и знал, что теперь оно останется с ними до конца дней. Снова опустил глаза, шепча про себя: «О, Боже…»

Как часто он повторял эти слова во время осады? Постоянно, когда пробирался через сожженные руины Нижнего Города, слушая грохот взрывов огненного порошка, от которых дрожала земля, когда переворачивал тела, отыскивая выживших, а когда находил обгоревшими, искалеченными и умирающими, то ничего не мог поделать. Темпл хорошо усвоил, что никакой он не волшебник. «О, Боже… О, Боже…» Никто не пришел на помощь тогда. Никто не придет и сейчас.

— Сожжем это? — спросил кривоногий стириец, подпрыгивая, как ребенок, желающий скорее начать игру.

Он указал на резные деревянные фигурки из древних стволов, отполированные временем до блеска, загадочные и прекрасные.

— Если хотите, — пожал плечами Коска. — В конце концов, для чего еще нужно дерево, если не для костра? — Он глядел, как наемник облил маслом ближайшее изваяние и достал кремень с огнивом. — Печально, конечно, но это меня совсем не волнует. Я скучаю…

Темпл отшатнулся, когда обнаженный мальчик упал на камни между ними. Был ли он жив или умер еще до падения, трудно сказать.

— О, Боже… — прошептал он.

— Берегись! — проревел Балагур, прищурившись на здания слева.

Коска смотрел на лужу крови, растекающуюся из-под разбитого черепа, но не прервал ход мысли.

— Я смотрю на вещи наподобие этой и чувствую лишь… некоторую скуку. А мысли мои блуждают в направлении — что буду есть на обед, что у меня ужасно зудит нога, кто бы мне отсосал в следующий раз… — Он рассеянно почесал в паху, а потом махнул рукой. — Какой ужас, что все вгоняет в тоску! — Язычки пламени весело облизывали ближайшее дерево, а поджигатель-стириец, хлопая в ладоши, переходил к следующему. — Что я видел? Насилие, предательство и потери. Они сломили мой дух. Я опустошен. Потому-то ты и нужен мне, Темпл. Будь моей совестью. Мне надо во что-то верить!

Он положил ладонь на плечо Темпла. Тот дернулся и, услыхав визг, обернулся, как раз для того чтобы увидеть, как старуха падает в пропасть.

— О, Боже….

— Именно это я имел в виду! — Коска опять хлопнул его по плечу. — Но если есть Бог, то почему за все эти годы Он не простер длань свою, чтобы остановить меня?

— Возможно, мы — и есть длань Его, — прогрохотал Джубаир, выходя из дверей и вытирая окровавленный клинок занавеской. — Его пути неисповедимы.

— Шлюха под вуалью тоже таинственна, — фыркнул Коска. — А пути Бога безумны.

Дымок горящего дерева щекотал ноздри Темпла. Так же пахло в Дагоске, когда гурки наконец-то ворвались в город. Огонь тогда охватил трущобы, рассыпались искры, горели люди, прыгая в отчаянье с разрушенных причалов в море. Шум сражения приближался. Лицо Кадии озаряли лучи пожарища, все негромко молились, а Темпл тащил учителя за рукав, умоляя:

— Вам нужно уходить, они сейчас появятся.

Старый священник покачал головой и пожал руку Темпла, сказав:

— Именно поэтому я должен остаться.

Что он мог поделать тогда? Что мог поделать сейчас?

Боковым зрением он уловил движение между двумя невысокими каменными постройками.

— Это ребенок? — воскликнул Темпл, отворачиваясь.

— И что все так носятся с этими детьми? — воскликнул Коска ему вслед. — Они станут такими же дряхлыми и бесполезными, как и большинство из нас!

Но Темпл его не слушал. Он подвел Суфина, подвел Кадию, подвел своих жену и дочь, он клялся всегда искать легкий путь, но, возможно, на этот раз… Он забежал за угол.

Там стоял бритоголовый мальчик. Бледнокожий. Медно-рыжие брови, как у Шай. И возраст подходящий. Может быть, это…

И тут Темпл заметил в руках мальчишки копье. Тот держал оружие с заметной решимостью. Но беспокойство за других в этот раз пересилило в Темпле страх за себя. Не исключено, начался некий рост личности. Следовало, наверное, себя поздравить.

— Мне страшно, — сказал он, не испытывая ни малейшей необходимости лукавить. — Тебе тоже страшно?

Молчание. Темпл протянул раскрытые пустые ладони.

— Ты — Пит?

Лицо ребенка дернулось. Темпл медленно опустился на колени и попытался призвать на помощь всю былую искренность, что оказалось не так просто в окружении звуков боя.

— Меня зовут Темпл. Я — друг Шай. — Снова удивление. — Добрый друг. — Возможно, он сильно преувеличивал, но ведь ради благой цели. Наконечник копья слегка опустился. — И Лэмба тоже. — Еще ниже. — Они пришли, они ищут тебя. И я приехал вместе с ними.

