— Одна из лошадей, мэм, — послышался голос солдата снаружи. — Хромает после того, как сорвала подкову.
— Снова? — с возгласом и лёгким взмахом руки она вновь захлопнула окно, явно страдая от головной боли, прижимая два пальца ко вискам. — Это путешествие невыносимо.
Наконец-то мы с матерью сошлись в одном.
— Я выйду на свежий воздух.
Возможно, впервые в жизни леди Брисден не заперла меня в карете приказом и не читала лекций о том, как осенний воздух переносит белую чуму. О, моя бедная мать, должно быть, действительно устала. Две недели притворства, что меня нет, не могли быть легкими, сидя прямо напротив меня.
Не теряя времени, я подняла подол платья и направилась к концу кареты.
— Открой.
Деревянная дверь опустилась вниз, образуя короткую лестницу, и на лицо легла мягкая морось. Несмотря на тёмные облака, покрывавшие унылое небо, я прищурилась на внезапную яркость после часов, проведённых внутри.
— Дайте лошадям воду и сено. Пусть хозяин гостиницы подготовит комнаты для её милости, — капитан Теолиф сместился в седле своей кобылы, волосы сбриты коротко, как и усы на лице. В наши дни ни один черноволосый человек не носил их с гордостью.
— Стражи дома! Останьтесь рядом с леди Галантией!
— О, эти колени меня убьют, — пробормотала Риса позади, осторожно спускаясь по ступеням на шатких ногах. — Твоё платье утянет грязь, Галантия. Лучше оставаться в карете, не подхватив кашель здесь.
— И как я бы выжила? — я обхватила её руку, чтобы помочь. — Чёртова морось, но мне нужен момент свободы.
Ради себя или матери — не скажу, но я сразу повернулась к команде из шести серых лошадей, фыркающих клубами пара в холодном воздухе. Два солдата следовали за мной, охраняя жизнь, а Риса — напоминать о сохранении моей, чёрт возьми, добродетели.
Повернув налево, я шла вдоль неровной линии забора, его грубые рельсы скользили под пальцами.
— Где все?
— Наверное, сидят у сухого очага внутри, — запыхавшись, сказала Риса, забыв про старые колени, даже солдаты не могли идти так быстро. — Куда ты идёшь?
— Куда угодно.
Куда угодно, лишь бы не в Тайдстоун с этими толстыми стенами, которые я никогда не покидала. Я хотела увидеть, как пьяница выходит из таверны, как человек торгуется с купцом за экзотические товары, как женщина громко ругает мужа. Я хотела увидеть всё то, о чём только слышала шёпот служанок!
Когда сквозь морось раздались крики и гул, я остановилась.
— Ты слышала? Там, за часовней, шум.
Я шла вдоль каменного здания, но толпа деревенских появилась лишь когда я обогнула апсиду4 сзади. Мужчины, женщины и дети собрались полукругом перед деревянной платформой, примыкающей к зданию, с двумя деревянными столбами и поперечиной.
Виселица.
Пульс бился у меня в ушах, заглушая жалобы Рисы о том, что это неподходящее место для леди.
— Они повесят кого-то? Здесь? Сейчас?
— Здесь виселица ни к чему, мэм, — подошёл охранник, расчищая мне путь среди худых лиц, пока наконец не показался человек, который яростно опускал кнут. — Ни к чему для таких, как она.
Волосы на руках вставали дыбом с каждым молчаливым ударом, без единого треска в воздухе. Только звон металлических крюков, прикреплённых к падению, который ударял и рвал спину женщины, раскинувшейся на платформе, платье в крови и лохмотьях.
— Ведьма Ворона! — закричал мужчина во всё горло. — Её нужно сжечь!
Кровавые пальцы впивались в деревянный пол, женщина пыталась поднять избитое лицо и издала оглушительный крик в сторону толпы.
— Я не Ворон!
— Волосы чёрные, как у этих ублюдков! — закричала женщина, стоявшая ближе всего к помосту. — Она Ворон. Я видела эту ведьму вчера в полях, она портила наши посевы, морила нас голодом!
— Это не пра… ааах! — ещё один удар кнута. — Единственное, в чём я виновна — это в том, что родилась с чёрными волосами! О, пожалуйста… пожалуйста… по-а-ааааа…
Холодный ужас пробежал по моей спине, и лопатки сжались.
— А если она не Ворон? — подумала я вслух.
Когда на помост поднялись мужчины с копьями и толпа заревела ещё громче, страж рядом со мной положил руку на эфес5 меча, хотя его расслабленная поза не выдавала никакой немедленной опасности.
— Тогда она докажет это, — сказал он.
— Докажет как? Её уже выпороли до полусмерти, — сказала я.
— Чтобы проявилась её форма, — пробормотала Риса, дёрнув меня за руку. — Галантия… твоя мать не хотела бы, чтобы ты это видела.
— Почему? Боится, что у меня катаракта появится? Кажется, ничто никогда не… — Вдруг онемение прокатилось по моим конечностям, когда двое молодых мужчин несли кипящий котёл за длинные ручки и подняли его высоко над женщиной. — Конечно же, они не…
Кашляющий крик смешался с брызгами воды, когда она ударила по спине женщины. Пар клубился в воздухе, но едва скрывал, как женщина дергалась и тряслась на земле, как горячая вода смыла кровь, оставив розовое пятно на дереве, пока все это не начало капать в грязь.
