Салли сунул руку в карман и достал помятый конверт. На нем было напечатано его имя. Салли вернулся мыслями к той ночи на озере, крутящемуся автомобилю, вспомнил, как, пошатываясь, поскальзываясь, добирался до берега, пока «Бьюик» медленно скрывался подо льдом. Обессиленный, Салли упал в сугроб и лежал там, пока не услышал сирену скорой помощи. Кто-то позвонил в 911, и Салли доставили в больницу, наложили швы и диагностировали тяжелое сотрясение мозга. Врач отделения неотложной помощи не мог поверить, что Салли пришел в сознание настолько быстро, чтобы выбраться из тонущего автомобиля. Сколько у него было времени? Минута?
Салли оставили в больнице на ночь. Рано утром следующего дня, все еще сонный, он открыл глаза и увидел Джека Селлерса – он вошел в палату и закрыл за собой дверь. На нем была полицейская форма.
– Ты как, поправишься? – спросил он.
– Думаю, да.
– Что ты можешь о нем рассказать?
– О ком?
– О Хорасе.
– Немногое, – соврал Салли.
– Он чем только там ни занимался! – сказал Джек. – Мы нашли устройства, которых и не видели никогда. А через двадцать минут после того, как мы зашли, приехала куча федералов. Сказали не распространяться о том, что мы видели. И все забрали.
– Как вы нашли его?
– Он нам позвонил.
– Позвонил?
– В участок. В пятницу днем. Сказал, что в его доме мертвый мужчина. Когда мы приехали, то нашли его в подвале – в спрятанной комнате типа бункера. Он лежал на полу.
Джек помолчал.
– Он имел в виду себя.
Салли откинулся спиной на подушку. Голова кружилась. Ничего не понятно. Он мертв? Хорас – Эллиот Грей? – умер?
– Слушай, – сказал Джек, сунув руку в карман. – Я сейчас нарушаю миллион правил. Но я первым увидел его на столе и, в общем, решил взять, потому что если бы не я, то забрали бы они. Я взял его, потому что, что бы там Хорас ни проворачивал с тобой, возможно, он делал то же со мной и с другими людьми, которые мне небезразличны, и я хочу знать, в чем дело, и желательно, чтобы это не прогремело потом на весь мир, ты понял? Нам и так пришлось несладко.
Салли кивнул. Джек протянул ему конверт. Он был сложен пополам.
– Никому не показывай. Прочитай, когда будешь дома. А потом…
– Что? – спросил Салли.
Джек шумно выдохнул.
– Короче, позвони мне.
Салли прождал до рождественского утра. Перед глазами постоянно была Жизель – как она сидит на кровати рядом с сыном и улыбается.
«Такой красивый».
«Жаль, ты его не видишь».
«Вижу. Всегда».
С тех пор он каждую минуту хотел проводить с Джулсом, как будто, находясь рядом с ним, снова собирал всю семью вместе. Он отказался говорить с журналистом из «Чикаго трибюн» и Элвудом Джупсом, заявил обоим, что ошибся, был пьян, сбит с толку и расстроен из-за трансляции. В конце концов они отвязались от него и взялись за другие зацепки. Но теперь, когда из соседней комнаты доносился смех Джулса, играющего со своей новоиспеченной подругой Лиз, Салли почувствовал, что готов к тому, что приготовил для него мертвый старик: возможно, в конверте Салли найдет объяснение тому безумию, в тени которого он прожил несколько последних месяцев.
Он надорвал конверт.
И прочитал:
«Дорогой мистер Хардинг,
я молю вас о прощении.
Мое настоящее имя, как вы, наверное, уже поняли, Эллиот Грей. Я отец Эллиота Грея-младшего, моего единственного ребенка, с которым вы уже знакомы по столь трагическим обстоятельствам.
В день, когда разбился ваш самолет, это я уничтожил записи в диспетчерской Линтона: учитывая мои профессиональные навыки, это было несложно.
Этим глупым поступком я попытался защитить сына.
Много лет мы почти не общались. Его мать умерла молодой, и он не одобрял того, чем я занимался. Оглядываясь назад, я понимаю, что не могу винить его за это. Это была подпольная работа, связанная с ложью и обманом, и из-за нее меня часто не было дома. Я делал это на благо страны и государства – сейчас, когда я пишу эти строки, и то и другое значит для меня удивительно мало.
В то утро, поскольку Эллиот никогда не отвечал на мои звонки, я приехал к нему без приглашения. Мне хотелось наладить с ним отношения. Мне шестьдесят восемь, и врачи диагностировали у меня неизлечимую стадию рака. И я решил, что пора разрешить наши разногласия.
К сожалению, Эллиот не слишком тепло меня принял. Мы поругались. Как отец, я наивно надеялся, что рано или поздно смогу все исправить. Но не смог. Он выбежал из дома разгневанным, раздраженным. А час спустя назвал вам не ту посадочную полосу.
В такие моменты меняются судьбы.
Я убежден, что именно мой визит послужил причиной его рассеянности. Я знаю своего сына. У него были свои слабости. Но, как и я, в работе он был безупречен. Я приехал на аэродром, чтобы вручить ему прощальное письмо. Мог бы оставить у него дома, но, наверное, в глубине души мне хотелось еще раз его увидеть. Я приехал ровно в тот момент, когда вдалеке раздался грохот от падения вашего самолета.