— Так они здесь? — Странно было слышать всеобщую речь с выговором Ближней Страны.

— Да, они здесь. Приехали за тобой.

— У тебя кровь из носа течет.

— Я знаю. — Темпл снова вытер кровь запястьем. — Не надо волноваться…

Пит опустил копье и, подбежав к Темплу, крепко его обнял. Тот нерешительно помедлил, но в конце концов обхватил мальчика и прижал к себе.

— Теперь ты в безопасности, — проговорил он. — В безопасности.

Вряд ли кто-то мог упрекнуть Темпла, что он солгал впервые в жизни.

Шай спускалась по туннелю, исполненная отчаянной решимости, но напуганная так, что впору обгадиться. Потной ладонью она сжимала рукоять меча. Здесь горели только небольшие масляные лампы, бросая отблески на металлические узоры под ногами — спирали, буквы, черточки… И на кровь, заливавшую их. Взгляд Шай настороженно перебегал с призрачных теней на лежащие поперек дороги мертвые тела — вперемешку Народ Дракона и наемники, изрубленные, проткнутые, истекающие кровью…

— Лэмб, — шептала она, но так тихо, что и сама не слышала своего голоса.

Звуки отражались от горячей скалы с одной стороны и улетали в пропасть с другой — крики, лязг, шипение пара, плач и сочащийся сквозь стены смех. Смех казался самым отвратительным.

— Лэмб!

Она приблизилась к сводчатому проему в конце зала и прижалась к стене. Горячий ветер дул навстречу. Откинула пальцами мокрые волосы с глаз, разъеденных потом, и собрала в кулак остатки храбрости. Ради Пита и Ро. Назад дороги нет.

Но едва она двинулась вперед, как челюсть отвисла от изумления. Огромная пустота разверзлась перед ней пропастью в скале. Ближайший выступ покрывали столы, наковальни и прочие орудия труда кузнецов. Черную пасть провала пересекал мост не больше двух футов в ширину, без признаков перил. Он выгибался над мраком и вел к следующему выступу и проходу в скале. Шагов пятьдесят, если на глазок. Жара стояла невероятная. Снизу мост подсвечивался огнями, ревущими далеко в глубине провала. На стенах сверкали прожилки самоцветов. На наковальнях, молотах и на клинке меча Шай играли багровые отблески, словно из кузнечного горна. Подойдя к краю, Шай, сглотнула комок в горле — за пустотой стена отвесно опускалась в бездну, все глубже и глубже. Словно здесь разверзлась некая верхушка Ада, куда живущим заглядывать заповедано.

— Могли бы присобачить сраные перила… — пробормотала она.

Ваердинур стоял на мосту, прикрываясь высоким прямоугольным щитом с изображением дракона. Из-за окрайка щита сверкал наконечник копья, показывая, что путь закрыт. Бездыханный наемник валялся у его ног. Второй отступал, размахивая алебардой, как сумасшедший. Третий встал на одно колено неподалеку от Шай, взводя арбалет. Ваердинур прянул вперед и неуловимо-быстрым движением проткнул алебардщика копьем, толчком отправил с моста. Человек упал без звука. Ни крика. Ни удара о дно.

Вождь Народа Дракона отступил и опустил щит, лязгнув оковкой о камень. Потом крикнул через плечо несколько слов на незнакомом Шай наречии. Люди позади него отступили в тень — старики, дети и девочка, бегущая последней.

— Ро! — крик Шай замер в клокочущей жаре.

Девочка скрылась, проглоченная тенями на дальнем конце моста.

Ваердинур остался, присев на полусогнутых ногах за щитом и выглядывая из-за его края. Шай стиснула зубы и зарычала в бессильной ярости. Близко не подойти, а обходного пути нет.

— Заполучи, задница! — оставшийся в живых наемник поднял арбалет.

Болт ударился в дракона на щите и улетел в темноту, подобный маленькому оранжевому осколку в чернильно-черной пустоте.

— Ладно, никуда ты не денешься, — стрелок вытащил новый болт из сумки и принялся опять взводить арбалет. — Подойдут еще лучники, и мы его достанем. Рано или поздно. Не беспокойся, падла…

Краем глаза Шай уловила яркую вспышку. Наемник отлетел к стене. Копье Ваердинура торчало у него из груди. Охнув, он сел, положив арбалет на камни. Не успела Шай кинуться к нему, как кто-то мягко коснулся ее плеча.

Лэмб стоял за ее спиной, но вид его не слишком обнадеживал. Он потерял плащ и остался в кожаном жилете на голое тело — весь в шрамах и узлах сухожилий. Меч сломан, из крестовины торчала зазубренная половина клинка. Руки измазаны в крови по локоть.

— Лэмб, — прошептала она.

