Он отстранился, дрожа, лицо скрыто тенью при слабом свете камина, тихо прошептав:
— Я не Себиан.
Я не могла сказать, было ли это предупреждением или извинением, но тело дрожало и от страха, и от предвкушения.
— Я знаю.
Его рука скользнула с двери на плечо и на завязки рубашки, резко дернув, открывая ткань, прежде чем он провёл пальцем по своему знаку на моей груди.
— Я не нежный. Когда-то, возможно, был, но теперь — нет.
И это я тоже знала.
Это было причиной, по которой я пришла.
Я посмотрела ему в глаза.
— Я не хочу нежности.
Его взгляд пылал, пожирая меня с каждой секундой. И в следующий миг его губы вновь обрушились на мои, грубо, властно. Малир целовал меня, втягивая в себя мою нижнюю губу, пока не прикусил её.
Я потрясенно ахнула от смеси боли и удивления от резкого укола и солоноватого привкуса крови. Малир застонал прямо мне в губы, дыхание его участилось, распространяя густой аромат металла между нами. Его руки скользнули к моим бёдрам, впиваясь пальцами в ткань, пока он рвал подол моей рубахи, собирая её всё выше.
Не отрываясь от моих губ, он поднял меня, легко подхватив за бёдра, и понёс через комнату, не сделав ни единого неверного шага. Мир качнулся, и я ощутила, как спина утонула в мягком ложе его чёрных подушек и покрывал. Его бедра втиснулись между моими, позволив Малиру одним движением твердого члена коснуться моего влагалища, прежде чем он отстранился, позволив нашему поцелую растаять, когда присел на корточки.
Его ладони легли на мои бёдра, и в тот же миг он резко перевернул меня на живот. Следующее мгновение — обхватил рукой мое горло, заставляя выгнуться, подняться на колени, пока моя спина не ударилась о твёрдую опору его груди.
— Сними это, — прорычал он у самого уха, другой рукой поднимая ткань рубахи. — Не заставляй меня ждать. Моё терпение иссякло задолго до того момента, как ты наконец пришла ко мне.
Ты пришла ко мне.
Эти слова, однажды произнесённые Малиром в ночь, когда мы заключили помолвку, теперь эхом отозвались в моей голове. Пальцы дрожали, но я судорожно вцепилась в ткань, срывая рубаху с плеч, торопливо стягивая её через голову и вынуждая его отпустить моё горло. Он ждал меня? Но… зачем?
— С каких пор? — сорвалось с моих губ.
Его ладонь снова стиснула моё горло, наклоняя голову так, чтобы обнажить шею. Зубы скользнули вдоль натянутого сухожилия, оставляя горячие прикусы.
— Дольше, чем ты можешь себе представить, маленькая белая голубка.
Веки дрогнули, опускаясь, — слишком сильные спазмы отзывались между моих бёдер от каждого его укуса. Перед закрытыми глазами вспыхнула сцена в лесу, в тот день, когда меня захватили.
Я подумываю увести её прямо в свои покои.
— В тот день, когда ты впер… ах! — я вскрикнула, когда другая его рука стиснула мою грудь, мучая плоть болезненно жёстким хватом, пока соски не затвердели. — С того дня, как Себиан привёл меня в тот лес, когда ты впервые уви…
Его пальцы сомкнулись на моём горле, перерезая слова вместе с дыханием. Воздух исчез, и тёмная пелена разлилась по краям зрения, мысли рассыпались. Он зарычал в ухо:
— Дольше.
Я забилась, извиваясь, царапая его руку, чем сильнее наливалась боль в голове и жгли мышцы. Но лишь когда руки бессильно обвисли по бокам, а спина выгнулась в последнем порыве, когда мир почти провалился во тьму, его удушающая хватка ослабла.
Я втянула воздух так глубоко, будто он сразу ворвался мне в голову, прежде чем стремительным потоком разлился по телу, вызывая дрожь и покалывание.
— Это не имеет никакого…
Пальцы Малирa снова сомкнулись но моем горле. По краям зрения заплясали чёрные и белые точки, а его пальцы внизу продолжали круговой ритм на моей киске.
— Ты не видела меня, но я видел тебя, — прошипел он. Два его пальца сомкнулись с обеих сторон моего клитора, растягивая, сдавливая, дразня, пока он не превратился в тугую, болезненно-сладкую точку — смесь удовольствия и паники, в то время как я вновь металась в его руках. — Приди ко мне, сделай ещё один шаг… — умолял я тогда, прячась в кустарнике у утёсов, с пальцами, сведёнными от ярости, готовыми сомкнуться на твоём горле.
Он резко отпустил, позволив мне вдохнуть — лишь один короткий глоток воздуха, прежде чем хватка вновь сомкнулась. Его пальцы обвели мой вход, смазываясь, прежде чем перенести влагу на клитор, барабаня и дразня, вращаясь с идеальным давлением, пока грани освобождения не замерцали в мире, который потемнел вокруг меня.
— Теперь я, наконец, обвиваю пальцами твою маленькую шейку, но, кажется, — прорычал он у самого уха, — не могу сомкнуть их достаточно крепко, чтобы прикончить тебя. Ты должна была умереть от моей руки десятки раз. Но почему нет, а? Почему я все еще этого не сделал?
Взрыв воздуха ворвался в лёгкие в тот же миг, когда он надавил на мой клитор. Меня вышвырнуло за грань, прямо в судорожные спазмы оргазма. Мышцы сжались, лоно стиснуло его пальцы. Я сорвалась на хриплый, рваный стон, который вновь отбросил меня в темноту — прежде чем, с очередным полным вдохом, мир вернулся ярче, острее, насыщеннее. Боги, ещё никогда не было так… невыносимо сильно.
