Длинными шагами я поднялся по лестнице и прошел через большой зал, где стены уже украшали к свадьбе. Гирлянды переплетённых веток свисали с балок, в них были вплетены мох, полоски коры, хвоя и другой материал для гнёзд. Слуги сидели кучками у столов, щебеча и вплетая чёрные перья в украшения, некоторые выдёргивали белые из тушек гусей.
Большинство летных отверстий в этой части уже запечатали, так что мне пришлось пройти по коридору до двустворчатых дверей в покои Галантии — прямо напротив Малира. Я бросил взгляд через плечо для осторожности, хотя Воронам было всё равно, кто с кем спит, людям же…
За дверью в нос ударил знакомый запах жимолости. И лемонграсса. Потому что Малир стоял, облокотившись плечом о каменный проём, нога закинута на ногу, а в пальцах — тёмно-фиолетовая слива, словно он забыл, что её едят. Он украдкой наблюдал за Галантией.
— Видел, как Оливар готовил твоего мерина, — тихо сказал я, подойдя к нему. — Куда держишь путь с утра?
Он протяжно выдохнул и наконец надкусил сливу.
— Вокруг да около. Бесконечные круги по лесу. Будто слушать прошения моих людских вассалов не так же утомительно, только в седле. — Он скользнул взглядом по моей отполированной кирасе с меховой подкладкой и приподнял бровь. — Почти что выглядишь как лорд.
— Почти, — ответил я. — Я веду Галантию к западным утёсам на день.
— Сегодня? — Его внимание вернулось в комнату, к Галантии. — Мм… Я почти забыл.
Я проследил за его взглядом: она осторожно проводила щёткой по редким прядям волос на искалеченной стороне головы Тжемы, та сидела на табурете перед зеркальным шкафом. Галантия ногтем отделила прядь на её сморщенной коже и перебросила чёрные волосы на повреждённую половину лица. Потом собрала их, заплела и закрутила в пучок, закрепив шпильками.
— Королева Тарамия носила причёску так после того, как муж отрезал ей ухо за измену, — сказала Галантия, вплетая бирюзовую ленту в косу и вытягивая прядь, чтобы она мягко падала на повреждённый глаз. — Немногие знали, что сделал с ней король, так что придворные дамы начали заплетать волосы так же, и это стало модным.
Тжема подняла руку к лицу, замялась, потом провела пальцами по расплавленной коже.
— Люди всё равно видят шрамы.
Галантия отложила щётку.
— Для тех, кто любит тебя по-настоящему, они будут невидимы.
Рядом со мной Малир чуть заметно пошевелился, его челюсти напряглись, будто он не знал, какое выражение выбрать. Удивило ли его это? То, как Галантия своей добротой старалась помочь изуродованной девочке почувствовать себя красивой, пусть всего на день? Наверняка. И вряд ли я мог его в этом винить.
Не то чтобы он раньше пытался разглядеть за избалованной, самовлюблённой пленницей заботливую и любознательную душу. Если он наконец увидел её сейчас, мне стоило бы радоваться. Так почему же я сжимал зубы? Потому что не знал, могу ли этому доверять. Потому что он подарил ей браслет, не имевший никакого значения.
Есть ли у его ануа нездоровая страсть к блестяшкам? Конечно. Но чёрт возьми, не пуговицы же…
Малир развернулся на каблуках и бросил на ходу:
— Зайди ко мне в библиотеку перед отъездом.
Когда он вышел, я шагнул в комнату, встретившись глазами с Тжемой в зеркале.
— Клянусь богиней и всеми её звёздами, кто эта ослепительная юная леди, леди Галантия?
Тжема повела плечами, бросив на меня виноватый взгляд, когда поднялась и медленно развернулась, показывая причёску.
— Галантия сделала мне волосы, как у королевы.
— Вот как? — я подошёл ближе и слегка потянул за ленту, проверяя её. — Каждый мальчишка-Ворон в Дипмарше решит, что вы связаны, и повырывает себе перья от ревности.
Галантия засияла на меня, будто я только что спас котёнка с дерева, и беззвучно прошептала «спасибо».
«Что угодно, лишь бы ты смотрела на меня так», — ответил я ей одними губами. Она, разумеется, нахмурилась, но я лишь подмигнул и вернул внимание к Тжеме.
— Сможешь найти для Галантии перчатки? Самые тёплые, какие попадутся, и тяжёлый плащ. На улице адски холодно.
Когда Тжема убежала, я взял Галантию за руку. Одним рывком притянул к себе, прижал к груди, провёл ладонью вниз вдоль изгиба её бедра, сжимая плоть сквозь меховую ткань платья. Подобрал подол и скользнул пальцами между её бёдер, поглаживая её щель, наслаждаясь тем, как участился её пульс.
Она откинула голову набок, глаза дрогнули и закрылись вместе с приглушённым стоном.
— Что ты делаешь?
— Проверяю твоё платье, — прошептал я к жилке на её шее, чувствуя пульсацию под кожей. — Хочу убедиться, что оно достаточно тёплое.
Её улыбка коснулась уголка моих губ, когда она повернула голову и посмотрела на меня снизу вверх своими прекрасными карими глазами.
— Она скоро вернётся.
Мой взгляд скользнул к её губам — в который раз. И в груди закрутилась спираль желания, улетевшая прямо в живот. Она хотела поцелуя. Хотела его много раз. Я тоже… но…
Я не должен. Я не могу. Это неправильно.
— О, милая, я могу быть очень быстрым, даже не стараясь, — я схватил её за бёдра, поднял и отнёс к столу у окна, что выходило в сад Малира. Подсвечник. Пергамент. Цветы. Одним движением руки я смахнул всё это на пол и усадил её на столешницу. — Ты больше не фертильна.