Но он даже не взглянул в ее сторону, отодвинув с дороги запястьем. Черные глаза с бьющимся в глубине пламенем смотрели на мост. Мышцы шеи напряжены, голова склонена набок. Все его тело покрывали бусинки пота и крови, а оскал напоминал череп. Шай шарахнулась с его пути так, словно это сама смерть явилась, потрогав ее за плечо. И вполне возможно, так оно и было.

Словно радуясь долгожданной встрече, Ваердинур обнажил меч, прямой и тусклый, только серебряная отметина вспыхнула на рукояти.

— Когда-то у меня был такой же, — Лэмб отбросил свой сломанный меч, который подпрыгнул на камнях и свалился в бездну.

— Работа самого Создателя, — сказал Ваердинур. — Тебе следовало беречь его.

— Мой друг украл его. — Лэмб подошел к ближайшей наковальне, сжал толстый железный прут длиной в рост Шай, который лежал там, так сильно, что побелели пальцы. — И все остальное тоже. — Скрежеща железом по камням, пошел к мосту. — И лучшего я не заслужил.

Шай хотела удержать его, но не могла подобрать слов. Будто сперло дыхание в груди. Но иного пути не было, и отступать она не собиралась. Поэтому она сунула меч в ножны и взялась за лук. Ваердинур заметил это и отступил на несколько шагов, подсвеченные босые ноги словно танцевали на полоске камня, слишком узкой, чтобы смог проехать самый маленький фургон.

— Я обещал, что вернусь, — сказал Лэмб, выходя на мост, и прут грохотал позади него.

— И ты вернулся.

Лэмб пнул сапогом труп наемника, сбрасывая его в пропасть.

— Я тебе сказал, что, вернувшись, принесу с собой смерть.

— И ты принес. Можешь радоваться.

— Я обрадуюсь, когда ты уберешься с моей дороги. — Лэмб остановился в нескольких шагах от Ваердинура. Цепочка блестящих царапин оставалась за его спиной. Два старика сошлись посреди пустоты.

— Ты в самом деле считаешь, что правда на твоей стороне? — спросил вождь Народа Дракона.

— Кого колышет правда?

Лэмб прыгнул вперед, широко размахивая прутом. Его оружие ударило в щит с грохотом, от которого Шай содрогнулась. На изображении дракона осталась вмятина, а один угол щита загнулся. Ваердинур пошатнулся и переступил, чтобы удержаться на мосту. Прежде чем смолкли отголоски, Лэмб нанес новый удар.

Но теперь Ваердинур ждал атаки и развернул щит таким образом, чтобы прут соскользнул, сверкая. Быстрый, как змея, Лэмб ткнул противника кулаком в челюсть, заставляя отступать, сплевывая кровь. Но он быстро оправился и рубанул мечом дважды — слева и справа. Искры и осколки вылетели из прута, которым заслонился Лэмб.

Шай прицелилась, но даже с такого расстояния пустила стрелу наугад. Бойцы, несмотря на возраст, двигались так быстро, смертельно быстро, что за ними невозможно было уследить. С дрожащими руками, стараясь не смотреть в бездонный провал, она подбежала ближе к мосту. Пот заливал глаза.

Угадав направление следующего удара, Ваердинур ускользнул от него, удивительно ловкий для своих роста и веса. Прут обрушился на мост, взвыв железным голосом, высекая искры, а Лэмб на миг утратил равновесие. И этого хватило его противнику для ответного выпада. Северянин отдернул голову, и клинок, падающий, чтобы расколоть его череп, прочертил лишь алую линию наискось через его лицо. Разлетелись капельки крови. Лэмб отступил на три шага, удержавшись на самом краю. Преодолевая открывшееся пространство, Ваердинур снова замахнулся, готовя сокрушительный удар.

Возможно, Шай никогда не была сильна в искусстве ожидания, но когда наставал тот самый миг, то вперед выходил талант кидаться в бой очертя голову. Она выстрелила, не задумываясь. Стрела пронзила темноту, разминулась с краем щита и прошила руку Ваердинура. Он охнул, опустил клинок, который звякнул о камни моста, а Шай тем временем опускала лук, еще на уверовав, что попала.

Лэмб заревел, как бешеный бык, и кинулся вперед, размахивая железным прутом, словно он весил не больше хворостины, заставляя Ваердинура пятиться, петляя и уворачиваясь на нешироком мосту, не оставляя ни малейшей возможности защититься — даже если бы он мог со стрелой Шай в руке, не давая ни малейшей возможности сделать что-либо, кроме как пытаться устоять на ногах. А Лэмб, неутомимый и беспощадный, наседал, гнал противника к выходу с моста на дальнем его конце. Последний удар сорвал щит с руки Ваердинура и отправил в темноту пропасти. Вождь отскочил, прижался к стене, меч выпал из кровоточащей руки.

