Вверх!
Под ним заревел ракетный двигатель. Через мгновение он вылетел через стекло и унесся в небеса.
Пилотаж. Навигация. Коммуникация.
Эвакуация.
На крыльце похоронного бюро лежал снег. Салли снял шапку, потоптался на коврике и вошел. Он надеялся, что Хораса не окажется на месте, но, конечно, он был там: из кабинета тут же вышел мрачный, болезненного вида мужчина с тонкими соломенными волосами и длинным подбородком.
– Снова здравствуйте, – сказал Салли, протягивая руку.
– Здравствуйте.
– Вы меня помните?
– Мистер Хардинг.
– Зовите меня Салли.
– Хорошо.
– Рон Дженнингс передает вам привет.
– Скажите, что и ему не хворать.
– На этот раз я пришел по другому поводу.
– Я вас слушаю.
– Я работаю в «Северном Мичигане».
– А. Вам нравится пресса?
Салли вдохнул. «Вообще-то, – хотелось сказать ему, – я терпеть ее не могу».
– Ваш договор на рекламу истекает в конце месяца…
Он замолк, надеясь, что Хорас ответит: «Ах да, держите чек». Но мужчина держался прямо, как вертикально поставленный нож, и не шевелился.
– Рон упомянул, что вы один из наших давних клиентов, поэтому…
По-прежнему ничего.
– Поэтому… не хотите ли продлить договор?
– Да, конечно, – ответил Хорас. – Пройдемте со мной.
Наконец-то. Салли проследовал за Хорасом в кабинет, где тот протянул ему готовый конверт.
– Вот, держите, – сказал Хорас.
Салли положил конверт в сумку.
– И кстати, Рон просил передать вам, что они готовят специальный выпуск о… – Салли замолк. – О том, что происходит в городе.
– В городе?
– Ну, о звонках. О людях, которые говорят с…
Он сглотнул, прежде чем произнести слово «мертвыми».
– Ах, – кивнул Хорас, – да.
– «Небеса зовут». Так будет называться выпуск.
– «Небеса зовут».
– Не хотите разместить в нем рекламу?
Хорас дотронулся до своего подбородка.
– Рон считает, это стоит того?
– Да. Он уверен, что выпуск прочитает много людей.
– А вы как думаете?
Салли презирал эту затею. Хотелось ответить, что это все чепуха. Он даже не осмеливался смотреть Хорасу в глаза.
– Думаю, Рон прав. Читателей будет много. – Хорас не сводил с него глаз. – Да, много кто прочтет, – пробормотал Салли.
– Какого формата будет реклама?
– Рон предлагает занять целую полосу.
– Отлично, – сказал Хорас. – Пусть выставит мне счет.
На пути к выходу Хорас вдруг о чем-то вспомнил.
– Подождете минутку?
Он вернулся с еще одним конвертом.
– Передадите Рону еще вот этот чек за некрологи? Я собирался отправить его почтой, но раз вы здесь…
– Конечно, легко.
Салли взял конверт.
– Можно спросить, а о каких некрологах речь?
– Это услуга, которую оказывает наше бюро.
– Правда?
– Да. По понятным причинам большинство людей приходят к нам в расстроенных чувствах. Им не хочется говорить абы с кем. У нас есть замечательная сотрудница, Мария, которая расспрашивает их о покойном и составляет некролог. Они публикуются в газете каждую неделю.
– Ага…
– И к ним прилагаются хорошие фотографии.
– Понятно.
– Этим тоже занимаемся мы.
– Ясно.
– Мы сами собираем деньги и в конце месяца платим газете за публикацию. И меньше расходов для родственников.
Салли кивнул. Его взгляд бесцельно бродил по комнате.
– Что-то не так? – спросил Хорас.
– Нет, я просто… Думал, что некрологи пишет журналист.
Хорас слабо улыбнулся.
– Городок у нас маленький. «Северный Мичиган» – издание небольшое. К тому же никто не справится с этим лучше, чем Мария. Она скрупулезна и добра к людям. Кого угодно расположит к себе.
«Как неожиданно слышать подобное из уст этого мужчины», – подумал Салли.
– Ну что ж, передам все Рону, и дело сделано.
– Отлично, – сказал Хорас.
Он проводил Салли до двери. И вдруг ни с того ни с сего положил руку ему на плечо:
– Как вы, мистер Хардинг?
Вопрос застал Салли врасплох, и он лишь молча сглотнул. Взглянув мужчине в глаза, он внезапно обнаружил в них сочувствие. Салли вспомнил, как уходил отсюда в прошлый раз, прижимая к груди урну с прахом Жизели.
– Не очень, – прошептал он.
Хорас легонько сжал его плечо.
– Я понимаю.
При катапультировании из самолета позвоночник пилота сжимается. Когда Салли потянул за ручку, он был 188 сантиметров ростом. К моменту, как он достигнет земли, его рост сократится примерно на сантиметр.
Летя к земле, уже без кресла, с раскрытым парашютом, он чувствовал, как болит все тело, и, оцепенев, безропотно наблюдал за происходящим – как будто весь мир погрузили в густой мед. Он видел, как самолет разбивается о землю. Как его охватывает огонь. Руки Салли крепко сжимали стропы парашюта. Ноги болтались внизу. Кислородная трубка, по-прежнему прикрепленная к маске, свисала у него под носом. Вдали виднелись густые серые облака. Вокруг царила сонная тишина.