— Я скажу тебе почему, — выдохнул Малир у моего уха, так, будто сам задыхался рядом со мной. Его ладонь сжала мой подбородок, разворачивая моё лицо, заставляя встретиться с ним взглядом. — Потому что ты — моя белая голубка. Безумно прекрасная. Идеальная до боли… потому что я могу душить тебя до самой грани обморока — и всё же заставлять кончать ещё сильнее.
Его рука переместилась на мою щеку, два пальца скользнули в мой рот, увлажняясь. Медленно и томно Малир взял их в свой рот, посасывая, прежде чем его губы сомкнулись на моих, накрывая поцелуем. Его вкус вытеснил остальное, позволив всему исчезнуть, кроме чувственного скольжения губ и страсти, бушующей в жарких вдохах между нами.
А потом его вторая рука снова легла на моё горло, и поцелуй оборвался влажным шлепком. Малир вдавил моё лицо в чёрное море бархата и собольего меха.
— Только попробуй, блядь, пошевелиться.
Холод сомкнулся вокруг моих рук, вытягивая их из-под тела, и в груди дрогнула тревога. Только его тени могли так оплести меня ледяными щупальцами, заставляя заломить руки за спину. Там они и удержали, связав, обезоружив, лишив меня возможности сопротивляться.
Когда Малир обхватил меня за бёдра и приподнял ягодицы в воздух, я тревожно метнулась взглядом через плечо, пытаясь понять. Что он собирался сделать? Что замыслил? Неужели снова возьмёт меня… в задницу, как уже делал прежде…
Шлёпок.
Жар разлился по коже от удара, и в тот же миг Малир дёрнул за мои волосы, заставив голову запрокинуться, а тело выпрямиться — прежде чем вдавил лицо обратно в меховые ворсинки.
— Я сказал… не… шевелиться.
Мои тяжёлые, рваные вдохи ломались о мягкий соболиный мех, разогревая его под лицом. В тишине раздался резкий скрип — шнурки, протянутые сквозь люверсы, натянулись. За ним — шуршание ткани, трение хлопка о хлопок, глухой шепот меха под его коленями. И плевок. Тёплая влага упала на основание моего позвоночника и, медленно стекая вниз, коснулась анального отверстия, заставив мышцы судорожно сжаться.
— Могу сказать, ты снова жаждешь мой член в своей заднице. Иначе зачем этой маленькой дырочке так сжиматься? — смешок Малира сопровождался ощущением, как его пальцы проводят по влажной капле слюны, распространяя ее ниже, смазывая мой вход. — Нет, я знаю, чего ты на самом деле хочешь. И ты примешь меня туда без жалоб, позволишь мне трахать тебя, как подобает послушной маленькой шлюшке. Вот ты такая, когда никто не видит сквозь шёлк и теневую ткань, в которые я тебя облачаю. Моя маленькая жена-шлюха, такая блядски совершенная, когда умоляет причинить ей боль. Твои стоны и всхлипы заставили бы саму судьбу покраснеть.
Его член упёрся в мой вход. Одним яростным толчком Малир вошёл в меня со стоном, и резкая боль пронзила тело от вторжения его толстого члена, смягчённая лишь тем, насколько я была мокрой. Слишком остро, слишком сильно — из горла сорвался жалобный всхлип, но тут же был задушен его рукой, стиснувшей моё горло.
Малир рванул меня вверх за горло так, что связанные руки вжались в его горячую грудь, и проложил зубами дорожку от моего подбородка к уху.
— Ты и Себиана сжимаешь так же крепко? — прохрипел он. — Тогда не удивительно, что он так прикован к твоей пизде.
Он откинул бёдра назад, чтобы вновь вогнать себя одним резким толчком, одновременно притягивая меня за горло на свой твёрдый член.
— Богиня, помоги… Я не выдержу и десяти движений, настолько хорошо ты сжимаешь меня.
Следующие толчки стали резче, быстрее. Его бёдра срывались в движении с одержимой, почти безумной яростью, пока зубы впивались в линию моей челюсти между рваными вдохами. Пальцы то сжимали, то отпускали мою шею в хаотичных интервалах, отправляя сознание в одурманенный, полубессознательный вихрь. Каждый раз, когда он давал вдохнуть хоть крошку воздуха, кислород рвался в лёгкие, разливаясь по всему телу тысячью искр и вызывая безжалостный, пульсирующий голод в клиторе.
Не было ничего нежного.
Ни в яростных толчках его бёдер, врезавшихся в меня. Ни в том, как зубы вгрызались в мою кожу, оставляя синяки. Ни в том, как сведённые плечи ныли под хваткой теней. И всё же мой живот сжимался от желания, заставляя сильнее прогибаться в спине, уговаривая тело извиваться навстречу. Потому что это походило на любовь.
Жестокую. Проклятую. Больную.
Но любовь.
Бёдра Малира дёрнулись, и всё его тело застыло, пока дёргающийся член был глубоко во мне, давая лишь долю секунды на предчувствие, прежде чем его ладонь с громким шлепком обрушилась на мой клитор.
— Я должен бы выпороть тебя за то, что заставляешь меня желать тебя так сильно. За то, что лишаешь меня сна. За то, что заставляешь мой член дергаться, чрезмерно желая кончить, как гребаного неопытного юнца. —