Я изо всех сил пытался держать глаза открытыми, то теряя сознание, то возвращаясь.
— Харлен?
— Твой брат далеко не уйдёт. Не бойся, мы вернём его к тебе, — удар в живот заставил меня перекатиться по камню. — Обратно в клетку, где вам и место.
Желчная горечь поднялась из горла, жгучая, наполнив рот, лишь чтобы вытечь сквозь приоткрытые губы и ноздри.
— Харлен?
Ответа не последовало. Холодный пот облепил кожу. Время то неслось, доводя до тошноты, то тянулось, словно вечность. Боль держала каждое волокно моего тела в стальной хватке, парализуя на каменном полу, я не знал, как долго.
Мозг пронзил скрежет петель. Я с трудом сфокусировал взгляд на стражнике, державшем что-то, свёрнутое в его руках. Руки. Тело. Голова с длинными чёрными волосами, безвольно покачивавшимися при движении. Он опустил ношу на пол передо мной, и я уставился на чёрный знак чернил под ухом Харлена. Кровь текла рекой из его головы, заливая мёртвые глаза, окрашивая их в багряный.
— Вот тебе поживиться, подарок от лорда Брисдена, — хмыкнул он, разворачиваясь. — Пир на славу твоим воронам, падальщик. Кар-Кар.
Глава 15

Галантия
Наши дни, замок Дипмарш
Прислонившись спиной к каменному косяку и вытянув одну ногу на подоконник, я сидела в окне коридора — здесь было больше всего света в этот поздний час. Книга в почерневшем кожаном переплёте покоилась у меня на коленях. Она появилась у моей двери утром после визита в библиотеку, в стопке с ещё несколькими без всякой записки. Впрочем, в ней не было нужды. Заголовок выдавал моего вечно-раздражающего благодетеля.
«Вороны: Свод Даров».
Среди даров существовало четыре основных типа Воронов: ткачи, судьбы, проводники и пустоты. У всех, кроме проводников, имелись вариации, например, пустоты, способные поглощать чужие теневые дары и временно использовать их как свои. Их называли эхо — редкий дар, хотя не столь редкий, как третья вариация.
Вор.
Я вела пальцем по строчкам книги, читая…
«Жил-был Ворон, наделённый даром вора. Так пусто было в его сердцевине, так жадно он алкал10 теней, что украл дары трёх ткачей смерти и использовал их как свои. Великой стала сила, которую он принёс дому Хисал, возложив на себя корону короля. Но ещё большей стала тяжесть — ярость украденных теней внутри. И пока одна роковая ночь не поглотила его целиком, обращая благословение в проклятие».
— Галантия, — сказала Сиси, и я подняла взгляд от книги на неё и двух девушек рядом. — Присоединишься к нам? Мы идём прогуляться по рынку.
Я выглянула в окно. Солнце клонилось к закату, освещая ряды столов с кружками. Мужчины поднимали кубки, бросали костяшки на грубо сколоченные доски и обменивались монетами с девицами, что следили за потоком выпивки. Некоторые даже танцевали на площади, кружась друг с другом — без грации, но и без забот.
Сердце защемило. Что бы я почувствовала там, внизу, среди этой бурлящей жизни? Что плохого случится, если я позволю себе попробовать хоть кусочек этого? Всего разок?..
Я закрыла книгу, соскользнула с подоконника и кивнула в знак приветствия двум девушкам.
— Пойду с вами.
Мы представились друг другу и спустились по лестнице. Во дворе Себиан направил чёрную теневую стрелу в мишень. Черта проводника — вот почему у него никогда не было колчана. Когда стрела растворилась в воздухе, он посмотрел через плечо на меня, будто почувствовал. Или… учуял?
Я опустила голову, щеки вспыхнули — память о том, как его умелые пальцы доставили мне наслаждение, какого я прежде не знала. Хотела ли я этого? Нет. Но… мне понравилось! Именно поэтому, а ещё потому, что Себиан был единственным источником передышки в этом месте, я решила не держать на него зла.
Но повториться это не могло.
— Вот, — Габилла протянула мне свой коричневый шарф, её чёрные кудри были аккуратно заколоты. — Накрой голову.
— Спасибо, — я обернула шарф вокруг и прикрыла им светлые волосы. — С твоими чёрными кудрями, наверное, легко затеряться в толпе.
Она изящно пошевелила пальцами, и между ними возникли чёрные тени, сплетаясь в подобие накидки, которую она набросила себе на плечи. Ткань-тень. Она была ткачихой.
— Да, я сливаю́сь легко, — сказала она и прыснула со Сиси, пока третья девушка побежала к лавке. — Ты же — нет. Советую держать имя при себе. Здесь его не любят.
О, пожалуйста. Меня нигде не любят, и оттого её ехидное замечание было так легко проигнорировать. Я сосредоточилась на происходящем вокруг, впитывая всё с разинутым ртом и радостной дрожью внутри.
В детстве, стоя на внешней стене Тайдстоуна и наблюдая, как фонари урожая освещают далёкие окна Глостена, я представляла, что город пахнет сладким хлебом, заморскими специями и жареным мясом. Но это место быстро вылечило меня от романтических иллюзий. Здесь пахло дерьмом, мочой и немытыми телами.
И мне это нравилось!