— Ты ведь знаешь, — прошептала она, обвивая мои бёдра и притягивая меня ближе между её нетерпеливыми ногами. — Ведь я проснулась от твоего языка между ними.
— Потому что ты, чёрт возьми, восхитительна на вкус, — я быстро расстегнул перед бриджей, достал член и вошёл в неё с общим стоном. — Блядь, как же хорошо… такая влажная. Такая тугая.
Она дразнила меня, вынуждая двигаться быстро и грубо. Обычный утренний трах — быстрый, мимолётный, пустой. Таких у меня были сотни, по всему замку, с любой здоровой самкой, готовой приподнять юбки.
Кроме Галантии.
Я уронил лоб к её лбу, не двигаясь — ни вперёд, ни назад, просто наслаждаясь моментом, ощущением, что я внутри неё. Близостью. Смешанным запахом наших тел. Тем, как наше дыхание сливается в едва заметном промежутке между дрожащими губами.
Связь.
Интимность.
То, чего я так давно себе не позволял. Моё тело жадно впитывало это, пропускало в самую глубь костей, пока тепло не разливалось в центре — ленивое, томное. Но и это было неправильно. Что я мог сказать? Я должен был сдохнуть в ту ночь нападения… но не сдох. И теперь живу до боли, жажду всего того, что делает каждый день ожидания мести хоть чуть более терпимым.
Я обхватил её затылок, повернув голову так, чтобы вены на шее оказались прямо под моими губами. Следующий толчок совпал с поцелуем, который я оставил у основания плеча, медленно двигаясь к мочке уха. Я мог дать ей хотя бы это. И мне нравилось, как она дрожала в моих руках — и только в моих.
Сейчас она была моей.
По крайней мере, так я внушал себе, двигаясь в ней, притворяясь, что она действительно может быть моей, что я заслуживаю такое сокровище, как пара.
Но тут быстрые лёгкие шаги застучали по каменным плитам.
Я вышел из неё, поспешно пригладил её юбки и отвернулся.
Я всё ещё боролся, заправляя стояк обратно под кожу брюк, когда Тжема весело воскликнула:
— Дарьен сплёл мне самый тёплый плащ! И я нашла хорошие, тёплые перчатки!
— Я же говорила, — прошептала Галантия, соскальзывая со стола и оборачиваясь к девочке, чтобы принять вещи. — Спасибо. Это как раз то, что нужно.
Я провёл пальцем по её пояснице.
— Одевайся и иди в конюшни. Малир хочет поговорить со мной, но я встречу тебя там.
По её кивку я развернулся и зашагал прочь, тихо выскользнув из её покоев обратно в коридор. Если мы покинем Дипмарш в течение часа, то доберёмся до побережья до восхо…
Я замер как вкопанный, ровно между дверями в покои лорда и леди.
— Что за странное место для встречи.
Сиси как раз прикрывала за собой дверь в комнаты Малира, когда её глаза нашли мои. На губах — насмешливая, капризная улыбка.
— Я могла бы сказать то же самое. Но полагаю, хорошо, что у нас обоих достаточно благоразумия, чтобы помнить об осторожности.
Последнее слово повисло в воздухе, пока я смотрел, как она скользит по коридору в зелёном шёлковом платье. Один локон, выбившийся из причёски, подозрительно болтался меж её лопаток. Год. Целый год она трясла грудью и строила глазки Малиру — и теперь ей удалось пробраться в его комнаты? Сейчас?
Я пересёк последние шаги до дверей Малира. Никогда не считал нужным стучать — и уж точно не собирался начинать. Вошёл сам, захлопнул дверь за спиной, прошёл через библиотеку и направился прямо к столу, за которым он сидел.
— Я встретил Сиси в коридоре, — сказал я, падая в кресло у окна. Даже на мой слух голос прозвучал ядовито. — Что она здесь делала, выходя из твоих покоев на рассвете?
Малир даже не удостоил меня взглядом, лишь продолжал вести пером по пергаменту, выводя изящные буквы.
— Играет в политику. С каких это пор тебя волнует, какие женщины входят и выходят из моих покоев?
Я глубоко вдохнул, вбирая запахи, что впитались в его одежду для верховой езды, в волосы, во все углы комнаты. Лемонграсс. Кожа. Пергамент. Воск. Чернила. Лепестки роз. Что бы он там ни делал с Сиси, он её не трахал — ни малейшего следа её запаха. Да и вообще — не было на нём ни одного намёка на женщину. Ни на Сиси. Ни на Лорн.
Только на Галантию.
Я не знал, что с этим делать, поэтому просто сказал:
— С тех пор, как у тебя появилась невеста.
Я дал себе слово — защищать Галантию, от его теней, от худших его настроений, от всего этого. Что-то здесь было не так…
Малир хмыкнул, медленно покачал головой, макнул перо в чернильницу и продолжил писать.
— До меня дошёл слух, что моя невеста трахается с моим лучшим другом. Сомневаюсь, что ей бы разбило сердце, если бы я завёл любовницу.
У меня сжались кулаки — именно этого я и боялся. В ночь кьяр? Богиня, помоги ей… Сердце Галантии спотыкалось о каждое шёпотом данное обещание, о каждое ласковое прикосновение между ними, о каждый круг, что их ноги вытаптывали на траве. Для девушки, которую заперли, обменяли и в конце концов бросили, — хватило бы одного поцелуя, которого она так жаждала, чтобы влюбиться, чтобы вручить сердце Малиру.