– А, да, – ответила ей Эми.
В больнице Кэтрин держала за руки семидесятичетырехлетнего Бена Уилкса. Бывший автомеханик на пенсии был измучен месяцами химиотерапии, его волосы лежали редкими прядками, щеки впали, а линии вокруг рта будто надламывались, когда он начинал говорить. Он был очень рад, что Кэтрин приехала, и проявлял большой интерес к ее истории.
– Ваша сестра, – спросил Бен, – описывает мир вокруг себя?
– Она говорит, что он прекрасен, – ответила Кэтрин.
– А она рассказала о правилах?
– Каких правилах?
– Как туда попасть.
Кэтрин мягко улыбнулась.
– Все, кто принимает Бога, туда попадают. – На самом деле Диана никогда не произносила таких слов, но Кэтрин знала, что поступает правильно.
– А вы уверены, что она в раю? – спросил Бен, крепко сжимая ее ладонь. – Я не хочу вас обидеть. Но мне так хочется, чтобы это все было правдой.
– Это правда, – ответила Кэтрин. Она улыбнулась, закрыла глаза и накрыла их сцепленные руки второй ладонью. – После этой жизни есть и другая.
У Бена слегка приоткрылся рот, он слабо вдохнул. А потом улыбнулся.
Стоящая с камерой Эми тоже улыбнулась. Она все засняла. Ни один канал не освещал происходящее под таким углом. После этой жизни есть и другая.
А после этой работы есть работа получше.
На следующий день Бен умер.
Это озадачило врачей. Жизненные показатели Бена были в норме. Никто не ожидал такой внезапной кончины.
В итоге врачи сошлись на мысли, что после визита Кэтрин его организм «добровольно» отказался функционировать.
Проще говоря, Бен сдался.
Одиннадцатая неделя
Утром 14 февраля 1876 года Александр Грейам Белл подал заявку на патент своего телефона. В тот же день такую же заявку подал инженер из Иллинойса по имени Элиша Грей. Многие считают, что Грей пришел первым, но сговор между юристом Белла и патентным экспертом – алкоголиком, который был должен этому юристу денег, – привел к окончательной победе Белла. В тот день его заявка была пятой в списке. А заявка Грея – тридцать девятой. Если бы Грей явился раньше хотя бы на день, то мог бы занять совершенно другое место в истории.
Но вместо этого по сей день именно Белл обладает всеми лаврами, достающимися победителю.
Подобное противоборство началось и в Колдуотере. По данным архиепархии, сообщение Тесс Рафферти от матери, из-за которого она в шоке выронила трубку, прозвучало в пятницу в 8:17 утра – данные об этом были записаны на автоответчике. Это произошло почти на два часа раньше звонка Кэтрин Йеллин, который считался первым до этого.
«Время – важный показатель», – заявили в архиепархии. И хотя католическая церковь по-прежнему раздумывала над тем, какой статус присвоить этому «чуду», она теперь точно могла утверждать: что бы ни происходило с населением этого крошечного городка в Мичигане, Тесс Рафферти испытала это первой.
– И что это значит? – спросила Саманта у Тесс, когда они услышали заявление церкви.
– Ничего, – ответила Тесс. – Разве это что-то меняет?
Но в тот же день, раздвинув шторы, Тесс поняла, что изменилось.
Ее лужайку заполонили верующие.
Салли держал Джулса за руку, пока они шли к машине. Голубая пластмассовая трубка по-прежнему лежала в кармане мальчика.
Салли встретился с учительницей Джулса и директором школы и кричал так громко, что удивился сам себе.
С каких пор, возмущался он, учитель считает себя вправе рассказывать ребенку о загробной жизни? Давать ему игрушечный телефон и заявлять, что теперь он сможет поговорить с погибшей мамой?
– Просто он был таким грустным, – оправдывалась учительница по имени Рамона, низкая тучная девушка двадцати с лишним лет. – С первого дня, как он пришел, Джулс был замкнут в себе. Я не могла вытянуть из него ни одного ответа, даже на простые математические примеры.
А потом однажды он поднял руку. Внезапно. Сказал, что видел по телевизору, что люди могут говорить с умершими. Он сказал, что его мамочка в раю, а значит, жива.
Другие дети уставились на него. А потом один засмеялся, ну и, вы знаете, какими бывают дети, весь класс подхватил. И Джулс просто сжался в комок на своем месте и заплакал.
Салли сжал кулаки. Хотелось что-нибудь разнести.
– На перемене я нашла в классе у дошколят игрушечный телефон. Честно вам говорю, мистер Хардинг, я хотела объяснить ему, что телефоны не бывают волшебными. Но когда я подозвала его к себе, он увидел трубку, и так быстро улыбнулся, и сразу попросил ее, и… Простите меня. Я ничего такого не хотела. Просто сказала ему, что он может верить во все, во что захочет.
Она заплакала.
– Я хожу в церковь, – сказала она.
– А я нет, – ответил Салли. – В этом городе это еще разрешено?
Директор, серьезная женщина в темно-синем шерстяном пиджаке, спросила, хочет ли Салли написать жалобу.
– Наша внутренняя политика запрещает учителям беседовать с детьми на религиозные темы, и мисс Рамоне это известно. Мы обычная государственная школа.