Всё моё тело дрожало от возбуждения, пока мы шли вдоль торговых телег, выстроившихся у покрытой мхом стены. Я вертела головой во все стороны. Я хотела видеть всё! Экзотические фрукты, шёлковые ткани, странные безделушки из земель, куда мне никогда не попасть. Где они? Сколько нужно идти, чтобы достичь их?
Я остановилась перед телегой и потянулась к одной такой безделушке — ряду маленьких зеленовато-синих камней, нанизанных на ремешок. Золотые жилки переплетались по бусинам, отражая розовый отсвет заката. Как же это было красиво, насыщенно.
— Я никогда не видела таких камней, — сказала я. — Как они называются?
— Это не камни.
Я вздрогнула от голоса Себиана за спиной и резко обернулась.
— Что ты здесь делаешь?
Себиан подошёл ко мне, одетый в кожаные бриджи, белую рубашку и коричневый жилет, который даже не потрудился застегнуть спереди. Чёрные пряди он собрал в небрежный пучок на макушке, но несколько выбившихся локонов прилипли к выбритым вискам. Ему шло это суровое, дикое очарование, словно он был порождением густого леса. Где его пара? Всё ещё не найдена? Мертва? Стоило ли вообще задаваться этим вопросом?
Он тяжело, протяжно вздохнул.
— Если бы я не знал лучше, то сказал бы, что охраняю тебя.
— У тебя привычка такая? Спасать девиц в беде?
— Не совсем, — он втянул щёки и нахмурился. — Но я едва ли могу позволить тебе разгуливать одной.
— Я не одна, — возразила я и показала влево. — Я… — Одна. Да чтоб боги их прокляли, куда они подевались? — Мне не стоило мешкать.
— А может, тебе не стоило слепо следовать за женщинами, которые служат лишь собственным эгоистичным интересам, — он кивнул на каменный амулет. — Это камни с моего острова, Ланай.
— Ты оттуда? — спросила я и, заметив, что он слишком долго смотрит на камень, не произнося ни слова, прочистила горло. — Себиан?
Он вздрогнул и повернулся ко мне.
— Хм?
— Ты с Ланая?
Он кивнул.
— Мы называем их лаоол, что на древнем Вэр значит «морская пена»… Наверное. Может быть.
— Лаоол, — повторила я на языке, который считала таким же мёртвым, как и королевский род Хисал. — Ты говоришь на нём? На древнем Вэр?
— Немногие Вороны его знают. Я помню два-три слова, которым пытался научить меня дядя, пока не сказал, что я безнадёжен, — уголок его губ дрогнул в едва заметной усмешке, исчезнувшей так же быстро, как та появилась. — Малир владеет им в совершенстве. И пишет тоже.
Что и ожидалось от принца Воронов.
— А что значит дадос’та… Нет, не так. Как оно было? Далос…
— Делос’та лай.
— Да. Это же название книги в библиотеке, которую хотел прочитать Малир. Что оно означает?
— «Бесконечная тоска». Вот тут, помнишь? — он коснулся груди. — Там, где наша аноа тоскует по предназначенной паре, настолько, что это может причинять физическую боль.
Неужели именно это делает Малира больным? Томление? Трудно было поверить, что он способен чувствовать что-то иное, кроме ненависти. Над головой раздалось хлопанье крыльев, и я подняла взгляд к небу. Лишь стая чёрных птиц, что, должно быть, неподалёку отдыхала, а теперь поднялась в полёт.
Я провела большим пальцем по бусине, возвращая внимание к камню.
— Он красивый.
— Я часто находил их на дне речных русел возле своей деревни, — сказал Себиан. — Продавал на пристани за хорошие деньги. Мать почти всегда ловила меня, била по лицу и отбирала монеты за то, что осмелился покинуть деревню.
— Нарушитель правил, — я могла это уважать. — Всё детство ты провёл там?
Он кивнул.
— Чтобы добраться до пристани, надо перелететь через горную цепь, окружающую долину. Возможно, именно поэтому нас не трогала война. До того дня, пока отец не решил, что мы отправимся на материк и присоединимся к делу Воронов. Заима любит… любила эти камни.
Любила.
Любила…
То, что он говорил о ней в прошедшем времени, могло означать только одно — её больше нет. И это не должно было влиять на меня так сильно, замедляя радостное биение в груди. Не сегодня, не в тот день, когда я наконец оказалась среди такой живой суеты.
Я обернулась к барбакану11, полная нетерпения идти дальше, открывать новое, ощущать. Лавки. Конюшни. Таверны. Столько ещё нужно было увидеть!
— Сколько месяцев занимает дорога в Ланай верхом? — спросила я.
— Верхом? Неделя? Две? Пятнадцать? — Себиан пожал плечами. — Не знаю. При хорошем юго-западном ветре и с минимумом сна я добирался туда за пять дней.
Пять дней…
Стекло ринулось в самые кончики пальцев, покалывая под ногтями. Каково это — быть настолько свободным? Настолько свободным, чтобы достичь самых высоких гор и скользить над широчайшими океанами, отправляясь куда пожелаешь? В который раз я ощущала к Воронам не презрение, а…
Зависть.
Звонкий детский смех заставил меня поднять взгляд к боевому ходу на стене. Там стоял маленький мальчик, краснощёкий и сопливый, вцепившись в деревянные перила. Он всё сильнее всхлипывал, чем крепче упирался в ладошки, толкавшие его в спину.