Из тени прохода выскочила тонкая фигурка. Вспыхнул алым отсветом нож. Он отшатнулся, перехватил нападавшую и швырнул на стену, у подножья которой она и скорчилась. Бритоголовая девочка. Она сильно изменилась. Но не настолько, чтобы Шай не узнала сестру.

Отбросив лук, она помчалась вперед, даже не задумываясь, что может оступиться и упасть. Никаких мыслей, кроме одной — быстрее преодолеть разделяющее их пространство.

Лэмб вырвал нож из плеча, не замечая брызнувшей крови, и отбросил его, как использованную зубочистку. Его лицо обезображивала ужасная улыбка, похожая на кровавую рану. Он ничего не видел и ничего не хотел видеть. Не тот человек, который долгие мили провел на трясущихся козлах фургона рядом с ней, не тот человек, что пел детям колыбельные, не тот, что уговаривал ее трезво смотреть на мир. Совсем другой, и неизвестно еще — человек ли вообще? Но именно он перебил разбойников в Эверстоке, отрубил голову Санджиду в стычке на равнинах, голыми руками убил Гламу Золотого. Лучший друг смерти.

Сгорбившись, он пошел вперед, сжимая прут, покрытый щербинами и зарубками от меча Создателя, хищно поблескивающими в темноте. Шай закричала, но впустую. В Лэмбе осталось не больше милосердия, чем зимой жары. После всех оставленных позади миль, после всех пересеченных земель, ей осталось всего несколько шагов, но она не успевала… Прут опустился!

Ваердинур в прыжке прикрыл собой Ро. Железо обрушилось ему на предплечье, ломая кость, и ударило в плечо и голову, оставляя глубокую рану. Он потерял сознание. Лэмб с пеной на перекошенном рту снова занес прут, но Шай, успевшая добежать, вцепилась в свободный конец оружия. Взлетев в воздух, она закричала. Ветер засвистел в ушах, огненная пещера перевернулась с ног на голову, а потом Шай полетела вверх тормашками на камни.

И вдруг все стихло.

Только легкий звон.

Шарканье сапог.

Вставай, Шай.

Нельзя валяться весь день.

На ферме много работы.

Она прижалась к стене… Или к полу? Или к потолку? Мир кружился, словно сухой лист в водовороте.

Она стояла? Нет. Лежала на спине. Одна рука свисала. Свисала с края пропасти — сплошной мрак и крошечный огонь на непостижимой глубине. Не слишком удобная поза. Шай перекатилась на бок. С большим трудом заставила себя подняться на колени, пытаясь разогнать туман в голове.

Послышались человеческие голоса. Приглушенные и невнятные. Что-то звякнуло о камень перед Шай, и она едва не упала вновь.

Куча-мала из людей, толкающихся и борющихся. В середине Лэмб, лицо перекошено, словно у дикого зверя, покрытое кровью из пореза. Он рычал и хрипел, издавая звуки, которые даже отдаленно не напоминали проклятия человеческой речи.

Коренастый сержант Коски схватил его сзади — одной рукой за горло. Пот лился по лбу Балагура, но лицо сохраняло оттенок задумчивости, как будто он что-то подсчитывал в уме.

Свит повис на левой руке Лэмба, напоминая человека, который пытается удержать необъезженного скакуна. Савиан вцепился в правую.

— Стой! — выкашливал он. — Стой, ублюдок безмозглый!

Шай видела, что Савиан держит наготове нож, и решила, что не будет стараться его остановить. Пожалуй, она не хотела его останавливать.

Лэмб пытался убить Ро. После всех испытаний, которые они пережили, чтобы найти ее, пытался убить. И убил бы Шай, не важно, что там он обещал их матери. Он мог убить их всех. Шай не понимала этого. И не хотела понимать.

Вдруг Лэмб напрягся, едва не сбросив Свита со скалы. Белки глаз сверкали из-под его полуприкрытых век. А потом осел, задыхаясь и всхлипывая, прижал четырехпалую ладонь к окровавленному лицу. Всякая борьба прекратилась.

Савиан похлопал Лэмба по груди, все еще пряча обнаженный нож за спиной.

— Тише, тише, — проговорил он.

Шай пошатывалась, мир более или менее остановил стремительный бег, но в висках отдавалось биение сердца и струйка крови сбегала по затылку.

— Тише, тише.

Несмотря на то, что правая рука не слушалась, а ребра болели так, что не хотелось дышать, Шай пошла к проходу. Позади слышались всхлипывания Лэмба.

— Тише, тише…

В узком проходе стояла жара, как в кузнице, но впереди теплился свет, отражаясь в пятнах на полу. Кровь Ваердинура. Спотыкаясь на ходу, Шай вспомнила о мече и даже умудрилась вытащить его из ножен, но не удержала негнущимися пальцами правой руки, переложила в левую и продолжала путь, постепенно шагая все увереннее. На половине дороги перешла на бег трусцой. В туннеле стало светлее, но жарче. Пространство впереди сияло золотом. Выскочив, она поскользнулась и упала на задницу, опираясь на локти и открыв рот.

