[2].
Салли сглотнул. На этот раз он не повернулся. Около минуты постоял неподвижно, как статуя. А потом пошел прочь.
Пятая неделя
Пожарная машина с ревом мчалась по Катберт-роуд, красные лучи рассекали ночное октябрьское небо. Пять человек из Первой добровольной пожарной команды Колдуотера приступили к борьбе с пламенем, вырывающимся с верхнего этажа дома Рафферти – здания в колониальном стиле с тремя спальнями, со стенами цвета сливочного масла и ставнями из красного дерева. К моменту, когда Джек на патрульной машине подъехал к месту происшествия, у пожарных все было под контролем.
Кроме кричащей женщины.
У нее были волнистые светлые волосы и лаймово-зеленый свитер, подчиненные Джека Рэй и Дайсон силой удерживали ее на лужайке, но, судя по тому, как они уворачивались от ее летающих локтей, явно были обречены на поражение. Перекрикивая шум хлещущей воды, они повторяли:
– Леди, там небезопасно!
– Я должна вернуться!
– Нельзя!
Джек вышел вперед. Женщина лет тридцати пяти была симпатичной и проворной. И она была вне себя от ярости.
– Пустите!
– Мисс, я начальник полиции. В чем…
– Умоляю! – Она резко повернулась и бросила на него безумный взгляд. – Времени нет! Вдруг он уже горит!
Она кричала так пронзительно, что даже Джек опешил: ему казалось, что он повидал все возможные реакции на пожар: тихие рыдания в мокрой траве, дикие завывания, ругань в сторону пожарных, «портящих водой их имущество»… Как будто пожар устранит сам себя.
– Мненадотуда, надотуда, – истерично причитала женщина, сопротивляясь хватке Дайсона.
– Как вас зовут, мисс? – спросил Джек.
– Тесс! Пустите!
– Тесс, вы действительно хотите рисковать вашей ж…
– Да!
– Что там?
– Вы мне не поверите!
– А вдруг поверю?
Она вздохнула и опустила голову.
– Телефон, – наконец призналась она. – Он мне нужен. Мне звонят с…
Ее голос дрогнул, и она замолчала. Рэй с Дайсоном переглянулись и закатили глаза. Джек не издал ни звука. Несколько секунд он стоял не двигаясь, а потом махнул сотрудникам, мол, дальше я сам. Те были только рады отдать обезумевшую дамочку на попечение Джека.
Как только они отошли, Джек положил руки на плечи Тесс и посмотрел прямо в ее светло-голубые глаза, пытаясь отмахнуться от несвоевременных мыслей о том, как же она красива.
– Где телефон? – спросил он.
К тому времени Джек успел четыре раза поговорить с сыном. Тот всегда звонил в пятницу на телефон в его кабинете, и Джек отвечал, скрючившись над столом с трубкой у уха.
Невероятное осознание того, что с ним говорит Робби, приносило радость и даже чувство предвкушения, а каждый разговор разжигал в нем все больший интерес к месту, где находился сын.
– Здесь замечательно, папа.
– Как это выглядит?
– Здесь ты не видишь обстоятельств… А находишься внутри них.
– Что ты имеешь в виду?
– Мое детство, например… Я вижу его… Это так здорово!
Робби рассмеялся, и Джек почти всхлипнул. Смех сына. Как же давно он его не слышал.
– Я не понимаю, сынок. Расскажи побольше.
– Я люблю тебя, пап. Все, что меня окружает… Любовь, она…
Звонок прервался внезапно – все они были короткими, – и Джек еще час просидел за столом на случай, если телефон зазвонит вновь. А потом все-таки отправился домой, чувствуя накатывающие волны эйфории, сменяющиеся усталостью. Он понимал, что стоит все рассказать Дорин, да и не только ей. Но как это будет выглядеть? Начальник полиции в маленьком городе заявляет, что говорит с умершими? К тому же кусочек рая хотелось держать при себе из страха потерять – как бабочку, спрятанную в детских ладошках. На тот момент Джек думал, что он единственный поддерживает такую связь.
Но теперь, подходя к пылающему дому, он думал о кричащей женщине и ее одержимости телефоном: что, если он не единственный?
«Радость и печаль делят один омут». Строчка из песни крутилась в голове Салли, пока он подгребал горки из пены поближе к сыну. Ванная комната была такой же древней, как и другие, с круглой плиткой размером с монетку и стенами цвета авокадо. Стоявшее на полу зеркало ждало, когда Салли наконец его повесит.
– Пап, я не хочу мыть голову.
– Почему?
– Шампунь течет в глаза.
– Тебе рано или поздно придется это сделать.
– Мама разрешает не мыть.
– Всегда?
– Иногда.
– Тогда сегодня голову не моем.
– Ура!
Салли подтолкнул горку пены. Он подумал о Жизели: как она купала Джулса, когда он был совсем маленьким, как вытирала его досуха и закутывала в махровый халат с капюшоном. Салли каждым мускулом ощущал, как скучает по Жизели.
– Пап.
– Мм?
– Ты попрощался с самолетом?
– С самолетом?
– Когда выпрыгнул.
– Я не выпрыгнул. Я катапультировался.
– А какая разница?
– Просто это не то же самое, вот и все.