Салли опустил голову. Он попытался удержаться за свой гнев, но почувствовал, как он иссякает. Если бы Жизель была сейчас рядом, она бы коснулась его плеча, как бы говоря: «Успокойся, прости, будь вежлив». Какой в этом смысл? Написать официальную жалобу. И что потом?
Он ушел, взяв с них обещание, что такого больше не повторится.
Теперь, сидя в машине, он повернулся к сыну, своему прекрасному мальчику, которому скоро исполнится семь лет, мальчику с кучерявыми волосами, узкими плечами и веселыми глазами матери, мальчику, с которым он не говорил с самого дня аварии, то есть уже почти два года. Салли захотелось снова поверить в Бога, просто чтобы спросить, как Он может быть таким жестоким.
– Можно поговорить с тобой о маме, малыш?
– Ладно.
– Ты знаешь, я очень ее любил.
– Угу.
– И ты знаешь, что она любила тебя больше всего на свете.
Джулс кивнул.
– Но Джул-и-о, – так Жизель иногда игриво называла их сына, – мы не можем с ней поговорить. Мне бы очень этого хотелось, но это невозможно. Так бывает, когда кто-то умирает. Они уходят от нас.
– Ты тоже уходил.
– Знаю.
– Но вернулся.
– Это другое.
– Почему?
– Потому что я не умирал.
– Может, и мамочка не умерла.
Салли почувствовал, как глаза наполняются слезами.
– Умерла, Джулс. Нам с тобой это не нравится, но это так.
– Откуда ты знаешь?
– Что значит – откуда я знаю?
– Тебя там не было.
Салли сглотнул. Потер лицо тыльной стороной ладони. Он удерживал взгляд прямо перед собой, потому что внезапно понял, что просто не может посмотреть на своего ребенка, произнесшего простые четыре слова – четыре слова, которые терзали Салли изо дня в день.
«Тебя там не было».
В небе клубился черный дым от рухнувшего самолета, когда Салли с согнутыми коленями коснулся земли и перекатился на бок. Парашют, выполнив свой долг, сдулся и распластался по земле. Трава была мокрой. Небо – цвета орудийного металла.
Салли отстегнулся, высвобождаясь из парашюта, и снял с пояса аварийную радиостанцию. Все болело, он был дезориентирован и больше всего на свете хотел поговорить с Жизелью. Но он знал военный протокол. «Действуй согласно процедуре. Сообщи о произошедшем по радио. Без имен. С ней свяжутся».
– Линтон, это Жар-птица-304. Я успешно катапультировался. Нахожусь в восмистах метрах к юго-западу от аэродрома. Самолет упал на поляну. Место крушения примерно в восьмистах метрах к юго-западу. Ожидаю эвакуации.
Салли подождал. Ничего.
– Линтон. Как поняли?
Ничего.
– Линтон? Ничего не слышно.
Ответа по-прежнему не было.
– Линтон?
Тишина.
– Жар-птица-304… Конец связи.
Что происходит? Почему диспетчерская молчит? Он собрал свой парашют, сперва попытавшись сложить его компактно. Но что-то шевельнулось внутри, и по мере того, как ему все четче представлялось лицо встревоженной Жизели, волнение Салли усиливалось, и он кое-как скомкал парашют и, как большую подушку, прижал его к груди. Вдалеке он увидел белую машину, направляющуюся к месту крушения.
Пилотаж. Он замахал руками.
Навигация. Он побежал к дороге.
Коммуникация.
– Со мной все в порядке! – крикнул он, словно рассчитывая на то, что его услышит жена.
Днем позже
НОВОСТИ
9 канал, Алпина
(Эми стоит на фоне баптистской церкви «Жатва надежды».)
ЭМИ: Это называют колдуотерским чудом. После того как Кэтрин Йеллин начала получать телефонные звонки от, как она утверждает, ее покойной сестры, люди захотели узнать подробности. Одного из таких людей зовут Бен Уилкс. Он страдает от лейкемии на поздней стадии.
(Кадры из больницы.)
БЕН: Ваша сестра описывает мир вокруг себя?
КЭТРИН: Она говорит, что он прекрасен.
(Фотографии Бена.)
ЭМИ: Врачи сказали Бену, что надежды мало. Но рассказ Кэтрин о телефонных звонках воодушевил его.
(Кадры из больницы.)
БЕН: А вы уверены, что она в раю? Я не хочу вас обидеть. Но мне так хочется, чтобы это все было правдой.
КЭТРИН: Это правда… После этой жизни есть и другая.
(Эми перед церковью.)
ЭМИ: Несмотря на сообщения о других людях, которым тоже звонят с небес, Кэтрин по-прежнему остается в центре внимания.
КЭТРИН: Раз уж Господь избрал меня для того, чтобы я передала Его послание, я не могу не делать этого. Я рада, что сегодня мы смогли подарить Бену надежду. Мне приятно это осознавать.
ЭМИ: Колдуотер, Эми Пенн, Nine Action News.
Фил остановил запись. Он посмотрел на Антона, юриста радиостанции.
– Не понимаю, в чем здесь наша ответственность, – сказал Фил.
– Наша – ни в чем, – ответил Антон. – Но вот к Кэтрин Йеллин могут быть вопросы. Она прямым текстом говорит пациенту, что ему нечего бояться. Эти кадры могут быть использованы в судебном процессе.