— Мать вашу… — выдохнула Шай.

Она знала, что людей, живущих здесь, называют Народом Дракона, но не могла и предположить, что у них в самом деле был дракон.

Он возлежал в центре широкой пещеры, похожей на чашу, напоминая некую сцену из сказки — красивый, ужасный и удивительный, покрытый тысячами металлических чешуек, тускло поблескивавших, отражая пламя светильников.

Дракон несколько раз свернулся, поэтому трудно было оценить его истинные размеры, но клиновидная голова не уступала в длину росту взрослого мужчины. Зубы напоминали лезвия кинжалов. Но никаких когтей. Каждая из многочисленных ног заканчивалась человеческой кистью с золотыми кольцами на изящных металлических пальцах. Под сложенными, тончайшими, как бумага, крыльями негромко позвякивали шестерни, из ноздрей-клапанов вырывались струйки пара. Вибрировал кончик раздвоенного языка, похожего на цепь. Из-под каждого из четырех металлических век выглядывал изумрудный глаз.

— Мать вашу… — прошептала она снова, опуская взгляд на ложе дракона, еще больше похожее на детскую сказку.

Груда денег. Старинные золотые кубки и серебряные блюда. Цепи и чаши, монеты и диадемы. Позолоченная броня и оружие. Все усеянные драгоценными камнями. Серебряная аквила давно расформированного легиона торчала под острым углом. Трон из красного дерева, обшитый золотой фольгой, лежал опрокинутый — только ножки торчали вверх. Переизбыток роскоши создавал впечатление безумства. Бесценные сокровища, собранные в кучу в таком количестве, что казались мусором.

— Мать вашу… — пробормотала Шай в очередной раз, подспудно ожидая, что железное чудовище сейчас проснется и обрушит яростный гнев на ничтожного нарушителя спокойствия.

Но дракон не шевелился. Шай опустила взгляд. Капли крови слились в пятна, а потом и в «дорожку». Наконец она увидела Ваердинура, упавшего навзничь у передней ноги дракона, а рядом с ним — Ро, настороженную, с измазанной кровью головой.

Шай поднялась и побрела к дну пещеры, вцепившись в рукоять меча так, будто этот ненадежный кусок стали был ее единственной опорой. Камни под ее ногами усеивали письмена.

Подойдя ближе, она увидела еще кое-что среди накопленного богатства. Бумаги с сургучными печатями. Расписки старателей. Договора дельцов. Купчие на давно рухнувшие здания. Завещания по давным-давно полученным наследствам. Соглашения Братств, компаний и совместных предприятий, лопнувших неизвестно когда. Ключи к замкам, которые стояли на дверях, о которых все забыли. И черепа. Десятки. Сотни. Монеты и самоцветы лились, словно вода, из пустых глазниц. Что может быть более ценным, чем смерть?

Ваердинур дышал часто и неглубоко, одежда пропиталась кровью, сломанная рука висела плетью, а Ро вцепилась в другую, откуда до сих пор торчала стрела Шай.

— Это — я, — прошептала Шай, стараясь говорить негромко, чтобы не спугнуть сестру, шагнула к ней, протянула руку. — Ро, это я.

Девочка не отпустила руку старика. Но он пошевелился и мягко высвободил кисть. Подтолкнул к Шай, проговорив какие-то ласковые слова на своем наречии. Потом толкнул настойчивее. Еще несколько слов, и Ро, понурив голову, со слезами на глазах двинулась прочь от него.

— Мы старались сделать для них, как лучше, — Ваердинур смотрел на Шай горящими от боли глазами.

Она опустилась на колени и обняла сестру. Ро показалась ей худой и жесткой, совсем не той сестрой, которую она знала давным-давно. Вряд ли Шай мечтала о такой встрече. И тем не менее воссоединение произошло.

— Мать вашу! — Никомо Коска стоял у входа в пещеру, не сводя глаз с дракона и его ложа.

Сержант Балагур, следовавший за ним по пятам, вытащил из-под плаща тяжелый тесак, сделал один шаг по хрустящему основанию из золота, костей и бумаги, которые сминались под его подошвами, и, потянувшись, ударил дракона по морде.

Послышался звон, будто он бил по наковальне.

— Он механический, — сказал он, хмуря брови.

— Наиболее священное из всех творений Создателя, — прохрипел Ваердинур. — Восхитительное, могучее…

— Само собой! — Коска вошел в пещеру, обмахиваясь шляпой, будто веером. Но он глядел не на дракона, а на его подстилку. — Сколько тут золота, как думаешь, Балагур?

— Очень много, — сержант поднял бровь и выдохнул носом. — Можно мне посчитать?

— Думаю, чуть позже.

Балагур казался слегка разочарованным.