Взгляд его упал на собственное отражение в зеркале: взъерошенные волосы, покрасневшие глаза, подбородок покрыт щетиной. Салли всю неделю искал работу в Мосс Хилле и Данморе. Ничего обнадеживающего он не услышал. Такая уж экономическая ситуация, так ему сказали. А тут еще и склад пиломатериалов закрылся…
Ему нужна была работа. Он одиннадцать лет прослужил на флоте, год пробыл в запасе и десять месяцев – в тюрьме. По каждой вакансии спрашивают о наличии судимостей. Как такое скроешь? К тому же многим местным и так это известно.
Салли вспомнил о человеке с футбольного поля, который кричал «Джеронимо!». Может, Салли это все померещилось. Все-таки он был нетрезв.
– Ты скучаешь по самолету, папа?
– Мм?
– Скучаешь по своему самолету?
– По вещам не скучают, Джулс. Скучают по людям.
Джулс уставился на свои торчащие над водой коленки.
– Значит, ты с ним не попрощался.
– Я не смог.
– Почему?
– Все произошло слишком быстро. Раз – и все.
Салли вытащил руку из ванны и щелкнул мыльными пальцами. Понаблюдал за тем, как лопаются пузырьки.
Муж лишается жены. Сын лишается матери. «Радость и печаль делят один омут».
Раз – и все.
Маленькие городки начинаются со знака. Слова просты, как заглавие к истории: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ХЕЙБЕРВИЛЛЬ, ВЫ ВЪЕЗЖАЕТЕ В КЛОСОН», – но как только вы пересекаете черту, то погружаетесь в эту историю, и все ваши действия становятся частью повествования.
Эми Пенн проехала мимо знака «КОЛДУОТЕР. ОСНОВАН В 1898 ГОДУ», не осознавая, что в следующие недели изменит этот город. Она знала лишь, что стаканчик с кофе давно опустел, радио не ловило и она пробыла в пути почти два часа, чувствуя, что чем дальше она от Алпины, тем больше все вокруг сжимается: четыре полосы сменились на одну, красный сигнал светофора – на мигающий желтый, рекламные щиты на мостах уступили место деревянным табличкам в пустых полях.
Эми задумалась: если души умерших действительно пытаются связаться с живыми, почему они выбрали именно эти места? А потом вспомнила о домах с привидениями. Их ведь тоже никогда не бывает в больших городах. Всегда одинокий зловещий дом на холме.
Эми взяла свой айфон и сделала несколько фотографий Колдуотера, размышляя, где лучше поставить камеру. В городе было кладбище, обнесенное невысокой кирпичной стеной. Пожарное депо на один автомобиль. Библиотека. Какие-то магазинчики на Лейк-стрит заколочены, другие, выжившие, словно были выбраны абсолютно случайно: продуктовый, лавка рукоделия, слесарная мастерская, книжный магазин, банк и дом в колониальном стиле с крыльцом, над которым было написано: «Юридическая фирма».
В основном Эми проезжала жилые дома: старенькие здания в стиле кейп-код или ранчо, узкие асфальтированные подъездные дорожки, небольшие кустарники, ведущие к парадным дверям. Она искала дом некой Кэтрин Йеллин, с которой говорила по телефону (ее номер Эми отыскала в справочнике), и, судя по голосу, Кэтрин была даже слишком рада, поскольку охотно дала свой адрес, который Эми и вбила в навигатор на телефоне: Ганингем-роуд, 24755. «Какой обыкновенный адрес для места, где происходит чудо», – подумала Эми. С другой стороны, никакое это не чудо, а кошмарная трата времени. «Сделай все, что в твоих силах. Будь профессионалом». Она развернула свой автомобиль с надписью Nine Action News[3] и вдруг поняла, что не на всех домах написан номер.
– Замечательно, – пробормотала она. – И как я найду нужный?
Но, оказалось, беспокоиться было не о чем. Когда Эми подъехала к дому Кэтрин, хозяйка стояла на крыльце и махала.
Говорят, вера лучше убеждений, поскольку убеждения – плод мыслей другого человека. Вера пастора Уоррена была неприкосновенна. С убеждениями же было сложнее. Да, в церковь «Жатва надежды» стало ходить больше народу, и прихожане были сильно воодушевлены. Вместо того чтобы, склонив головы, молиться о новых рабочих местах, люди все чаще просили о прощении и обещали стать лучше. Все они были вдохновлены выступлением Кэтрин.
И все же Уоррен беспокоился. Он поговорил с мужчиной с телевизионной станции в Алпине (как быстро разносятся новости!), но на вопрос, чем можно объяснить этот феномен, вразумительного ответа дать не смог. Зачем Господу даровать этим двум прихожанам возможность общаться с загробным миром? Почему именно им? И почему сейчас?
Пастор снял свои очки для чтения, потер виски и провел пальцами по тонким седым волосам. Щеки его были обвислыми, как у старого охотничьего пса. Уши и нос будто с каждым годом только увеличивались. Дни борьбы за идеи и ценности остались далеко позади, в тех временах его жизни, когда он учился на богословском факультете. Теперь же, в восемьдесят два года, его пальцы дрожали даже при перелистывании молитвенника.
Несколько дней назад он пригласил Кэтрин к себе в кабинет. Сообщил ей о звонке телевизионщиков. Попросил быть очень осторожной.