прошлой неделе, когда она читала ему «Тигра Тилли», и девушка сразу согласилась.
– Ничего, что я пригласил ее? – спросил Джулс у бабушки, когда на этом настоял Салли. – Лиз – моя подруга.
– Конечно, милый. А сколько ей лет?
– Двадцать.
Бабушка, вскинув брови, повернулась к Салли.
– Это ты еще ее волосы не видела, – сказал он.
Втайне Салли был рад. Лиз была для Джулса как старшая сестра. Салли доверял ей присматривать за сыном, пока сам занимался делами. В любом случае для ребенка есть места и похуже, чем библиотека.
Мать Салли вынесла индейку.
– А вот и мы! – объявила она.
– Изумительно! – воскликнул дядя Тео.
– Ну ничего себе! – сказала Лиз.
– Пришлось заказывать ее за месяц. На супермаркет уже нельзя полагаться. Со всеми этими сумасшедшими заходишь купить кетчуп, а его уже нет.
– Как такое вообще может быть, что в супермаркете нет кетчупа? – сказала тетя Марта.
– Весь город сошел с ума, – сказал Билл.
– А вы видели эти пробки? – добавила его жена.
– Не было б так холодно, я бы ходил пешком.
– Ага, конечно.
– Ужас какой-то.
Такие разговоры звучали почти за каждым столом в городе: семьи рассуждали о том, как сильно изменился Колдуотер с тех пор, как начали происходить чудеса. Все жаловались, качали головой и снова жаловались.
А еще говорили о рае. О вере. О Боге. Было произнесено больше молитв, чем в прошлые годы. Люди чаще просили о прощении. Желающих помогать на благотворительной кухне было больше, чем требовалось. Количество матрасов в церквях сильно превышало количество нуждающихся.
Несмотря на пробки, длинные очереди и биотуалеты, появившиеся на улицах города, в этот День благодарения в Колдуотере никто не остался голодным или без крыши над головой, и этот факт не был записан ни в одном личном дневнике, не был освещен ни в одном новостном выпуске.
– Может, тост?
Все наполнили бокалы вином. Салли взял бутылку у дяди Тео, бросил взгляд на родителей, а затем передал ее тете Марте.
Салли больше не собирался пить в присутствии отца. В годы Корейской войны Фред Хардинг служил в военно-воздушных силах. Спустя шестьдесят лет он по-прежнему носил военную стрижку бокс и обладал тем же прагматичным взглядом на мир. Он был горд, когда Салли прошел офицерскую подготовку после окончания колледжа. В детстве сын редко разговаривал с отцом, но, когда дослужился до летчика военно-морского флота, они быстро нашли общий язык: обсуждали современное оборудование и технику времен Корейской войны, когда истребители были еще в новинку.
– Мой мальчик летает на F/A-18, – с гордостью рассказывал всем Фред. – Почти вдвое быстрее скорости звука.
Все изменилось, когда пришло токсикологическое заключение Салли. Фред был в ярости.
– Любой сопляк-новобранец, – взревел он, – знает правило: между алкоголем и полетом – двенадцать часов. Это проще пареной репы. О чем ты вообще думал?
– Пап, я выпил всего пару стаканов.
– Двенадцать часов!
– Я не собирался лететь.
– Ты должен был сказать об этом командиру.
– Да знаю я, знаю, думаешь, я не знаю? Это ничего не меняет. Я себя контролировал. Это диспетчер облажался!
Все это не имело значения ни для отца, ни, на первых порах, для кого бы то ни было еще. В первые дни после катастрофы люди лишь сочувствовали: второй самолет, слава богу, благополучно приземлился, Салли пришлось несладко при катапультировании, а Жизель явно пострадала случайно. Бедная пара…
Но когда стали известны результаты экспертизы, общество обернулось против Салли – как соперник неожиданно вырывается из твоего захвата и прижимает тебя к земле. Одна из газет первой заполучила копию анализа, выпуск вышел с заголовком «ПИЛОТ БЫЛ ПЬЯН ВО ВРЕМЯ КАТАСТРОФЫ?». Новостные передачи подхватили заголовок, и вопрос стал звучать как обвинение. И неважно, что доза алкоголя в крови была ничтожной и Салли не был пьян. Военные, придерживающиеся политики абсолютной нетерпимости, довольно серьезно относились к подобным вещам. А поскольку это была новая информация по теме (а СМИ всегда гонются за свежим материалом), предыстория быстро забылась, и Салли вывели на передний план как виновного во всех грехах. Никто больше не говорил ни о пропавших черных ящиках – обычная тема обсуждений после авиакатастрофы, – ни об Эллиоте Грее, который сбежал с места происшествия и устроил аварию.
Внезапно Салли Хардинг превратился в пьяного летчика, чья безответственность, по словам одного циничного комментатора, «довела его жену до комы».
Увидев эти слова, Салли вообще перестал читать газеты.
Вместо этого он день за днем проводил у постели Жизели в больнице Гранд-Рапидса, куда ее перевели, чтобы она была ближе к семье. Он держал ее за руку. Гладил по лицу. Шептал: «Останься со мной, милая». Хоть ее синяки и поблекли со временем, а цвет кожи стал более естественным, красивое тело сильно похудело, а глаза по-прежнему оставались закрытыми.