— Выслушайте меня… — Ваердинур попытался приподняться. Кровь текла из раны на его плече, заливая блестящее золото. — Мы близки к тому, чтобы пробудить дракона. Очень близки! Работали столетиями. Возможно, в этом году… или в следующем. Вы представить себе не можете, на что он способен. Мы могли бы… Мы могли бы владеть им вместе!

— Опыт показывает, что из меня никудышный совладелец, — скривился Коска.

— Мы изгоним чужаков из предгорий, и мир вновь станет правильным, как в Древние Времена. И у вас… У вас будет все, что бы вы ни пожелали!

Коска послал улыбку дракону, упрев руки в бока.

— Конечно, это очень любопытно. Великолепный пережиток прошлого. Но что он может против того, что сейчас на равнинах? Против легионов тупиц? Торговцев и фермеров, ремесленников и бумагомарак? — Он взмахнул шляпой. — Подобные творения так же бессильны против них, как корова против муравьев. В мире скоро не останется места, где можно применить волшебное, загадочное, удивительное. Скоро на ваши священные земли явятся люди, которые построят… лавки готового платья. Бакалейные лавки. Конторы стряпчих. Они сделают обезличенные копии чего угодно. — Старый наемник почесал сыпь на шее. — Вам, может быть, жаль, что это происходит. Мне, может быть, жаль, что это происходит. Но от этого не убежать. Я устал от неудач. Время таких людей, как я, проходит. А время таких людей, как вы? — Он вычистил немного засохшей крови из-под ногтей. — Оно прошло так давно, что кажется, будто его и не было.

— Вы просто не понимаете, что я предлагаю! — Ваердинур попытался приподняться. Его рука, сломанная в предплечье, вывернулась, кожа натянулась на осколках костей.

— Нет, я понимаю. — Коска наступил одним сапогом на позолоченный шлем, выпавший из общей кучи, и улыбнулся Правой Руке Создателя. — Возможно, вы удивитесь, но я получал множество самых заманчивых предложений. Тайные клады, места силы, наивыгоднейшие условия торговли вдоль всего побережья Кадири, а однажды — целый город, хотя, по общему мнению, он оставался не в лучшем состоянии. Я понял наконец… — Он вгляделся в морду дракона. — И это понимание достаточно болезненное, поскольку я, как прочие люди, склонен мечтать. — Генерал поднял одну монетку и поднес ее к свету. — Одна марка стоит дороже тысячи обещаний.

Сломанная рука Ваердинура медленно сползла вниз.

— Я хотел сделать… сделать как лучше.

— Конечно, — Коска поклонился со всей искренностью, бросил монету обратно в кучу. — Верите вы этому или нет, но мы тоже. Балагур?

Сержант подался вперед и деловито разрубил голову Ваердинура тесаком.

— Нет!!! — закричала Ро и рванулась так, что Шай едва удержала ее.

Коска выглядел слегка раздраженным, что его отвлекли.

— Лучше бы тебе забрать ее отсюда. В самом деле, это не место для ребенка.

Жадность

Они возвращались веселой толпой, улыбаясь и хохоча, поздравляя друг друга с успехом, хвастались трофеями — золотом и кусками плоти, срезанными с поверженных врагов. Ро никогда не думала, что может повстречать человека хуже, чем Грега Кантлисс. А теперь они окружали ее, куда ни повернись. Один завладел свирелью Акарина и наяривал безыскусную мелодию, состоявшую всего из трех нот, а остальные приплясывали и прыгали от радости по долине. А их одежду покрывала кровь соплеменников Ро.

За спиной остался Ашранк в руинах. Резные фигуры изрублены, от Сердцедрева остались лишь дымящиеся угли, бронзовые листы выдолблены, а Длинный Дом сожжен священными углями из очага. Смерть царила везде. Ограблены даже священные пещеры. Дракона свалили, чтобы завладеть сокровищами его ложа. Вход в пещеру завалили, а мост взорвали огненным порошком, и сама земля содрогнулась от богохульства.

— Лучше себя обезопасить, — сказал убийца Коска, наклонившись к старику по имени Савиан. И спросил: — А ты нашел своего мальчишку? Мой стряпчий спас нескольких детей. У него просто талант к этому.

Савиан покачал головой.

— Обидно. Будешь и дальше искать?

— Я дал слово, что дойду сюда. Но не дальше.

— Ладно. У каждого человека есть свой предел прочности. — Коска дружески хлопнул его по плечу, потом потрепал Ро по щеке. — Не надо унывать — волосы отрастут, сама не заметишь!

Ро смотрела, как он уходит, жалея, что у нее недостаточно отваги, или силы духа, или ярости, чтобы схватить нож и пырнуть его. Или вцепиться в глаза ногтями. Или укусить.