Мне не хватит слов, чтобы описать те минуты. По долгу службы я обучен не терять самообладания, когда все выходит из-под контроля. Но, боюсь, сын запаниковал. Когда я поднялся в диспетчерскую, он сидел там один и кричал: «Что я наделал? Что я наделал?» Я велел ему закрыть дверь и пустить меня к пульту, быстро стер все данные: как сотрудник разведки, я полагал, что без записей переговоров с пилотами его вину не смогут доказать.
По какой-то причине, пока я этим занимался, сын сбежал. Я так и не понял почему. Вот отчего нам тяжело, когда люди уходят так внезапно. Всегда остается много вопросов.
Когда поднялся переполох, я ушел с вышки незамеченным – здесь мне тоже пригодились мои навыки. Но когда я узнал об аварии, о смерти Эллиота и о том, что ваша жена находится в крайне тяжелом состоянии, меня охватило глубочайшее сожаление. Я жил в мире сдержек и противовесов. Мой сын – моя ответственность. Вы и ваша жена были незнакомцами, случайными жертвами. И я стал отчаянно искать способ все исправить.
Через несколько дней, на похоронах Эллиота, я встретил его друзей, о существовании которых не знал. Они с теплом говорили о его вере в то, что есть лучший мир, куда мы попадаем после земного. Они сказали, что сын верил в благодать небес. Я об этом не знал.
Впервые в жизни я плакал по своему ребенку.
Я приехал в Колдуотер, чтобы уплатить свои долги – перед ним и перед вами. Собрав информацию о вас в военных базах данных, я многое о вас узнал. Отследил, как вы вернулись в этот город, вместе с сыном въехали в дом родителей и преданно ездили к жене в больницу. Узнав о предъявленных вам обвинениях, я сильно занервничал, поскольку знал, что доказательств в вашу защиту нет. Расследование тянулось, и о смерти Эллиота продолжали говорить в новостях. Моей совести не было покоя.
Я всегда был человеком дела, мистер Хардинг. Зная, что моя жизнь близится к концу, я приобрел дом неподалеку, сменил личность (опять же, несложная задача для человека, работавшего на правительство) и волею судьбы познакомился с Сэмом Дэвидсоном, который хотел отойти от дел в своем похоронном бюро. Когда близишься к смерти, ее тайна начинает обладать для тебя мрачной притягательностью. Я выкупил долю в его бизнесе и обнаружил, что скорбь других людей приносит мне утешение. Я слушал их истории. Слушал их сожаления. Почти у всех них было одно желание – полагаю, оно же привело меня в тот день на аэродром: хотя бы еще раз поговорить со своими близкими.
И я решил исполнить это желание, пусть даже для нескольких из них. Я хотел, чтобы мой последний поступок был проявлением сочувствия и, возможно, дал вам и вашему сыну надежду после кончины вашей жены.
Обо всем остальном – как я это сделал, восемь голосов, тайминг и остальные детали – вам уже наверняка известно. Не рассчитывайте обнаружить много доказательств. Мои бывшие работодатели заметут все важные следы. Когда занимаешься тем, чем так долго занимался я, нельзя по-настоящему уйти в отставку; если моя настоящая личность раскроется, это поставит их в очень неловкое положение, поэтому они позаботятся о том, чтобы не привлекать много внимания к моей персоне и не раскрывать обо мне лишних деталей.
Но я делюсь этим с вами, мистер Хардинг, потому что никогда не смогу загладить свою вину перед вами. Вы можете подумать, что человек с моим прошлым не верит в Бога. Однако это не так. Все эти годы оправдывать свои действия мне помогала отчаянная вера в то, что Господь поддерживает меня.
Я совершил то, что совершил в Колдуотере, в попытке искупить свои грехи. Как и все мы, я умру, не зная, чем обернутся результаты моих трудов. Но даже когда мои методы вскроются, люди продолжат верить в то, во что они хотят верить. И если благодаря этим звонкам хотя бы несколько душ обрели свою веру, возможно, Господь смилостивится надо мной.
В любом случае, когда вы прочитаете это письмо, я уже буду знать ответ на вопрос, существует ли рай. Если бы я действительно мог связаться с вами и рассказать о его существовании, я бы это сделал. Это было бы меньшим, что я могу, чтобы загладить вину перед вами.
Ну а пока я заканчиваю тем же, с чего начал: прошу у вас прощения. Возможно, вскоре я смогу попросить его и у сына.
До свидания,
Эллиот Грей-старший,
по совместительству Хорас Белфин»
Как отпустить гнев? Как добровольно распрощаться с яростью, которая так долго была для тебя почвой под ногами, что ты упадешь, если ее из-под тебя выдернуть? Сидя в своей старой детской, держа в руках письмо, Салли почувствовал, как оставляет горечь внизу и поднимается над ней, как взлетают над землей во сне. Эллиот Грей, который так долго был ему ненавистен, теперь представлялся ему в ином свете – как человек, которому можно простить его ошибку. Тайна пропажи записей из диспетчерской была раскрыта, как был раскрыт и обман, на месяцы поглотивший Колдуотер. Даже Хорас обрел человеческие черты: он был скорбящим отцом, пытающимся искупить вину.