Шли месяцы. Салли не мог работать. Все деньги уходили на адвокатов. Сначала по их наставлению он подал иск против аэродрома Линтона, но, поскольку Эллиот Грей погиб, а немногочисленные свидетели оказались бесполезными, Салли был вынужден отказаться от этой затеи и сосредоточиться на защите. Адвокаты посоветовали ему обратиться в суд: по их мнению, в невиновности Салли не было никаких сомнений и присяжные должны были отнестись к нему с пониманием. Только вот на самом деле сомнения были. Законы военного суда предусматривали только один исход дела. Употребление алкоголя менее чем за двенадцать часов до вылета было нарушением «Стандартизации методики подготовки и порядка действий авиации военно-морских сил» – настольной книги всех, кто служит в авиации ВМС. Кроме того, Салли могли привлечь за порчу государственной собственности. Какая разница, кто накосячил в диспетчерской вышке и чья жена стала жертвой трагических обстоятельств? Двое свидетелей видели Салли в ресторане отеля. И они готовы были дать показания в суде.
Салли жил в аду. Или того хуже – в чистилище. Над его головой навис меч. Работы нет, жена в больнице, отец стыдится его, родственники жены с ним не общаются, сын постоянно спрашивает, где мама, сплошные кошмары во снах, из-за которых не хотелось ложиться спать, и сплошные кошмары наяву, из-за которых не хотелось просыпаться. Решающим фактором стало время. Чем скорее Салли признает вину, тем быстрее отсидит и вернется домой. Быстрее увидится с Джулсом. Быстрее увидит Жизель.
Вопреки советам адвоката, он согласился на сделку со следствием.
Ему дали десять месяцев.
Салли отправился в тюрьму, вспоминая последний разговор с женой.
«Ты мне нужна».
«И ты мне нужен».
Эти слова были его мантрой, его медитацией, его молитвой. Они помогали ему не сдаваться, продолжать верить до того самого дня, когда ему сообщили, что Жизель умерла.
Когда вместе с ней в нем умерла всякая вера.
Вечером в День благодарения Салли ехал домой, Джулс спал на заднем сиденье. Салли отнес его на второй этаж, уложил в кровать и решил не переодевать, чтобы не будить. Он спустился в кухню и плеснул себе бурбона.
Упал на диван – желудок был по-прежнему полон, – полистал каналы и нашел какой-то футбольный матч. Он убавил звук и погрузился в игру. Хотелось провести остаток вечера, забыв обо всем.
Когда у Салли уже начали закрываться глаза, ему послышался какой-то стук. Салли проморгался.
– Джулс?
Тишина. Он закрыл глаза – и стук повторился. Стук в дверь? Кто-то стоял за дверью?
Салли встал, подошел к глазку и почувствовал, как заколотилось сердце.
Он повернул ручку и открыл дверь.
Перед ним в рабочей куртке и горчичного цвета перчатках стоял Элайас Роу.
– Можно с вами поговорить? – спросил он.
Четырнадцатая неделя
НОВОСТИ
9-й канал, Алпина
(Эми на Мэйн-стрит.)
ЭМИ: Неожиданные новости из Колдуотера. Келли Подесто, девушка, утверждавшая, что ее погибшая подруга звонит ей из рая, заявила, что выдумала свою историю.
(Келли на пресс-конференции, слышны щелчки камер.)
КЕЛЛИ: Я хочу извиниться перед всеми. Просто я очень скучала по подруге.
(Журналисты выкрикивают вопросы.)
ЖУРНАЛИСТ: Зачем вы это сделали?
КЕЛЛИ: Не знаю. Наверное, мне хотелось так же. Чтобы и мне звонили, как всем этим людям.
(Крики продолжаются.)
ЖУРНАЛИСТ: Келли, вы сделали это, только чтобы привлечь к себе внимание?
КЕЛЛИ: (Плачет.) Мне правда очень стыдно. И я прошу прощения у семьи Бриттани.
(Эми на Мэйн-стрит.)
ЭМИ: Помимо Келли, еще шесть людей заявили на городском собрании о том, что получают звонки из рая. На данный момент никто из них не отказался от своих слов. А некоторым, например Эдди Дукенсу и Джею Джеймсу, даже жаль Келли Подесто.
(Лица Дукенса и Джеймса.)
ДУКЕНС: Она еще ребенок. Уверен, у нее не было злых намерений.
ДЖЕЙМС: Это не отменяет того, что случилось с нами.
(Эми на фоне баптистской церкви «Жатва надежды».)
ЭМИ: Келли созналась во всем родителям вчера, после того как дала интервью для известного ток-шоу. Родители девочки настояли на том, чтобы она публично рассказала правду. Тем временем критики утверждают: «Мы знали, что все так будет».
(Лица протестующих.)
ПЕРВЫЙ ПРОТЕСТУЮЩИЙ: О, мы не удивлены. Мы с самого начала говорили, что они дурят людей!
ВТОРОЙ ПРОТЕСТУЮЩИЙ: У них же нет ни одного доказательства. Готов поспорить, что к следующей неделе другие тоже признаются, что это все фальшивка.
ЭМИ: И все же пока остальные участники событий стоят на своем.
(Лицо Кэтрин.)
КЭТРИН: В любви Господа нет никакого подлога. И если нужно показать это всем, мы так и сделаем.
(Эми шагает по Мэйн-стрит.)
ЭМИ: Кэтрин Йеллин говорит, что по-прежнему планирует сделать трансляцию своего телефонного разговора с сестрой. Если это произойдет, мы будем вести эксклюзивный репортаж с места событий.