А потом в одно мгновение – раз! – он резко пришел в себя, как боксер на ринге, оклемавшийся после удара. Салли сорвал маску, чтобы легче было дышать. Все чувства обострились, а мысли заметались, как сталкивающиеся атомы.
Первым делом он принялся рассуждать как пилот: «Ты жив – хорошо; парашют раскрылся – хорошо; самолет упал туда, где не было людей, – хорошо».
Потом он стал размышлять как офицер: «Ты разбил самолет, который стоил миллионы долларов, – плохо; твое дело будут расследовать – плохо; на месяц погрязнешь в отчетах и бумажной волоките – плохо; и по-прежнему неизвестно, во что ты врезался и какой урон мог нанести твой самолет, – плохо».
В то же время как муж он думал: «Жизель, бедная Жизель, надо сообщить ей, что все в порядке, что ты не горишь в груде раскаленного металла, над которой поднимаются клубы черного дыма. Вот он, здесь, летящая в небе точка. Видела ли она его? Видел ли хоть кто-нибудь?»
Чего он, висящий над землей, не мог знать – так это того, что происходило внизу. Он не знал, что в следующие минуты авиадиспетчер Эллиот Грей, обладатель того самого гнусавого голоса, сбежит с аэродрома, покинув место происшествия.
Он не знал, что несколько минут спустя опаздывающая Жизель будет ехать в автомобиле по узкой дороге и увидит вдали столб дыма. И, будучи женой пилота, вдавит педаль газа в пол, перебирая в голове самые темные мысли.
Он не знал, что последними словами, которые произнесет его жена, вылетая за поворот, будут слова молитвы.
«Молю тебя, Господи, пусть с ним все будет хорошо!»
Он вцепился в стропы и опустился на землю.
Работало радио, оно было настроено на христианскую станцию. Когда проезжали закусочную «У Фриды», Эми глянула в окно. Людей внутри битком, вверх и вниз по улице все обочины заняты машинами.
– Фрида, наверное, радуется, – сказала Кэтрин, не отрывая глаз от дороги, держась обеими руками за руль. – До того как это все началось, она говорила мне, что хочет продать дом.
– А, да? – ответила Эми. Теперь она отвечала «а, да?» почти на все, что говорила Кэтрин.
– У них же трое детей. С ее возможностями было бы непросто подыскать хороший вариант.
Кэтрин улыбнулась. После недавнего звонка Дианы ее настроение улучшилось. Все было ровно так, как она просила в молитвах.
– Кэт… Не грусти.
– Диана, откуда взялись другие люди?
– Они благословлены… Но Бог благословил и нас. Мы вместе, чтобы ты исцелилась… Мысли о рае – вот что исцеляет нас на земле.
– Я особенная? Меня выбрали, чтобы я рассказала всем?
– Да, сестра.
Эти слова подарили Кэтрин умиротворение. Эми же день ото дня все больше раздражалась.
Она надеялась удержать эту историю в узде, возможно, получить за нее какую-нибудь награду, подогреть интерес к себе на большом рынке. Но после городского собрания стало ясно, что это лишь пустые фантазии. Теперь в городе временно обитали как минимум пять телеканалов. Приезжало федеральное телевидение. Федеральное! Эми на расстоянии трех метров от себя видела знаменитого репортера ABC News Алана Джереми, на нем были джинсы, синяя классическая рубашка, галстук и на вид недешевая горнолыжная куртка с логотипом ABC News. В любое другое время Эми бы сразу подошла к нему, может, даже немного пофлиртовала бы. Никогда не знаешь, кто поможет тебе продвинуться по карьерной лестнице.
Но в данных обстоятельствах Алан Джереми был ее соперником. Он хотел побеседовать с Кэтрин, и, когда Кэтрин спросила Эми, как она к этому отнесется, Эми быстро ответила, что доверять этому человеку не стоит. Он ведь приехал из Нью-Йорка. Каковы его мотивы?
– Ну, тогда не будем с ним говорить, – сказала Кэтрин.
– Правильно, – ответила Эми. Она почувствовала укол совести. Но Фил же сказал: «Будь на шаг впереди них. Ты приехала первой. Помни, это наш важнейший репортаж за год».
Важнейший репортаж за год. Эми так долго ждала подобного шанса. Но приходилось иметь дело с массовой истерией. Федеральное телевидение, серьезно? А она по-прежнему сама таскает свою камеру. Эми чувствовала себя дилетанткой. Как все-таки будет обидно, если ее затопчут телестанции, на которых она мечтала работать.
Поэтому Эми делала то, что было недоступно им. Она прилипла к Кэтрин и стала для нее незаменимой. Вызывалась ходить вместо нее за продуктами, забирала доставку, перехватывала бесконечные письма из почтового ящика и усмиряла людей на лужайке. Она вела себя как подруга Кэтрин и называла себя так же. Последние несколько ночей Кэтрин даже разрешила Эми остаться в гостевой спальне, где теперь лежал багаж журналистки.
Сегодня они ехали в больницу недалеко от дома, чтобы навестить пациента с лейкемией на поздней стадии. Он написал Кэтрин и попросил рассказать, каким она видит рай. Сначала Кэтрин хотела позвать с собой пастора Уоррена, но что-то внутри подсказало, что она справится и сама.
– Ты согласна со мной? – спросила тогда Кэтрин.