Выдвинулись в путь они довольно быстро, но вскоре замедлились, уставшие, раненые и пресыщенные погромами. Пыхтели и потели под тяжестью мешков с награбленным, с карманами, набитыми монетами. Скоро они начали задирать друг друга, ругаться и спорить по пустякам. Один наемник отнял свирель и разбил ее о камень, музыкант ударил его, а здоровенный темнокожий мужчина развел их, объясняя, что Бог все видит. И Ро подумала: если Бог может видеть, то почему он не наведет порядок?

Шай все болтала и болтала. Она сильно изменилась. Исцарапанная и бледная, оплывшая, будто свеча, сожженная, как головня, измочаленная. Словно побитая собака. Ро едва-едва узнала ее. Она напоминала женщину, давным-давно виденную во сне. Болтала без остановки, натянув на лицо глупую улыбку, похожую на маску. Она попросила девятерых детей назвать свои имена. Некоторые назвали старые, некоторые — новые, потому что уже забыли, как именовались прежде.

Присев на корточки перед Эвином, кода мальчик назвался, Шай сказала:

— Твой брат Лиф тоже путешествовал с нами… какое-то время. — Он прижала ладонь ко рту, и Ро увидела дрожащие пальцы. — Он умер на равнинах. Мы похоронили его в хорошем месте, как мне кажется. Неплохо будет, если ты заедешь туда. — Она взяла Ро за плечо и сказала: — Я хотела привезти тебе книгу или что-то вроде нее, но… не получилось. — Мир, в котором были книги, казался наполовину забытым, а лица умерших стояли пред глазами. Ро никак не могла к этому привыкнуть. — Мне жаль… что мы задержались в пути. — Покрасневшие глаза Шай наполнились влагой. — Скажи хоть что-нибудь…

— Я тебя ненавижу, — сказала Ро на языке Народа Дракона, полагая, что ее не поймут.

Темнокожий мужчина по имени Темпл печально поглядел на нее и ответил на том же наречии:

— Твоя сестра проделала очень длинный путь, чтобы отыскать тебя. Несколько месяцев она думала только о тебе.

— У меня нет сестры, — бросила Ро. — Переведи ей это!

— Сама скажи, — покачал головой Темпл.

Все это время старый северянин смотрел на них широко открытыми глазами, но как будто вглядывался куда-то в неимоверную даль. Ро вспоминала его дьявольскую улыбку и отца, который отдал за нее жизнь, и недоумевала — что это за безмолвный убийца, который так похож на Лэмба. Когда порез на его лице начал кровоточить, Савиан опустился рядом на колени и принялся шить рану, обронив невзначай:

— Они совсем не похожи на демонов, этот Народ Дракона.

Похожий на Лэмба человек даже не дрогнул, когда игла проколола кожу.

— Настоящих демонов мы носим внутри себя.

Даже лежа в темноте, заткнув уши пальцами, Ро продолжала слышать ужасный крик Хирфэк, когда ее жарили на кухонной плите, а в воздухе плыл сладкий запах мяса. Даже зажав ладонями глаза, она видела, как Алстэла сталкивают копьями с утеса, а он летит, не издав ни единого звука. Сколько их лежало у подножья скалы, хороших людей, шутивших, обладавших каждый собственной мудростью. Они превратились в изломанные куски плоти, и Ро никак не удавалось принять потерю. Она чувствовала, что должна обрушить на чужаков всю ненависть, на которую способна, но каким-то образом оцепенела и скукожилась в душе, став столь же мертвой, как ее отец с разрубленной головой, как Халли, раскачивающийся на дереве.

На следующее утро недосчитались части людей с золотом и запасами еды. Кто-то утверждал, что они попросту сбежали, кто-то — что их утащили духи или горящие местью люди Народа Дракона, преследующие отряд. Пока чужаки спорили, Ро смотрела на Ашранк, на серо-голубую завесу дыма, прилепившуюся к склону горы. Она сунула пальцы под одежду и сжала чешуйку дракона, которую вручил ей отец, ощутив ее прохладу по сравнению с горячей кожей.

Неподалеку на камнях стояла морщинистая женщина-духолюдка.

— Слишком долго оглядываться назад — плохая примета, девочка, — сказал белобородый человек по имени Свит.

Хотя, на взгляд Ро, духолюдка вряд ли была старше пятидесяти лет, в ее седой гриве, обмотанной драной тряпкой, оставалось лишь несколько желтых волос.

— Я не ощущаю той радости, на которую рассчитывала.

— Когда тратишь половину жизни на какую-то мечту, действительность редко полностью оправдывает надежды.

Ро заметила, что Шай смотрела на нее, а потом приподняла губу и сплюнула через щель между зубами. Пришли незваные воспоминания, как Шай и Галли состязаются, кто плевком попадет в горшок, а Ро смеется, Пит смеется, Лэмб смотрит и улыбается. Ро ощутила боль в душе, причины которой не могла осознать.

— Может, немного золота позволит тебе почувствовать облегчение?