— О, боги… — прошептала я. — Сколько ещё мучений ей нужно пережить, чтобы доказать свою невиновность?
— Даже до того, как король Барат атаковал город Валтариc, детей Воронов учили выносить сильную боль, — объяснила Риса. — Им объясняли, как скрывать, кто они, как можно дольше, если придёт война.
— Пожалуйста, — снова умоляла женщина, голос её был хриплым. — О, пожалуйста… помилуйте…
— Она не Ворон, — произнесла я, а затем чуть громче, чтобы страж услышал. Чтобы страж вмешался в это… злодеяние. Ни одно существо не выдержало бы этого, чтобы скрыть свою тёмную природу. — Она не Ворон.
Ещё один удар кнута. Металл впился в плоть, вырывая новый крик из женщины, вместе с каплями крови — и, возможно, кусочками плоти — которые окрасили помост в багровый цвет.
И тогда это произошло.
Облако теней и перьев вырвалось с помоста, оставив после себя лишь пять чёрных птиц. Они каркали и визжали, хлопая согнутыми крыльями и шатаясь. Одна выпрямилась на ногах, оттолкнулась от помоста и взмыла в воздух…
Пока серебряное железо копья не пронзило её тело и не вонзилось в дерево, прижимая умирающую птицу. Её крылья дрожали вечные секунды, затем затихли. Ещё копья с глухим стуком вонзались в дерево. Четыре ещё, чтобы точно пронзить остальных борющихся воронов.
Пульс колотился в горле от этой резни, а когда толпа впала в хаос, он взорвался в голове. Мужчины проталкивались через массу людей, женщины протискивались локтями. Все пытались забраться на помост. Некоторые вырывали копья из рук мужчин и убегали, только чтобы их сбили. Другие хватали пронзённых воронов, тянули до тех пор, пока птицы не разорвались на перья, обнажая висящие внутренности.
К горло подкатила тошнота.
— Что здесь происходит? — воскликнула я.
— Вон! — закричала Риса. — Выводи её отсюда.
Страж схватил меня за руку, оттаскивая от хаоса, пока я оглядывалась через плечо. И там, под помостом, сжался мальчик. Тени скрывали его лицо, испачканное грязью, но не яркую белую улыбку. Пока она не исчезла среди чёрных перьев, когда он куснул одну из мёртвых птиц.
Глава 3

Галантия
Наши дни, деревня Ларпен
Я уставилась на жареную птицу, оставленную девушкой из кухни на столе в моей комнате всего мгновение назад, на которой она так аккуратно разложила припорошенное солью и перцем мясо на подушке из красной свеклы, что это вызывало тошноту.
— Ты, должно быть, шутишь.
Риса нахмурилась, оценивая крошечную птицу, а потом просто пожала плечами.
— Она слишком мала для ворона, значит, это, наверное, перепелка.
Наверное…
Мой желудок сжался.
— Даже если бы она была размером с воробья, я бы всё равно не тронула её.
Я отвернулась, прислонилась к оконной раме и уставилась сквозь толстое стекло на горы, над которыми солнце поднялось несколько часов назад.
— Как они могут есть то, что совсем недавно выглядело как человек?
— Наверное, потому что после ощипывания и жарки она выглядела вполне как курица, — сказала Риса, отходя от деревянной ванны, в которой я купалась раньше, и мою кровать. — Люди голодают, Галантия.
— Я знаю. — Я отвернулась от окна, прижимая руку к животу из-за внезапной боли. — Чёрт побери. С едой не связано, но я не должна так плохо себя чувствовать. Она была Вороном.
Злая. Порочная.
Причина опустошённых полей, голодающих подданных и почти двадцати пяти лет кровопролития и вражды. Всё ради Ворона, который похитил и изнасиловал невесту короля Барата, нарушив веру людей самым отвратительным образом.
Я провела рукой по волосам, снова гладким после того, как кудри смылись, вспоминая, как отец погладил меня по голове после того, как я убила того Ворона-мальчика. Принца, которого, как оказалось, всё же держали в наших подземельях по причинам, о которых я никогда не осмеливалась спрашивать.
Хотя это не имело значения.
Если бы я родилась мальчиком, я бы сама охотилась на этих Воронов, снова радуя отца. В тот день колокола звонили для меня, и я не позволю этим неприятностям вытеснить воспоминание о их звоне.
— Вороны — злые паразиты, которых нужно сжигать, как тех, что расползаются по нашим полям, — сказала я, выпрямляясь с новой решимостью. — Один мёртвый Ворон — на одного врага меньше на поле боя для наших солдат.
Момент тишины, а затем…
— Я же говорила, не смотри, — строгий комментарий Рисы привлёк моё внимание к её нахмуренному взгляду на вспотевшие, мятые простыни на моей кровати, которые она разгладила ровными движениями руки. — Но ты не послушалась, и теперь всю ночь ворочалась.
— Потому что ты храпела. Действительно, это стало чрезмерно громко за годы. — Я подошла к очагу, где в железной корзине, разогреваясь в углях, лежали мои глиняные бигуди, уже надевая туфли, ожерелье с драгоценным камнем и зелёное шелковое платье с излишком оборок, шнурков и люверсов6. — Со мной всё в порядке, а ты слишком суетишься.