Старая духолюдка покачала головой.

— Богатый дурак остается дураком. Вот увидишь.

Устав ожидать пропавших товарищей, люди пошли дальше. Открылись бутылки, наемники опьянели и начали идти медленнее под тяжестью груза, задыхаясь от жары, спотыкаясь на обломках камней, мучаясь и проклиная препятствия, как если бы золото для них было дороже собственного тела и собственных жизней. Она бросали часть безделушек на тропу, которая блестела позади них, словно след, оставленный слизнем. Кое-кто из бредущих позади поднимал валявшееся богатство, но лишь для того, чтобы избавиться от него через милю. Ночью пропало еще больше пищи и воды. Наемники перегрызлись между собой из-за оставшихся. Краюха хлеба продавалась на вес золота, а вскоре и в десять раз дороже. Пригоршню драгоценных камней отдавали за полфляги выпивки. Один человек убил другого за яблоко. Коска приказал его повесить. Он так и остался висеть за спиной растянувшейся колонны, раскачиваясь на ветке, а серебряные цепи вокруг его шеи позвякивали в такт.

— Дисциплина прежде всего! — провозгласил Коска, пьяно раскачиваясь в седле неказистого коня.

Пит, сидя на плечах Лэмба, улыбался, и Ро поняла, что не видела его веселым довольно давно.

Они покинули благословенные земли и вступили под полог леса. Начался снегопад. Жар дракона ушел из земли, похолодало. Темпл и Шай раздали детям меховые накидки, когда деревья потянулись вверх, а лес поредел. Некоторые наемники бросили верхнюю одежду, чтобы захватить больше золота, и теперь дрожали, хотя совсем недавно обливались потом. Ругательства вырывались изо рта вместе с облачками пара. Стылый туман наступал на пятки.

Двое наемников присели по большой нужде под деревом. Их нашли мертвыми со стрелами, торчащими из спин. Теми самыми стрелами, которые они бросили в Ашранке, чтобы набить колчаны награбленным.

Нескольких человек отправили найти стрелков и убить, но и они не вернулись, а остальные, подождав немного, двинулись дальше, держа оружие наготове, косясь на деревья и вглядываясь в тени. Люди продолжали исчезать один за другим. Некий наемник принял отставшего товарища за врага и подстрелил его. Коска пожал ему руку и сказал:

— На войне всякое бывает.

Потом долго спорили, стоит ли тащить раненого с собой или бросить его здесь же, но он умер раньше, чем пререкающиеся стороны пришли к единому мнению. Тело обобрали и сбросили в трещину на леднике.

Кое-кто из детей улыбался. Они считали, что это их семья преследует захватчиков, а брошенные тела — сигналы для них. Эвин подошел к Ро и шепнул ей на языке Народа Дракона:

— Сегодня ночью мы сбежим.

Ро кивнула.

Опустилась тьма, без звезд и луны. Падал снег, накапливаясь толстым пушистым слоем. Ро ждала, вздрагивая от желания сбежать и опасения быть пойманной, отсчитывая нескончаемое время вдохами и выдохами чужаков, быстрыми и размеренными Шай, громкими и хриплыми Савиана, сонным бормотанием женщины-духолюдки, которая ворочалась так, что не понятно, спит она или бодрствует. Наконец на охрану лагеря заступил старик Даб Свит, которого Ро считала самым медленным из чужаков. Он прошел на противоположный конец лагеря. Тогда она потрясла Эвина за плечо. Он кивнул, растолкал остальных. Бесшумной цепочкой они скользнули в темноту.

Ро тронула проснувшегося Пита, он сел.

— Пора идти.

Но мальчик только моргал.

— Пора идти, — прошипела она, сжимая ему локоть.

— Нет, — покачал он головой.

Ро потащила его, но брат вырывался и кричал.

— Я не пойду! Шай!

Кто-то выскочил из-под одеял, лагерь зашумел. Ро отпустила Пита и побежала, проваливаясь снег, подальше в лес, зацепилась ногой за корень, упала, потом еще и еще раз. Барахталась и боролась, рассчитывая, что вот-вот освободится. И вдруг что-то с ужасной силой ударило ей под колени. Ро упала.

Она завизжала, начала вырываться, размахивала кулаками, но, похоже, сражалась с камнем или деревом, или с самой землей. Непреодолимая сила сжала ноги и грудь, лишая возможности сопротивляться. Снег забился в глаза, но ей показалось, что она увидела Эвина, взмахнула рукой и закричала:

— Помоги мне!

Он потерялся в темноте. Или она потерялась.

— Будьте вы прокляты… — рычала Ро, продолжая вырываться.

— Я и так уже проклят, — раздался над ухом голос Лэмба. — Но я не позволю тебе вновь потеряться.

Он сжал Ро так крепко, что она не могла не то что двинуться, а даже вздохнуть.

Вот так все и кончилось.

Беда